Если бы ты изменился

      Он сидел на ледяном полу темной камеры, согнув ноги в коленях и опустив на них голову. Некогда прекрасные светлые локоны спутанными прядями спускались на плечи, белая кожа приобрела болезненный оттенок, а под потускневшими глазами залегли глубокие тени.       Три года. Именно столько времени прошло с тех пор, как Геллерт Гриндевальд оказался в тюрьме. В своей собственной тюрьме, не уставая поражаться всей иронии судьбы.       Дверь отворилась, луч света из коридора словно разрезал мрачную комнату на две части. Маг не поднял голову.       Темный силуэт на несколько секунд замер на пороге. Закрывая за собой дверь, еще достаточно молодой, со светло-каштановыми локонами, отливавшими рыжиной, и кристально голубыми глазами, мужчина медленно подошел к магу. В его взгляде больше не было ни злости, ни ярости. Только разочарование. Такое безнадежное разочарование и тихая грусть. - Геллерт, - маг, до этого не подававший признаков жизни, с усмешкой поднял голову. - Пришел?.. - в голосе Гриндевальда сквозь напускное безразличие и некоторую веселость, мужчина отчетливо различил холодную обиду. И горечь. Что-то надломленное читалось в его взгляде, в его позе и в том, как отчаянно он старался скрыть свои эмоции за мертвой маской. - Пришел. - Зачем? - почти с яростью прошептал волшебник. - Не мог не прийти. - Ты врешь, Дамблдор. Ты всегда врешь! - со смехом отвечал Гриндевальд. И смех его был похож на хохот безумца. Мужчине стоило больших усилий не вздрогнуть всем телом. - Зачем ты так, Геллерт? - тихо спросил он.       Голос Гриндевальда резко оборвался на высокой ноте. Секунды полной тишины: было слышно как в углу камеры с потолка капает вода, скапливаясь в небольшую лужу на полу. - Три года, Альбус. Я ждал три года, - тихо прошептал маг.       Дамблдор не ответил. Он начал медленно подходить ближе, осторожно ступая по полу, словно боясь спугнуть волшебника, вновь уронившего голову себе на колени. Подойдя вплотную к темному силуэту, он опустился рядом и рукой неуверенно провел по спине мужчины, чувствуя легкую дрожь от касания.       Что-то внутри сломалось.       Сил на какие-либо слова больше не было, хотелось лишь сидеть здесь, рядом с этим замершим телом и не давать ему замерзнуть еще сильнее. Хотелось шептать какие-то глупости, водить рукой по спутанным прядям, лишь бы чувствовать эту дрожь. Геллерт вновь поднял голову.       Дамблдор смотрел на профиль мужчины, чувствуя худое плечо, прижимаясь к нему, все еще продолжая легко касаться спины старого друга, и понимал, что если тот сейчас повернется, если только на мгновение заглянет в его глаза, что-то навсегда изменится между ними. Он так боялся этого. И так желал. - Ты прекрасно знаешь, что уже ничего не вернуть. Слишком много ошибок было допущено, как с моей, так и с твоей стороны. - спокойно заговорил Гриндевальд.       Дамблдор грустно усмехнулся и быстро, словно боясь передумать, чуть наклонился, касаясь сухими губами холодной щеки, чуть проводя кончиками пальцев по острой скуле. - Мне жаль, Геллерт, - шептал он. И снова, на выдохе, чуть слышно, непроизвольное и непозволительно откровенное, - Как же ты красив... И скорее почувствовав, а не услышав судорожный вздох, он резко встал, торопливо пересек камеру, оборачиваясь уже у самой двери. - Если бы я только мог помочь тебе...       Геллерт медленно повернул голову и посмотрел на Дамблдора. В его глазах плескалась холодная насмешка. - Ты ничего не можешь сделать, Альбус, - произнес он все тем же безжизненным голосом. - Если бы ты изменился хоть немного, это был бы уже не ты, - он приподнял уголок губ. - Ты потерял бы то, что делает тебя собой.       И снова секунды тишины, стук капель с потолка. Дверь с грохотом закрылась. «А так я потерял что-то другое».