Талия
Вам когда - нибудь доводилось во сне осознавать, что Вы спите? Вы хотя бы раз в жизни насильно заставляли себя открыть глаза, боясь навсегда погрязнуть во тьме, заполонившей собой каждый дюйм Вашего глазного яблока? Неужели Ваше тело не деревенело от раздающегося в голове удивленного шепота «Ты ведь умерла...»? Почему Вы его не слышали? Или Вы оглохли?! Или это со мной что - то не так? «Умерла.» - Давай, Талия, нужно открыть глаза. Иначе останешься здесь навсегда. Тебе нельзя здесь находиться. Он поможет тебе. Только очнись. Вставай же! - Микки! - крик вырвался из меня прежде, чем я успела приподняться с постели и вдохнуть. Но этот вдох не принадлежал мне. Какой - то другой напуганной идиотке, но никак не мне. А кто я? Кто я теперь? После всех этих испытаний кем я стала? И кем стали мои друзья? А другие полубоги? Неужели обида в их мятежных душах угасла? Разве это может случиться? Тогда почему я столько вопросов задаю самой себе? И почему не почувствовала раньше на себе его взгляд? Его заинтересованный шокированный взгляд. Шокированный - потому что ди Анджело, видимо, не ожидал моего скорейшего пробуждения, а заинтересованный... Скажем так, вчера мне было откровенно плевать на сегодняшнее утро, поэтому я не особо заботилась о своей, так сказать, «пижаме», сбрасывая с себя верхнюю одежду и забираясь под одеяло в одном нижнем белье. А теперь я покрывала матами с ног до головы этого придурка, это чертово одеяло, которое сползло с кровати в момент резкого и неожиданного даже для меня самой пробуждения, эти омерзительные монотонные стены домика Зевса. Я ненавидела себя за рассеянность. Я злилась на Нико. Мне опротивели уже все случайности, из которых и состояла моя жизнь. Но я хотела жить. Впервые мне захотелось задохнуться в этой любви к жизни! - Я... - Что ты здесь делаешь? - мне удалось первой прийти в себя, натягивая одеяло до самого подбородка и бросая на сына Аида яростные взгляды, призывая тем самым озвучить причину сего редкого явления. Он сам пришел ко мне, значит, ему что - то нужно. Мне хватило нескольких дней, чтобы понять, насколько сильно смертные утратили дарованную им от природы человечность. Они не стремились протянуть руку упавшему человеку, такому же существу, как и они сами, боясь как бы его невезение не передалось вместе с этим прикосновением. Они оторваны друг от друга. Забиты в своих же придуманных идеальных мирках. Подавлены. Подчинены Богам. Они уже не верят даже себе, что уж говорить о доверии ко всему человечеству. В их головах горит ярким синим пламенем лишь одна строка «Выжить». И они пытаются следовать этой программе до тех пор, пока наемный лестригон не проткнет насквозь ножом самого светлого, чистого и непорочного представителя из всей этой серой массы. Они живут сказками и считают, что о них всегда будет кому позаботиться, даже не подозревая, что уже завтра этого человека может не оказаться рядом с ними. Это и отличает нас от них. В нас дерьма куда больше, чем в этих слепых тигрятах. Почему именно тигрята? Может, потому, что им от природы даны острые когти и клыки, которыми они с легкостью могут перегрызть глотку своему сопернику, но им это не нужно, потому что они не хотят, боятся, жмутся к матери и желают получить от нее то тепло, которого больше не ощутят за всю свою оставшуюся жизнь? Или, наверное, такое сравнение пришло в мою голову от того, что я сама постепенно становлюсь тигренком и все больше начинаю нуждаться в тепле и заботе? Но мне это не нужно настолько сильно, как воздух! Я все еще Талия Грейс. И я, мать вашу, проживу и без крепких обнимашек и поцелуя в щечку на ночь! - Что тебя тревожит? - «Ты ведь умерла...» - Все хорошо, - я не могла больше смотреть в его глаза и врать. Он бы все понял, а так я выиграла еще несколько мгновений, прежде чем горькая улыбка скривила его губы. Он был слишком близко ко мне, но из - за собственных мыслей я даже не увидела, в какой именно момент позволила себе прикрыть глаза от наслаждения, которое вызвали прикосновения его пальцев к моей щеке. Чересчур близко. Если бы я только могла... - Ты искусно врешь, Грейс, но на меня твой талант никогда не распространялся, - оправдывание своих желаний никогда не входило в список моих недостатков, а на его пополнение во мне еще не скопилось достаточно сил, поэтому я просто заткнусь и полностью отдамся этому поцелую, на который я ответила с всецелой отдачей. Сейчас было можно. В эту секунду можно все. А в следующую я обязательно его оттолкну, не давая наполнять мое сердце ненужными чувствами. Чтобы выжить, нужно оставаться либо бесчувственной тварью, либо ледяным мраморным разлагающимся телом на дне сырой ямы. Парадокс, правда? Чтобы жить, нужно умереть... Нужно оттолкнуть. Грейс, оттолкнуть! Оттолкни же! - Талия, - мои глаза наполнились слезами, которые свидетельствовали о разрушении стены. Я понимала, что в сотый раз восстановить барьер между нашими душами уже не могла. Ди Анджело только уничтожал все, к чему прикасался! Он даже не хотел понять, что именно благодаря этому барьеру мы еще живы! Поэтому сын Аида сейчас и комкал в своей руке часть одеяла, не решаясь переступить эту преграду, но и не думая отступать. Я знаю, что он чувствовал мои слезы, которые скатывались по моим щекам и впитывались в его губы, покрывающие невесомыми нежными поцелуями мое лицо. Ему не требовалось проводить вдоль моего позвоночника кончиками пальцев, чтобы вызвать дрожь в теле. Он осознал, что я беззащитна перед его нежностью. И не просто осознал, но и умело пользовался этим, изредка прерывая поцелуй и проводя по моей нижней губе языком. От этих манипуляций я даже не старалась сдерживать в себе недовольные вздохи и позволяла ему куда больше одного жалкого поцелуя и куда уж дольше нескольких секунд. - Поднимайся, Грейс. Или ты и ужин решила проспать? Тали..? - Черт! Я не должна была позволить этому случиться. Джейсон не должен был..! Он ведь не должен был увидеть меня... и Нико... Да тем более в такой ситуации! Чертов ди Анджело! Защитник нашелся! Не нужно загораживать меня собой! Слышишь, придурок?! Ах, да, я ведь сама с собой говорю. - Джейсон, это... - Я не хочу знать, Талия, что это только что сейчас было. - Жаль, Джейсон. В твоем возрасте пора бы знать о таких вещах, как поцелуи. Хотя я видел, что с этим у тебя и у твоей жены проблем нет. И видел, кстати, не только я. - Замолчи, Нико! - В таком возрасте пора бы научиться выражаться куда более искуснее пятилетней девочки, Джейсон. - За мной! - Ты не представляешь, как долго я этого ждал. - Что происходит? Джейсон, прекрати, - я попыталась встать, но, к сожалению, память и стыд сработали гораздо быстрее и подавили беспокойство, вынудив меня вернуться в исходное положение (сесть на кровать) и сильнее прикрыться одеялом. - Нико. - Мальчику пора выпустить пар. - Ой, откуда этот... Что это? - вскрикнул удивленно Джейсон, чуть ли не лицом припечатываясь к деревянной поверхности дверного косяка, об который он ударился лбом (куда еще расти - то?), в надежде хоть что - нибудь увидеть без своих обожаемых очков. А где очки, кстати? Он хромает? Опять?! - Я тебе потом все объясню. - И это Вы считаете нормальным? Потом все объяснит? Может потом мне будет и не нужно! - Сейчас же, Джейсон Грейс! - Дай мне хоть выгнать Нико, - парировал этот засранец, выталкивая смеющегося сына Аида из домика и отворачивая от меня свое лицо, в котором отразились все оттенки боли. - Мы должны поговорить. - Занимай очередь, ди Анджело. Сначала я вытрясу из него всю необходимую информацию, после чего, возможно, я еще подумаю над этим, разрешу ему поговорить с тобой. - Талия. - Выметайся, ди Анджело! Это семейное собрание. И если твоя фамилия не Грейс, то тебе на нем делать нечего, - говорила я, пока Джейсон выталкивал уже чуть менее сопротивляющегося сына Аида из домика, закрывая перед самым его носом дверь. - А теперь объясняй все, что ты хотел отложить на потом. - Талия, может, ты... оденешься для начала? - А может ты не будешь злить меня? Что произошло? Где эти чертовы очки? Ты опять хромаешь? Я не понимаю, у кого из нас двоих стальные яйца? - Талия, тише. - Я требую достойного ответа, - даже не представляю, на кого из римских деспотических императоров я была похожа, обернув вокруг своего тела одеяло и размахивая правой рукой в разные стороны. Вот только моему дорогому и любимому братику мой новый образ оказался по душе. Во всяком случае, смех выдал его боевое расположение духа. - Смотри на меня, Джейсон. Что случилось? Я спрашиваю, что произошло за время моего отсутствия?Аннабет
- Я готова наорать на него! Ты слышала, что он сказал? Ты слышала этот тон? Я только успела вытереть его лицо, как он набросился на меня с упреками и выкинул полотенце в угол! И опять я оказалась виновата во всем. - Пайпер, прошу, сядь сейчас же. Ты же упадешь. - Ты ведь видела. - Из того, что я видела, можно сделать вывод, что Джейсон приложил все усилия для того, чтобы не обидеть тебя, но... - Вот именно! «Но»! - Маклин, сядь! - Признаться честно, я не ожидала, что Пайпер так быстро подчинится мне, но это произошло, значит, теперь мне оставалось лишь воспользоваться предоставленным шансом. - Посмотри на меня. Пожалуйста, Пайпер, посмотри на меня, - я сжала ее руки в своих и поймала этот разгневанный и одновременно взволнованный, потерянный взгляд. Пайпер всю свою жизнь следовала зову сердца и чувств, когда я отрицала любовь, как нечто прекрасное и необходимое для человеческого существования. В моей жизни был только он. Всегда и во всем я видела рядом с собой лишь Перси. Ни к кому я больше не чувствовала ничего подобного. Я, наверное, вообще ничего не чувствовала до встречи с ним. Да и сколько я могу это повторять? Неужели Вам уже это не надоело и не приелось с годами? - Джейсон был в шоке. Ему следовало бы побыть одному, но ты не дала ему этого. - А ты бы так поступила? Что бы было с тобой, если бы ты увидела, как Джейсон держит над своей головой меч и целится в грудь беззащитного Перси? - Перси никогда не причинит вреда своим близким. Я верю ему. И он не зацепил Джейсона. - Но ты ведь тоже видела. - Да, я видела, Пайпер! Но что я видела? Как Перси опускает руки вниз и проделывает дыру в кровати, заменив периной грудь твоего мужа? Что мы с тобой видели? Что видели все?! Ничего. Они не увидели ровным счетом ничего, потому что поверили собственным глазам, но никак не сердцу. И если бы они только знали Перси. Если бы полубоги могли наблюдать за тем, как расширяются зрачки сына Посейдона в момент безграничного счастья. Но это лишь наш с ним секрет. Наша истина. Тайна. - Он так и не появлялся? - Ему тоже следует побыть одному. - К сожалению, порой до них довольно долго доходит, как мы нуждаемся в минутке уединения с собственным внутренним голосом. Иди сюда, моя хорошая, - безусловно, Пайпер не была бы истинной дочерью Афродиты, если бы не ощущала с одного неполного вдоха создающие невообразимое давление в груди чувства. Их было настолько много, что невозможно было точно сказать, что накрыло меня секундой раньше и из - за чего сердце сжалось в груди, образовав ком горечи в горле. Я была на грани истерики. И она бы несомненно накрыла меня с головой, унося по течению пустых мыслей заодно и мой разум, если бы я не увидела вдалеке мило беседующую парочку. Все было бы ничего, если бы мне не довелось узнать в этом накаченном высоком темноволосом парне (я уже не говорю об отсутствии верхней части гардероба, которую мне пришлось вырывать из рук полоумной дочери Афродиты) Персея Джексона. Кстати, раз уж мы заговорили о богини мудрости, то как раз ее новоиспеченная дочь Крис и была собеседницей Перси. - Эй, даже не смей думать о подобной ерунде. - А ты не смей применять ко мне свою силу. - Я... что сделала? Извини, иногда мне не удается сдержать себя. Это очень тяжело. Особенно если понимаешь, что в голове самой умной дочери Афины возникают настолько тривиальные мысли. - Тривиальные? - я не удержалась от ответного смеха, чем, кажется, обидела Маклин. - Пайпер, подожди. - Аннабет, вам с Перси пора уже поговорить наедине. И без посторонних взглядов, - выпалила она, приостанавливая свое бегство и разворачивая в мою сторону свое лицо. - Весьма сложно будет найти хотя бы минутку свободного времени в расписании героя. - Я знаю, что в твоей голове уже созрел план, Чейз. Уж тебе меня не обмануть, - по ее улыбке я поняла, что мимолетный конфликт «из ничего» исчерпан, чего нельзя было сказать о нравоучениях дочери Афродиты. Конечно же, она была права во всем. Даже в моей идее по освобождению Персея Джексона от всеобщего внимания! - И если ты доверяешь ему, то прекрати уже пялиться на Крис. Эта девочка не соперница тебе, и уж тем более таковой не желает являться. Я доверяю ей, как и каждый полубог Лагеря Полукровок. После всего случившегося это и вправду стало очень затруднительно, но у нас все получилось. Ты ведь все прекрасно понимаешь, Аннабет. Если бы только от моего желания зависило, кому стоит доверять, то Лагерь Полукровок и Лагерь Юпитера перестали бы существовать. Аннабет, ты оторвана сейчас от этого мира. - Мир всегда был одним и единственным, Пайпер. - Когда - то для тебя именно Боги и были олицетворением этого «одного и единственного», - это было последней каплей, которая испарилась со дна моей чаши терпения. А знаете почему? Потому что она вновь оказалась права. И опять во всем! - И сколько счастья ты испытала? - А сколько боли? - Разве тебе не плевать на это, Аннабет? Это уже прошлое. И этот разговор теперь тоже в прошлом. Я только надеюсь на то, что ты сделаешь выводы, - я усмехнулась, но не от восхищения этой великолепной речью (хотя эта речь и тон, твердостью которого дочь Афродиты поражала еще сильнее, и правда были мастерски отточены, видимо, за несколько недель супружеской жизни), а от тех знакомых поучительных нот, которые я уже давно не слышала в собственном голосе. Когда мы успели поменяться ролями? Или это только я растеряла все, чем дорожила долгие... И сколько же лет? - Слишком много терпения Маклин вложила в эту речь, тебе не кажется? - Неужели хотя бы раз в своей жизни я была так безгранично рада встрече с этой своенравной дочерью Ареса? - Полегче, Аннабет. Не нужно обнимать меня так, словно в одну секунду я полюбила щенячьи нежности. - Ты изменилась, - конечно же, я была ошарашена тем, что шорты Клариссы за время моего отсутствия весьма заметно укоротились, облегая до этого тщательно скрываемые женские прелести, майка, оказывается, функционировала уже не в качестве мешка, а пучок на голове элегантно завершал и подчеркивал этот образ обновленной изменившейся Ла Ру. Но ведь это только внешний показатель, который играет в жизни даже смертных лишь незначительные несколько секунд. Или часов. Или дней, недель. Может, даже десятки лет. Все зависит от того, сколько еще у нас хватит терпения, страха и откровенной глупости, чтобы издалека наблюдать за интересующей нас личностью и трястись от опасности привязаться. Ведь как только Вы ощутите даже через расстояние родной смех, от которого Ваша душа затрепещет от счастья, вся внешняя оболочка не будет значить ровным счетом ничего. Вы даже не станете рисовать в своей голове смутный образ, потому что одно теплое слово заменит Вам длинные густые ресницы и пышные вьющиеся волосы. Вы и сами не успеете осознать, когда начнете, подобно искусному мастеру, прислушиваться к каждому звуку, срывающемуся с тонкой натянутой струны. Этой струной для меня всегда был взгляд Клариссы. Какие бы внешние изменения не преобразили этого бесстрашного воина, ничто и никогда не могло изменить ее взгляда на этот мир. - Это все такая мелочь. - Родригесу по душе эти мелочи? - Я была просто в шоке, когда поняла, что Ла Ру не собирается отсечь мне голову за тот предательский румянец, который так неожиданно расцвел на ее щеках. - Сейчас мы говорим не обо мне. - А о ком? - спросила поспешно я, пытаясь сосредоточить свой взгляд исключительно на Клариссе. - Вам необходимо вспомнить молодые годы, Аннабет Чейз, - умело перевела тему Ла Ру, посмотрев куда - то в сторону и неосознанно заставив и меня последовать своему примеру. Она смотрела на Перси, вышедшего на середину арены и вставшего напротив полубога, с которым нам довелось «познакомиться» при чрезвычайно плачевных обстоятельствах. Симмонс. Та самая бестолочь, по словам дочери Ареса, возглавлявшая небольшой патрульный отряд и чуть не убившая нас из - за отсутствия мозга. - Что он делает? - если бы я только знала ответ на этот вопрос, то незамедлительно бы побежала (во всяком случае, доползла) до Перси и встала бы между ним и Симмонсом. Вот только по решительному выражению лица Джексона и насмешливому этого маленького засранца я осознала, что моим желаниям не место здесь и впервые за этот месяц сделала шаг назад, позволив сыну Посейдона самому разобраться со своими проблемами. О, Боги, настоящие мечи! Я только что упомянула Богов? Ну вот, опять! - Этот гаденыш нарушает мой прямой приказ. Я устрою ему сейчас хорошую взбу..! - Оставь их, Кларисса. Перси не станет мстить. - Меня не Джексон в данный момент волнует, потому что о моем уважении к нему ты знаешь не хуже меня самой. Я в порошок сотру это ничтожество. - Не сейчас только, - и я об этом не пожалела, потому что Кларисса могла лишиться, при самом благоприятном исходе, лишь клочка волос, так как в эту же секунду раздался оглушающий звон от соприкосновения Анаклузмоса с лезвием меча Симмонса. Оружие было подобрано не по комплекции этого не по возрасту рослого мальчика, рукоятка при этом была настолько широкой, что его пальцы кое - как обхватывали ее полностью, что, несомненно, прибавляло процентов двадцать к победе Перси. Я не могла даже сглотнуть, наблюдая за тем, с какой легкостью сын Посейдона отражал каждый отчаянный выпад Симмонса, не давая полубогу ни единой секунды на отдых. Кажется, я даже дышала в одном ритме с моим будущим мужем, предугадывая его следующие действия и отрывисто вздыхая в момент, когда лезвие Симмонса рассекало воздух в ничтожных дюймах от шеи Перси. Мальчик выдохся, но то, что произошло через секунду выбило кислород из легких каждого зрителя этой бойни - Анаклузмос выскользнул из рук сына Посейдона и приземлился в метре от него, оставляя Джексона безоружным и менее опасным. И тут же последовало еще одна неожиданность из списка чего - то совершенно непредсказуемого и не подлежащего никакому внятному объяснению - по неизвестной причине меч также выпал из руки Симмонса и воткнулся в бетонную стену позади него. Но Перси даже не прикасался к нему! Я этого не видела. И Кларисса... Она тоже чувствовала что - то неправильное, постороннее, иное. Стало холоднее, отчего тело покрылось мурашками, не предвещавшими ничего хорошего. И это «ничего хорошее» случилось в ту же секунду, когда Перси набросился на Симмонса и прижал его тело к стене. Одной рукой Джексон сжал горло полубога. Даже с такого расстояния я видела, как побелели костяшки его пальцев от напряжения. Он не будет мстить. Пусть его кулак, со скоростью света приближающийся к виску Симмонса, и говорил об обратном, но сын Посейдона не позволил бы себе опуститься до такой низости! Он не ударит его! Он просто не может! Я верю в это. Не может. Не. Может...