Ей иногда казалось, что эти несколько секунд между моментом, когда она закончила петь, и первым хлопком в зале, — и были её жизнью. Земное время останавливалось, и вступал во власть совершенно другой часовой пояс, тот, что существовал лишь здесь, на сцене. Время воздействовало на пространство, растягивая его, утяжеляя, придавая ему мягкости и глубины; хотелось слиться с ним воедино, стать неотъемлемой частью этой пульсирующей тишины. Люси закрыла глаза, но лишь на несколько секунд — между моментом, когда она закончила петь, и первым хлопком в зале…
Tommy heavenly6 - Heavy starry chain
— Отличная работа, Люси, ты умница, — Локи даже не смотрел на неё, говоря это: он уже набирал кому-то сообщение в телефоне, быстро ступая по шумному коридору на шаг впереди неё. Из зала всё ещё были слышны восторженные крики, которые постепенно заглушались активным перекрикиванием персонала и звуками музыки, доносившимися из гримёрки. Люси тепло улыбнулась, глядя в затылок любимому продюсеру. Ей не нужно было от него другой похвалы. Она прекрасно понимала, что это максимум эмоций, который он способен из себя выдавить, и ей этого было достаточно. — Эти идиоты уже отмечают, небось, — Локи недовольно пробурчал, прерывая её размышления. Люси уже была в предвкушении дорогой сердцу рутины: визажистка Леви, как обычно, бросится её обнимать, чуть ли не в слезах причитая о том, как она за неё волновалась, словно Люси не с концерта вернулась, а с войны, и паниковать из-за какой-то ерунды; звукорежиссёры Нацу и Грей, как обычно, будут соревноваться друг с другом в остроумии, отпуская идиотские шуточки в её адрес (победитель получает от Люси пинок); девчонки из её балета — Эрза, Джувия и Эвергрин — как обычно, с недовольными возгласами в духе: «Явилась, наконец-то!», будут звать всех на пьянку (хотя пару бутылок шампанского к тому времени уже по-любому будет распито). Всё, как обычно. Но в этом «как обычно» было её счастье, которое она ни за что не променяла бы на так называемое «разнообразие». Или так она себе говорила. — Ну почему опять в моей гримёрке? Сколько можно им объяснять, что это не паб?! Миллионы писем от поклонников в соцсетях, несмолкающий телефон, изматывающие фотосессии, бесконечные интервью, репетиции, записи, концерты, и, конечно же, традиционные послеконцертные посиделки с любимой командой, — всё это складывалось в картину её идеальной жизни. Не такой, какой Люси её себе представляла когда-то, задолго до того, как в её жизнь ворвалась популярность и стала чем-то, граничащим с повседневностью. Но сейчас она и не смела мечтать о большем. Для полноты картины не хватало лишь одного штришка. И хоть Люси и называла это «штришком» про себя, на самом деле это был штрих довольно приличных размеров. В любом случае, сегодня вечером Люси планировала это исправить. Или хотя бы попытаться. Локи открыл дверь гримёрки, всё так же не отрывая глаз от телефона, пропустил Люси внутрь, и, войдя следом, властным голосом приказал всем сворачиваться. Но, как и следовало ожидать, его слова были благополучно проигнорированы. — Люси, ты в порядке?! Я так переживала, когда брошка отпала, думала: всё, это конец! Но ты так хорошо держалась! Будто и не заметила вовсе, какая выдержка! — Рекордное количество попадания в ноты, Хартфилия, мои поздравления! — Хотя вряд ли среди твоих слушателей есть кто-то, кто в этом разбирается… — Хартфилия, где тебя черти носят… Ик… Мы уже хотим… Ик… Выпить!.. Всё, как по сценарию. Сентиментальное сердце девушки приятно сжалось от нахлынувших эмоций, вызванных созерцанием такой родной сердцу картины, вот только эти эмоции она оставит при себе, потому что… — Какого чёрта вы все делаете в моей гримёрке?!! — по стенам, казалось, прошла мелкая дрожь от громоподобного голоса, но никто и глазом не повёл. Леви, отпустив Люси из своих объятий, отправилась к зеркалу поправлять причёску, Нацу и Грей продолжали над чем-то смеяться, а Эрза старательно пыталась спрятать бутылку из-под чего-то за спиной у Джувии. Люси с опаской осмотрела помещение: вроде всё в порядке, кроме пары трещин на зеркале и пятен непонятного происхождения на стене. По сравнению с разбитой в прошлый раз люстрой это не страшно. При каких обстоятельствах они умудрились разбить люстру, Люси предпочла не интересоваться. — Дуйте все на студию, Лексус уже накрыл нам поляну, — и только этой фразой Локи удалось привлечь всеобщее внимание, так как новость о продолжении банкета эти ребята пропустить не могли. — Да-да, валите все отсюда, мне нужно переодеться! — Люси поддержала Локи в надежде, что это ускорит процесс их ретирования из её гримёрки. — Переодевайся, что мы тебе, мешаем что ли! — Нацу хитро подмигнул ей. — Мы отвернёмся, честно! — добавил Грей. «Прикончу их когда-нибудь…»***
Отмечать концерты на студии уже стало одной из их маленьких традиций. В семейном кругу, так сказать. Им не нужны были шумные бары, чтобы ощутить праздничную атмосферу, так как любое место, где они кутили, автоматически становилось шумнее любого бара. Да и тем более, в порыве пьяного вдохновения кому-то обязательно приспичивает сыграть какую-нибудь задушевную песнь, а тут все инструменты под рукой. Идеально! Вот и сейчас в тесном помещении студии звукозаписи не смолкали голоса. Любезно накрытый менеджером Лексусом, что поспешно укатил по своим делам, стол так и ломился от разнообразных яств и безмерного количества алкоголя. Все с интересом слушали очередную байку Нацу и Грея о каком-то развесёлом происшествии в гастрономе, и хоть факты упорно не вязались один с другим, всем было плевать, потому что было весело. Нацу во время рассказа то и дело подмигивал Леви, на что та смущённо опускала глаза на свою тарелку с салатом, Эрза и остальные девчонки из балета заливисто хохотали, даже вечно хмурый Локи — и тот время от времени ухмылялся. Только лишь Люси с её уж больно задумчивым выражением лица мало вписывалась в эту оживлённую картину. «Насколько уместным будет то, что я собираюсь сделать?» — промелькнуло у неё в голове, но это был скорее риторический вопрос самой себе. Она уже всё решила. На губах играла едва заметная усмешка, а сердце отбивало волнительный ритм. Вот только она пока не разобрала, приятное это волнение или всё же тревога. «В этом нет ничего криминального, Локи меня не убьёт», — она снова и снова повторяла про себя эту фразу, но страх разозлить любимого продюсера всё же давал о себе знать лёгкой дрожью в пальцах. Она поставила на стол бокал с шампанским, облокотилась на спинку стула и сделала глубокий вдох. «Всё хорошо». Возможно, сейчас тот самый момент. Люси убедилась, что Нацу с Греем дошли до какого-то логического завершения в своей бредовой истории, и, наконец, подала голос. — Ребята, послушайте, — ну вот, получилось, голос почти не дрожал, — у меня для вас… что-то типа… сюрприза…***
Вся её жизнь круто изменилась в один морозный февральский вечер чуть больше двух лет назад, когда ничего не предвещало перемен. Она выросла в богом забытом пригороде Магнолии, где единственным местом для реализации своих вокальных способностей была старая, обветшалая пивнушка на окраине, в которой её владелец, бодрый старикашка мистер Томпсон, устраивал так называемые вечера живой музыки каждый вторник и четверг. Живая музыка заключалась в исполнении популярных на те времена шлягеров крайне неординарным трио, состоявшим из пианиста, скрипача и саксофониста. — Простите, миссис, но мы не нуждаемся в вокалистах, мы специализируемся на инструментальной музыке, — Люси стояла на пороге кухни, где суетился мистер Томпсон, помешивая варева в кастрюлях. Она с надеждой в глазах взирала на него, сжимая в руках стопку различных призовых грамот с местных музыкальных конкурсов, но мистер Томпсон не выказывал особого интереса ни в девчушке-десятикласснице, ни в бумажном свидетельстве её таланта. — Дайте мне неделю! Одну неделю! И я обещаю Вам, количество Ваших клиентов увеличится вдвое! — Томпсон удивлённо вскинул бровь, оторвавшись на секунду от кастрюли с супом и посмотрев в полные решимости глаза девчонки. — И откуда в тебе столько самоуверенности, кроха?.. — Пожалуйста, дайте мне шанс! А что? Девчонка хороша собой: несмотря на юный возраст, фигурка у неё — что надо, авось и правда представителей мужского пола привлечёт симпатичная солистка? Но мистер Томпсон не любил рисковать. — Значит так. Даю тебе испытательного срока не неделю, а две. За этот период ты не получишь ни копейки. Если с тебя не будет никакого толку, то ты уж прости. — Хорошо! Да! Да, я согласна! — Люси просияла. Это был первый шаг. Конечно, количество клиентов не увеличилось вдвое, как грозилась Люси: этого не позволял ни размер пивнушки, ни общее число населения городка. Но тот факт, что каждый вторник и четверг все столики были забиты желающими послушать харизматичную девушку с чарующим вокалом, позволил Люси остаться на должности на постоянной основе. Так и проходили её будни в течение почти целого года: школа — музыкальная школа — пивнушка. Деньги, заработанные ею на вечерах живой музыки, практически полностью уходили на оплату обучения в музыкалке. Потому что она ничего не хотела просить у отца. Отец Люси, Джуд Хартфилий, был секретарём в городской мэрии. Жалкая должность, но для такого городка это, можно даже сказать, престижно. И ему вполне хватило бы связей выбить для Люси неплохую работёнку после того, как она окончит школу, вот только Люси это было не нужно. — Папа, я хочу петь, и я буду петь! Работа по перекладыванию бумажек меня мало интересует, понятно? Я добьюсь гораздо большего, и работа у мистера Томпсона — это только первый шаг! — который раз пыталась донести Люси одну и ту же мысль отцу в тот вечер, когда её приняли на работу. Суровый взгляд отцовских глаз на секунду смягчился, когда Джуд увидел в упрямом, по-смешному сердитом личике семнадцатилетней дочери молодую Лейлу. Те же поджатые губы, тот же взгляд исподлобья, тот же огонь в глазах. — Дочь моя, я желаю тебе лишь добра и я не против твоих увлечений. Пой себе на здоровье, но не думай о том, что сможешь зарабатывать этим себе на жизнь. Ты слишком наивна в своих амбициях. Таких, как ты, — сотни, тысячи! И как с такой конкуренцией ты собираешься пробиться в мир шоу бизнеса? — голос Джуда был по-прежнему строг, он не имел права показывать дочери, что чуть не дал слабину. — Таких, как я, — единицы! И я тебе это докажу. — Люси направилась к выходу из комнаты, и, решив придать своему уходу пущей эффектности, остановилась около двери и бросила через плечо: — И мне не придётся для этого ни с кем спать, если ты это имел в виду, — дверь за девушкой закрылась. Джуд достал телефон из кармана брюк и набрал номер. — Здорово, Джуд, дружище, как поживаешь? — раздался в трубке голос мистера Томпсона. — Я, кажется, знаю, зачем ты звонишь. Насчёт своей хулиганки, угадал? Я разрешил ей поработать испытательный срок, но если ты скажешь нет, то делу, конечно же, не бывать. Я же всё понимаю! Джуд вздохнул. — Ты уж присмотри за ней, ладно? Я знаю, что у тебя там за контингент собирается. — Хохо, да ты отчаянный папаша! Об этом можешь вообще не беспокоиться! Все пьянчуги, кто желает поближе пообщаться с моими музыкантами, сначала общаются с моими вышибалами. Я и подумать не мог, что ты не будешь против. — Я ещё как против, — сказал Джуд, но уже после того, как положил трубку. В тот февральский вечер четверга Люси, как обычно, пришла на семь часов вечера в пивнушку и направилась в комнатку, отведённую ей для переодеваний. — Коньячку, Люси? — бросил ей вслед мистер Томпсон. — Да, пожалуйста! — мило улыбнулась девушка в ответ. Хозяин заведения был просто в ужасе, когда в первый вечер своей работы юная школьница вдруг потребовала рюмку коньяка. Разве же он знал, что коньяк нужен просто для полоскания горла? — Это полезно для связок, понимаете? — объяснялась Люси, изрядно покраснев. — А потом она его выплёвывает! — тихонько рассказывал мистер Томпсон официанту, что понимающе прицокивал языком, — ты представляешь, какой перевод продукта? Это расточительство, но что мы можем сделать? Люси вышла на небольшую сцену, окинув взглядом собравшуюся аудиторию. Всё те же лица, хотя… Вот этих двух мужчин, что пристроились в самом углу и тихонько о чём-то переговаривались, она видела впервые. «Приезжие, что ли? Кому нужно приезжать в нашу глушь?» Но ей некогда было об этом размышлять, ей нужно было продемонстрировать первоклассное представление, а это она умела. И никакие внешние факторы не могли на это повлиять. Люси поприветствовала публику, одарив всех собравшихся обворожительной улыбкой. Ей нравился эффект, который она производила своим появлением на сцене: даже те, кто уже успел изрядно поддать на тот момент вечера, умолкали и переводили свой взгляд на неё. Она начала акапельное вступление, которое прозвучало особенно впечатляюще в образовавшейся тишине, и, взяв долгую высокую ноту, вызвала вполне ожидаемый ею шквал аплодисментов. Люси мысленно поставила себе галочку: ей удалось произвести фурор уже на самом начале песни, а ведь впереди ещё целый вечер. К ней присоединилось музыкальное сопровождение, немного опешившая от столь эффектного начала публика немного оживилась, и вечер живой музыки пошёл своим чередом. Когда Люси пела, она мало замечала, что происходит вокруг, но не заметить слегка выделяющееся поведение двух незнакомых мужчин в углу она не могла. Они почти не разговаривали, лишь иногда переглядываясь и перекидываясь парочкой реплик, пили только кофе и постоянно смотрели на неё. В перерыве она смогла разглядеть их получше: один был высоким блондином в спортивной кофте и странным шрамом через всё лицо, а у второго были спутанные рыжие волосы, торчащие во все стороны, и одет он был в дорогой с виду деловой костюм. Он то и дело поправлял очки, что постоянно сползали с переносицы. Люси сразу решила, что первый, наверняка, — серьёзный криминальный авторитет, в то время как второй — по непонятным причинам оказавшийся с ним рядом какой-то сынок депутата. И, конечно же, их пристальный взгляд её слегка пугал. Люси мысленно напомнила себе, что надо бы попросить скрипача проводить её домой. А то мало ли. Однако последующий поворот событий выбил её из колеи окончательно. Люси оставалось буквально пару песен до конца программы, когда двое незнакомцев вдруг встали со своих мест и двинулись в сторону бара, где беспечно протирал стаканы мистер Томпсон. Завязался разговор, в ходе которого Люси периодически ловила на себе взгляды всех троих. Ежу понятно, что речь шла о ней. Закончив петь и получив свою бурю оваций от подвыпивших ценителей искусства, Люси на автомате поблагодарила публику с натянутой улыбкой на лице, вытирая капельки пота со лба. — Что-то здесь не чисто, Хартфилия, — шепнул ей скрипач, пряча скрипку в футляр. После короткой паузы помещение снова заполнилось гулом голосом и звоном бокалов. В голове у Люси все эти звуки слились в один сплошной шум, и она почувствовала, как почва уходит у неё из-под ног. Ей захотелось поскорей переодеть тесное платье, сменить туфли на каблуках на уютные ботинки, выйти на улицу, вдохнуть свежий, морозный воздух. Меньше всего на свете хотелось думать о том, что это за люди и что им от неё надо. — Добрый вечер. Люси Хартфилия, правильно? — момент икс настал. Мужчина с рыжими волосами караулил её около комнатки, где она переодевалась, в то время как второй стоял чуть поодаль, что-то кому-то объясняя по телефону. — Ага… — Люси невнятно кивнула, пытаясь анализировать ситуацию своим затуманенным от волнения мозгом, который любезно показывал ей картинки того, как её прячут в багажник машины и куда-то везут. Но никакого дельного плана, кроме как громко орать, если что, она не успела придумать, так как следующая секунда изменила всё. Из кармана мужчины показалась визитка. — Меня зовут Локи, я представитель компании “Fairy Records”. Возможно, вы слышали о ней.***
«Возможно, вы слышали о ней». Вот так скромность! Да кто не слышал о самой популярной звукозаписывающей компании Фиора, к которой много лет назад прицепилась кличка «Поп-Империя». Айдол-группы и сольные исполнители, выпускающие альбомы под лейблом этой компании, прочно держали за собой первые строчки хит-парадов, а на кастинги самого популярного талант-шоу страны “Fairy Voice”, проводимого «Империей», ежегодно приходило десятки тысяч желающих попытать счастья, а в финал пробивались лишь единицы. Попасть под крыло “Fairy Records” гарантировало славу и успех, но за это была своя цена. Если у юной звезды имелись какие-то представления о музыке и искусстве в целом, то можно было смело засунуть их себе куда-то подальше, иначе «вы нам не подходите». О таком понятии как индивидуальность можно было забыть. «Империя» знала толк в шоу-бизнесе: они брали талантливых ребят и «лепили» из них звёзд на свой лад. Проверенные образы, проверенная музыка, проверенные пиар-ходы. Так рождались звёзды национального масштаба, что доводили до экстаза толпы народных масс и вызывали гримасы презрения на лицах тех, кто причислял себя к обладателям хорошего музыкального вкуса. Но, что самое интересное, большинство молодых исполнителей были готовы пойти на эту жертву. У одной из самых популярных поп-исполнительниц Фиора, которую взрастила «Империя», и которая была вынуждена по указанию компании бросить свою инди рок-группу, обстричь дреды и вывести две татуировки, однажды прямо спросили: «Нет ли у Вас чувства, что Вы отказались от себя, как от личности?» На что она ответила: «Я могла бы и дальше отстаивать свои идеалы. И ходить домой пешком, чтоб сэкономить на автобусе. И играть в переходах по вечерам, где полно пьяных горожан. И мыть полы в закусочной, потому что заработанных на творчестве денег не хватает даже на то, чтобы оплатить счета, я уже молчу о том, что иногда хочется есть. Отказалась от себя, как от личности? Возможно. Все мы когда-то в начале нашего пути думали, что индивидуальность — это самое важное».***
Люси так и не смогла уснуть в ту ночь. Сердце её не замедляло свой бешеный ритм, а мысли скользкими нитями опутывали всё её сознание. Она всё прекрасно понимала. Становясь частью «Империи», ты превращаешься в послушную куклу в руках профессионалов. Люси неотрывно смотрела на своё сокровище — стопку нотных тетрадей, где были записаны песни, которые она сочиняла сама. В этой стопке был смысл её жизни, как вокалистки. Начиная с первой песенки про божью коровку, сочинённой в четыре годика и нелепо подобранной на фортепиано одной рукой, и заканчивая песнями с полноценным фортепианным аккомпанементом, которые она писала сейчас, вкладывая в них всю себя: от своих чувств до своей жизненной позиции. Страсть к сочинению песен была тем стержнем, на котором держалась её любовь к музыке и вокалу, и она мечтала однажды поделиться своим творчеством с миром. Не затем, чтоб её оценили, а чтоб её услышали. Конечно, ценители живой музыки, что собирались в пивнушке мистера Томпсона, были не совсем подходящей публикой для этого. Но стоит ей попасть в “Fairy records”… Люси понимала, что она даже дышать будет по сценарию. О том, чтобы петь свои песни, и речи быть не может. Она думала, думала и думала. Но вовсе не о том, соглашаться ли на предложение, которое она сегодня получила. Тут всё было очевидно. Она думала о том, как убедить неприступную «Империю» прислушаться к её музыке. Как сломать выстроенную годами схему по штампованию поп-айдолов. Но ни одна здравая мысль не приходила в её голову. «Главное, попасть туда, для начала, а там видно будет». В её кошельке лежала визитка, с написанными на обратной стороне датой и временем прослушивания, и она не собиралась упускать этот шанс.***
Так началась её новая жизнь. Началась так внезапно, словно кто-то резко переключил канал телевизора, на котором шёл совсем другой фильм. Люси сполна ощутила, каково это – сразу оказаться на вершине Олимпа, минуя тяжкое восхождение. Конечно, это была нелёгкая работа: звукозаписи, салоны, фотосессии — иногда Люси казалось, что она не успевает даже подумать о чём-то, помимо работы, так как единственной частью её жизни, которая не контролировалась «Империей», был сон. И на том спасибо. Но когда твой первый альбом сразу попадает в десятку национального хит-парада; когда ты видишь на своём выступлении многотысячную публику вместо кучки деревенских пьяниц; когда маленькая девочка, протягивая открытку для автографа, со слезами на глазах говорит, что мечтает быть, как ты, — как-то пропадает желание жаловаться на тяжёлую жизнь. И на свой новый образ. В первые месяцы ей было даже немного страшно, хоть она и знала, на что идёт. Тексты песен, не имеющие смысла и построенные на банальных рифмах, примитивные аранжировки, состоящие из трёх аккордов, наряды, которые больше походили на какой-то нелепый косплей, — с беспокойством Люси наблюдала за тем, как её отражение в зеркале начала постепенно заменять кукла Барби с глупой, но милой улыбкой. Однако… Концерт за концертом, тур за туром, гонорар за гонораром, и Люси постепенно смирилась с тем, что эта кукла — то, чем ей нужно быть. Стопка тетрадей с песнями собственного сочинения стала пополняться всё медленнее. И хоть в редкие выходные дни синтезатор в доме у Люси выдавал мелодии, так непохожие на те, которые она исполняла на концертах, происходило это всё реже и реже. Круговорот событий и перемен изо дня в день переписывал ту реальность, к которой Люси привыкла, и со временем она пришла к выводу, что в этой новой реальности всё было не так уже и плохо. В первую очередь потому, что звукозаписывающая компания “Fairy records” подарила ей не только популярность, но и, как ни странно, вторую семью. Странно, потому что о внутренней кухне «Империи» ходила, скажем так, не очень хорошая молва. Интернет и социальные сети упорно рисовали образ компании как гигантский аквариум с акулами, попадая в который нужно либо самому стать акулой, либо тебя сожрут и не подавятся. Каково же было удивление Люси, которая уже настроилась защищаться от нещадных унижений, когда она в действительности познакомилась с этими «акулами». Визажистка Леви, которая заплетала себе в волосы смешные ленточки и постоянно угощала Люси мармеладками. Шоу-балет в лице Эрзы с громогласным голосом, что вечно косилась на мармеладки Леви, стесняшки Джувии и деловой женщины Эвергрин, что вне сцены больше походила на бизнес-леди, чем на танцовщицу, но заставляла всех ронять челюсти, когда начинала танцевать. Конечно же, Локи, всегда строгий и серьёзный, что поскупится на простое «поздравляю» после очередной первой строчки в хит-параде, но всегда примчится хоть на другой конец города, если у Люси возникнут проблемы. Звукорежиссёры Нацу и Грей, которые… Вот на этом моменте Люси всегда было сложно сказать что-то хорошее. Она привыкла к нелестным комментариям в свой адрес от поклонников других музыкальных направлений, у неё даже сформировался вполне приличных размеров анти-фан-клуб, поэтому ей было не в новинку, когда её музыку характеризовали как «примитивную попсу». Но когда подобные личности затесались среди представителей твоей команды, на это было уже не так легко закрывать глаза. Конечно, они не обижали её в открытую. Они лишь тонко, кто-то бы даже сказал «по-доброму», подшучивали над её стилем и музыкой, но для Люси «тонко подшучивать» и «поливать грязью» было одним и тем же, если люди действительно относятся к тому, что ты делаешь, с долей презрения. С Греем было проще. Всегда спокойный и на своей волне; иногда казалось, что ему на всё фиолетово. А вот Нацу никогда не сдерживался в выражениях: если ему на ум пришла остроумная на его взгляд шуточка, он её тут же озвучивал. С самой первой встречи Люси поняла, что у них не заладится. Своим видом он напоминал ей некоторых её бывших одноклассников, что тащились от тяжёлой музыки и отзывались о таком направлении, как попса с помощью самых изощрённых эпитетов (Люси бы предпочла не цитировать): чёрная футболка с каким-то устрашающим принтом, татуировка на плече, туннель в ухе, ну и, конечно же, звуки преисподней, что доносились из его наушника. Розовая шевелюра смотрелась совершенно внезапно на фоне этого образа, и Люси бы даже сказала в тот момент первой встречи, что это довольно мило, но вот только… — Ну что, ты готова покорять сердца школьниц и пенсионеров страны? Сколько людей скоро будут пускать слюни на подушки с твоим изображением! Ахаха, я же шучу, — было первым, что он сказал при знакомстве. Нет, это совсем не мило. Но Люси научилась жить и с этим. Да и тем более, после одного разговора с Нацу ей стало проще его понимать. Сам он, скорей всего, даже и не помнит тот разговор, так как дело было в разгар очередной послеконцертной гулянки, когда количество употреблённого алкоголя уже начало превышать допустимую норму, но для Люси тогда мотивы его поведения стали немножко понятней. Хоть факт того, что вёл он себя порой по-свински, остался фактом. Что бы там ни было, все эти люди стали для Люси важной частью её жизни. Она пришла в «Империю» с воинственным настроем, преисполненная решимости сражаться за свои идеалы и расчищать дорогу для своего творчества. Она была готова к любым жестокостям мира шоу бизнеса, к цинизму, лицемерию и нападкам хейтеров, но она совершенно не была готова к тёплому приёму и домашней атмосфере, что царила в “Fairy records”. Воинственному настрою не суждено было долго протянуть в таких условиях. Она не сдавалась, но её попытки заговорить о песнях собственного сочинения тонули в водовороте нелёгкого рабочего графика, а затем и вовсе сошли на нет. Тем более, ни Локи, ни кто-либо из руководства не желали об этом даже слышать. Люси была вынуждена признать поражение. Она так и не придумала достойного способа выпустить свою музыку на свободу, за пределы нотных тетрадей, за грань звуков синтезатора, что были слышны лишь ей. Но желание быть услышанной от этого никуда не делось. Оно всё ещё трепыхало в ней, словно птица в тесной клетке, которой не объяснить, что ей положено сидеть взаперти, ведь того требуют общественные нормы. И Люси решила, что не будет ничего страшного, если она хоть раз позволит бедняге немного полетать.***
Звон посуды и разговоры стихли. Семь пар глаз уставились на Люси в ожидании продолжения, а ей впервые за много лет выступления перед публикой вдруг стало неловко. Потому что такого выступления у неё не было ещё никогда. Она прокашлялась. — Я вам никогда не рассказывала, но… — судя по тому, как Локи закатил глаза, он явно понял, о чём пойдёт речь. «Очень ободряюще», подумала Люси, но решила продолжить, — у меня есть что-то типа хобби, и я… я пишу свои песни. Если бы это было интервью, Локи бы потом убил её за «что-то типа» и мямлящий голос. Но сейчас он лишь тихо хмыкнул и опустил глаза в телефон, показывая, насколько ему интересно происходящее. — Люси-чан, почему ты нам не рассказывала? — прочирикала Леви. — Она берегла наши нервы. И уши, — ответил ей Нацу. — Сейчас же спой нам, — Эрза взмахнула бокалом, проливая в салат половину его содержимого. Её голос звучал почти угрожающе. — Я, собственно, как раз хотела вам спеть, — Люси покосилась на стоящий в углу синтезатор. Леви радостно захлопала в ладоши, а Эвергрин ободряюще подмигнула, откидываясь на спинку стула. — Ну что, Грей, пошли домой? — спросил Нацу, зевая. — Да, валим, пока не поздно. — Заткнитесь оба! — никто не ожидал от хрупкой Джувии столь устрашающего тона, поэтому затихли не только Нацу с Греем, но и все присутствующие. А Грей ещё и неслабо получил локтем в бок, так как ему посчастливилось сидеть прямо рядом с ней. — Да мы пошутили, чего ты сразу… — несмело выдавил Нацу. Люси проигнорировала выпад. Сейчас её волновала реакция лишь одного человека. — Локи?.. Ты не против? Ей прекрасно было известно его отношение. В свободное время ты можешь делать всё, что угодно, хоть фенечки плести, лишь бы это не мешало работе. Сочиняешь песни? На здоровье. Хочешь с ними выступать? Возвращайся обратно в кабак. Локи не ответил, он лишь кивнул на синтезатор, как бы говоря: «Иди уже, пой». И снова опустил глаза в телефон. И на этом спасибо. Если Нацу и Грей перед этим действительно дурачились, то Локи вполне мог бы встать и уйти. Люси снова окинула взглядом свою немногочисленную публику. Реакция каждого из них была ей прекрасно известна: она знала, кто её похвалит, кто сделает какие-то замечания, кто блеснёт своим остроумием, а кто промолчит. Но это всё мишура. Их истинное мнение отразится у них в глазах, и Люси это увидит. За много лет в шоу-бизнесе она научилась отличать искренние эмоции от фальшивых, и сейчас ей было важно узнать настоящую реакцию своих друзей. Узнать, какие чувства способна вызвать её музыка. Ведь может, её творчество ничем не лучше тех попсовых песен, что ей приходится петь. С этой не очень воодушевляющей мыслью Люси встала со своего места и прошла к синтезатору. Звук её шагов не утонул в привычных овациях, как когда она шла из-за кулис к микрофону на сцене. Это был совсем другой концерт. — Что ж, я надеюсь, вам понравится, — её голос прозвучал тише обычного. Ладошки вспотели, а удары сердца отдавались эхом где-то в районе горла. Давно забытые ощущения. Как когда-то в пятом классе, когда ей впервые пришлось выступать перед относительно большой публикой в лице тех учеников и учителей, которым волей не волей пришлось присутствовать на концерте школьной самодеятельности. Одним из тех концертов, откуда хочется поскорей слинять. Но Люси тогда казалось, что это самое важное выступление в её жизни, и ей было страшно так, что темнело в глазах. Но с годами приходила уверенность в себе, и нечеловеческая паника перед выступлениями превратилась в чувство лёгкого, приятного волнения. А сейчас она словно снова вернулась в пятый класс. Слегка дрожащими пальцами Люси нажала кнопку включения на синтезаторе и выставила все необходимые настройки. Ей больше не хотелось смотреть на своих слушателей. Хоть ей было важно их мнение, это будет потом. Сейчас ей жизненно необходимо было представить, что их здесь нет. Она закрыла глаза на пару мгновений. Попыталась мысленно окунуться в ту песню, которую собиралась спеть. Увидеть её. Воссоздать внутри себя. Сердцебиение немного унялось, и Люси взяла первый аккорд на клавиатуре. Мягкий минорный звук растёкся по комнате, словно лёгкий утренний туман. За ним последовало медленное вступление, похожее на тихий звон колокольчиков, уносимых ветром. Мысли в голове у Люси сменились образами, что распадались на крошечные нотки и затем снова сливались воедино, материализуясь в музыку, рождаемую ловкими движениями пальцев. Когда она начала петь, окружающий мир перестал существовать для неё. Больше не было ни студии, ни неотрывно смотревших на неё глаз. Была лишь музыка. Когда Люси пела на концертах, она пела для публики, и так, как того хочет публика. Словно актриса, идеально заучившая свою роль. Но когда она исполняла музыку, рождённую её душой, она не пела ни для кого. Она озвучивала то, что ей шептало её сердце, и в этот момент ей не нужно было беспокоиться о том, что и как лучше сделать, потому что она знала всё. Знала на глубинных, неизведанных уровнях собственного сознания, и ей оставалось лишь спеть об этом. Она пела, и все сомнения и волнения уступили место лишь одному чувству — чувству свободы. После всех выступлений, где поминутно расписано каждое твоё действие, после всех интервью и телешоу, где тебя заранее проинструктировали, что и когда говорить, сейчас она чувствовала себя как никогда свободной. Ведь сейчас она дала прозвучать своему настоящему голосу. Люси сыграла последний аккорд и снова закрыла глаза. Те несколько секунд, когда мир переставал вращаться. Тот короткий переход из вселенной, созданной твоей музыкой, обратно на землю, где тебя уже ждала твоя публика. Вот только из этого состояния Люси вывели вовсе не овации, как она привыкла, а… голос Нацу? — Локи, ты что идиот?! Люси широко распахнула глаза. Что?.. Все обратили свои взоры на Нацу, и волшебная атмосфера, созданная песней Люси, тут же треснула и рассыпалась на кусочки. С чего это он вдруг? Локи оторвал взгляд от телефона и вопросительно вскинул бровь. — У тебя какие-то проблемы, Нацу? — его голос как всегда спокоен. — Ты сейчас это слышал?! — Нацу привстал со своего места, тыкая пальцем в Люси. — Можешь не беспокоится, со слухом у меня всё в порядке. — А по-моему, нет! Это же было, — он замолк на секунду, словно в попытке найти подходящие слова, но продолжал яростно тыкать пальцем в её сторону, — это было… круто, чёрт возьми! Что он сказал? Ей послышалось? — Да у неё же талант! — Нацу не унимался, — она пишет шедевры, а ты заставляешь её петь третьесортную попсу?! Да ты и вправду не в своём уме! Талант? Шедевры?.. Это точно Нацу сейчас говорит? Про неё?! Люси не знала, с каких пор она начала страдать слуховыми галлюцинациями. — Твоё мнение по этому вопросу совершенно никого не волнует, Нацу, — голос Локи даже не дрогнул. Он спокойно взял дольку апельсина со стола и отправил себе в рот. И, как ни в чём не бывало, вновь вернул своё внимание телефону. — Кажется, оно волнует меня, — прошептала Люси, но её фраза утонула в очередном всплеске эмоций Нацу. — Это перевод ресурсов, Локи! Тебе мало твоей кукольной фабрики, чтобы загребать деньги лопатой? У тебя под носом такое сокровище, ты мог бы сделать из неё звезду мирового уровня, так какого чёрта ты прилепил ей образ безмозглой барби и заставляешь петь для малолеток?! Все смотрели на Нацу с лёгким благоговением. Непонятно, что здесь было более удивительным: его внезапное восхищение объектом своих постоянных насмешек или же его бесцеремонный наезд на человека, который в два счёта мог вышвырнуть его с работы. — Если как следует аранжировать эту песню, она станет хитом. Я тебе серьёзно говорю, — добавил Нацу уже спокойнее. — Позволь повторить, твоё мнение здесь никого не волнует, — в этот раз Локи даже не поднял глаз. Все молчали. Леви испуганно переводила взгляд то на Нацу, то на Локи, Грей закрыл лицо одной рукой, бормоча что-то вроде «Ну ты и придурок», даже всегда во всём уверенная Эрза растерянно хлопала глазами. По всей видимости, все уже мысленно представляли, как Нацу ищет новую работу. Одна только Эвер улыбалась какой-то уж слишком понимающей улыбкой. — Всё надо на пальцах объяснять, как умственно отсталым детям… А ну-ка, Леви, дай мне пройти, — Нацу вдруг начал выбираться из-за стола. Леви покорно отодвинула свой стул, глядя на него непонимающим взглядом. — Эй, Люси, это же соль-минор, да? Люси не сразу поняла, что он обращается к ней. Она всё ещё безуспешно пыталась понять, что происходит. Когда вопрос Нацу всё же достиг её сознания, она набрала лёгкие в воздух, потому что, кажется, она на какое-то время забыла, что нужно дышать. — Д-да… соль-минор… Нацу же тем временем направился к электрогитарам, что стояли в углу, взял одну из них и начал подключать к комбику. Люси наблюдала за его движениями как завороженная. Мысли в голове напоминали моток спутанных ниток. Нацу подвинул стул поближе к синтезатору, уселся на него и стал подкручивать колки на гитаре, перебирая струны и проверяя их на чистоту звучания. — Ну-ка, Люси, возьми «ля», — она молча исполнила его просьбу на автопилоте. Нацу взял ту же ноту на гитаре и довольно кивнул сам себе, — нормально, пойдёт. А теперь давай вступление ещё раз. Только начало. Люси словно наблюдала за ним издалека, ходя он сидел совсем рядом с ней. Нужно было что-то сказать ему, но слова упорно не хотели формироваться. Она просто ещё не освоилась в этом новом измерении, в котором Нацу Драгнил только что на полном серьёзе назвал её песню шедевром. Ещё и наорал на Локи в попытке это ему доказать. Она была готова к любой насмешке, любому уколу с его стороны. Она даже мысленно давала себе установку: не принимать близко к сердцу ничего, что скажет Нацу. Но то, что происходило сейчас… — Эй, Люси, не смотри на меня так, словно я явление Христа народу. Вступление, говорю, сыграй. Я хочу понять, какой там риф подойдёт. — Ты что, — голос наконец-то прорезался, — хочешь мне подыграть? — Люси, не тупи, пожалуйста, ладно? Что я, по-твоему, делаю? Руки снова вспотели. Люси перевела взгляд на клавиатуру. «Не тупить» у неё не получалось, поэтому она решила просто делать то, что он говорит. Вступительный аккорд прозвучал снова. За ним последовала россыпь первых нот вступления. Из-за стола донёсся приглушённый шёпот. — Всё, хватит, я понял! — Нацу перебрал на гитаре несколько простеньких рифов, — а теперь начало припева мне сыграй, — Люси снова послушалась. — Отлично, а теперь давай играй сначала и пой, а вы, — Нацу улыбнулся и повернул голову к собравшимся, — слушайте и получайте моральное удовольствие. — Мы в предвкушении, — заявила Эвер, отхлёбывая шампанское из бокала. Остальные лишь неловко закивали. Локи покачал головой, не отрывая глаз от экрана телефона. Люси начала играть снова. И чуть было не запнулась от непривычки, когда в перезвон клавиш вплелись ритмичные гитарные рифы. «Ух ты!» — подумала она и едва не сказала это вслух, настолько её поразило это новое звучание. Стало ещё прекрасней, когда она начала петь. Это была не компьютерная музыка, под которую она привыкла выступать - это был живой инструментальный звук, который она так любила. Её творение облачилось в ещё один слой роскошного одеяния. «Ещё бы ударные и басы», — промелькнуло в голове у Люси. Она не знала, но Нацу в тот момент думал о том же. И снова все предыдущие эмоции были стёрты в одно мгновение. Единственным чувством, которое Люси испытывала в тот момент, был восторг от того, как объёмно и полноценно звучала её песня. Она почувствовала себя звездой как ни разу за время выступления на большой сцене. Прозвучал последний аккорд, Люси положила руки на колени и подняла глаза на Нацу. Он ободряюще подмигнул ей и повернулся к «публике», довольно улыбаясь во все 32 зуба. — И чем вам не хит? В этот раз гром аплодисментов не заставил себя долго ждать.***
— Ну вы двое и зажгли! За это и выпьем. — Эрза, тебе лишь бы за что-то выпить. — Наливай давай, а не умничай! Спустя не очень долгий промежуток времени пиршество вновь вернулось в свою привычную колею. Студия наполнилась смехом и звоном бокалов. Небольшой инцидент между Нацу и Локи был благополучно забыт: все предпочли сосредоточиться на обсуждении прослушанного ими мини-концерта и раздаче комплиментов. Да и веселье прерывать никому не хотелось. — Люси, ты столько времени скрывала от нас такой талант! — Леви всё не могла успокоиться, — ты споёшь нам ещё свои песни? Я теперь твоя поклонница! — Мы все теперь твои поклонники, — с улыбкой добавила Эвер. Джувия закивала. — Да, Люси, и правда, ты молодец, — даже Грей сказал что-то хорошее, наверно, впервые за время их знакомства. — Эй, и меня похвали! — Нацу замахал рукой у него перед лицом. — А ты перебьёшься. Люси улыбалась в ответ на все комплименты, говорила какие-то слова благодарности, но на деле же она пропускала их все мимо ушей. Сейчас, когда она полностью осознала ситуацию, её даже немного раздражали их слова: они хвалят её талант, но при этом очень осторожно выбирают слова. Все они знают, что этот талант обречён проявляться лишь на подобного рода посиделках в узком кругу знакомых, но никто не решался поднять эту тему. Как решился Нацу. Всё, что Люси хотела понять, она уже поняла. В голове у неё в этот момент словно фигурки тетриса складывались дальнейшие шаги. И для осуществления первого шага ей лишь нужно было дождаться подходящего момента. — Эх, ладно, пойду-ка я покурю, отдохну от вас всех, — заявил Нацу, толкая Грея в бок, — идём? А вот и момент. — Я тоже пойду! — мгновенно отреагировала Люси и выразительно посмотрела на Грей, который уже поднялся было со своего места, но под давлением её взгляда сел обратно. — Я, наверно, не посмею мешать вашему уединению?.. — сказал он со скорее вопросительной интонацией, чем утвердительной, неуверенный, что правильно понял её намёк. Люси отмахнулась и глупо захихикала. Наверно, благодаря количеству употреблённого алкоголя все покорно поверили в этот лишенный всяческой естественности жест и подумали, что Люси действительно засмущалась от слов Грея. Вот только Нацу прищурился и перевёл на неё недоверчивый взгляд. — Что ты замышляешь, Хартфилия?.. — Что за странный вопрос, идём уже, — Люси схватила его за руку и потянула к выходу из студии, всё так же глупо улыбаясь. — Сильно не дыми, Люси, — бросил ей Локи на прощание. Люси была не одной из тех его подопечных, кого приходилось забирать из клуба в глубокие часы ночи и выводить из наркотического шока, поэтому он закрывал глаза на мелкие погрешности вроде иногда выкуренной сигаретки, но в этот раз ему стало немного тревожно. Она вполне могла учудить нечто пострашнее, чем тот вред, что мог бы нанести никотин её голосу. Как бы у неё не возникло никаких глупых мыслей после того, что только что произошло. Но Локи решил её не останавливать. В конце концов, что бы она ни задумала, он не позволит ей этого сделать. Когда дверь студии закрылась за их спинами, улыбка сошла с лица Люси. В это время суток в коридоре работало только аварийное освещение, создавая жутковатый полумрак. «Как в психушке», — иногда думалось Люси. Звукоизоляция в студии была отменная, поэтому звуки голосов сюда уже не доносились. Люси уверенно направилась в сторону курилки, что находилась в конце коридора. Нацу последовал за ней. Их шаги гулким эхом отдавались в пустом коридоре. Она шла впереди, поэтому он не видел её лица. — У меня очень плохое предчувствие, Хартфилия. Люси не стала оборачиваться. — Зря. Тебе понравится то, что я тебе собираюсь сказать. — Теперь моё предчувствие ухудшилось. Она ничего не ответила. Лишь улыбнулась сама себе, открывая дверь в курилку и жестом приглашая Нацу следовать за ней. — Пожалуйста, скажи, что ты просто хотела меня поблагодарить, сказать, какой я классный и всё такое, — сказал Нацу, доставая две сигареты из пачки и протягивая одну ей, — хотя я уже вижу по твоим глазам, что ты задумала какой-то бред. Люси снова не ответила. Она кивком поблагодарила его за сигарету и подождала, пока он достанет зажигалку из другого кармана. Взгляд её был сосредоточен. По глазам он видит, ха. Да он даже понятия не имеет. — Если ты будешь меня о чём-то просить, Люси, я от всего заранее отказываюсь. Вспыхнул огонёк и Люси втянула горький дым в лёгкие. От непривычки она поморщилась. В горле неприятно запершило. Через считанные минуты станет понятно, чем обернётся её план. — Нацу. Ты прав. Мне будет нужна твоя помощь. Но сначала нужно выслушать его отговорки. А потом уже доставать козыри. — Люси, я тебе в этой ситуации ничем не помогу, — сказал Нацу, выдыхая клуб белого дыма, — и никто тебе не поможет, если ты не свалишь из этой конторы. — Я не могу просто взять и уйти сейчас. Но я слышала, как ты мне аккомпанировал. Ты послушал мою песню всего один раз, и ты смог за считанные минуты подобрать такой прекрасный аккомпанемент. Нацу, я хочу, чтоб ты помог мне и с другими моими песнями. Именно ты. Нацу уже начал было поднимать руки в знак протеста, но Люси тут же добавила: — Не за просто так, Нацу. Я надеюсь, ты не думаешь, что я прошу тебя помочь по старой дружбе. Мне есть что предложить взамен. — Ну уж нет, Хартфилия, ты слишком низкого мнения о моих моральных принципах. Я не такой, - он театрально отвёл глаза в сторону, изображая глубоко оскорблённого человека. Воздух в помещении стал окрашиваться в светло-серый цвет. — Размечтался! — Люси затушила сигарету, не докурив и до половины. Момент настал. — Помнишь, ты мне кое-что рассказывал? Тогда, после концерта в Крокусе? Хотя, вряд ли, учитывая твоё состояние… — она растянула последние слова, наблюдая за его реакцией. Она уже знала ответ. Судя по тому, каким серьёзным вдруг стал взгляд Нацу, он всё прекрасно помнил.***
Люси в тот вечер было не до застолий. Гастрольный тур по стране выдался непростым, и лучшим празднованием, которое Люси могла себе представить после финального столичного концерта, — был сон. Но этого ребята из “Fairy records” ей уж точно не позволили бы. «Не отметить последний концерт — это самое настоящее варварство!» — заверяла её Эрза, хотя Люси всё же думала, что самое настоящее варварство — это не давать поспать человеку, который не высыпался уже много недель. Но решила не спорить. Поэтому посреди гулянки она тихонько улизнула из бара на первом этаже их гостиницы, где они зависали своей привычной компанией, и вышла на улицу, чтобы немного подышать свежим воздухом и насладиться тишиной. Конец тура выпал на средину июня, поэтому ночь была тёплой и безоблачной. Улицы были безлюдны, и ничто не нарушало ночного спокойствия, лишь далёкие отзвуки песен цикад и редкий шелест ветра в кронах тополей. Люси присела на скамейку около входа в гостиницу и собралась уже было погрузиться в единение с природой, как вдруг вся идиллия была разрушена резким возгласом у неё из-за спины. — О, Люси, вот ты где, — она тяжело вздохнула, поворачивая голову. — Ой, привет, Нацу. Тут так хорошо было, пока ты не пришёл. — И я рад встрече! Разрешите присесть рядом с вами, миледи? — Нацу плюхнулся рядом на скамейку, не дожидаясь разрешения, и достал пачку сигарет. — Во-первых, тут куча свободных скамеек. Во-вторых, там, в баре можно курить, поэтому ты мог бы сюда и не приходить. В-третьих, ты ужасно пьян! Поэтому постарайся на меня сильно не дышать. — Но-но, Хартфилия, — Нацу щёлкнул зажигалкой, — во-первых, ты же не откажешь мне в дружеской беседе. Во-вторых, я же не просто так оттуда ушёл. А в-третьих, я не помню, что было в-третьих. — Неудивительно… — Люси покачала головой, — стоп, подожди. В каком смысле ты не просто так ушёл? У них там всё в порядке? — А что им сделается? Могу же я хоть на какое-то время не видеть их лиц? Не обижайся, Хартфилия, но я б с радостью и твоего лица не видел, но раз уж ты тут сидишь, то ладно, — и он весело засмеялся, похлопав её по плечу. — Ой, не пошёл бы ты, — вот угораздило же его припереться сюда и портить ей вечер. Но кое-что ей стало любопытно. — Ладно я… А чем тебе все остальные-то не угодили? Наверно, это всё же можно было отнести в список его достоинств, но всё, что Нацу думал о людях, он говорил им в лицо. Уж это Люси прочувствовала на себе сполна. Подобное нелестное заявление об их общих товарищах, сказанное явно не в шутку, показалось Люси как минимум странным. — Да нормально всё, забудь, — Нацу сделал затяжку и выдохнул клуб дыма, что выглядел сизым в свете луны, — ничего они мне не сделали. А вот это уже было интересно. Нацу выглядел… грустным? Люси думала, ему неведом этот тип эмоций. — Нацу, расскажи мне, — она потрясла его за плечо. Вот так шанс выведать некие душещипательные секреты из жизни своего постоянного обидчика. Это будет несложно, учитывая его кондицию. Она уже настроилась собрать урожай компромата, чтобы потом было чем крыть его глупые шуточки. — Да тут нечего рассказывать, Хартфилия, — Люси довольно улыбнулась. Вот она та фраза, после которой люди обычно выкладывают абсолютно всё, — просто я терпеть не могу эту работу, вот и вся история. Вот чем я занимаюсь в этой жизни, скажи? — он повернул голову к ней, и, судя по его вопросительному взгляду, Люси поняла, что вопрос не риторический. — Ты звукорежиссёр в лучшей звукозаписывающей компании страны, но, судя по твоей поникшей физиономии, ты этому не особо рад. Нацу отвёл взгляд куда-то в сторону. — Я, знаешь ли… мечтал не об этом. Что-то ёкнуло у Люси внутри при слове «мечтал». — Нацу… расскажи… — она попросила снова, но в этот раз её коварные мотивы отступили на второй план. Она почувствовала что-то до боли знакомое в его словах и этой интонации. — Толку тебе рассказывать, Хартфилия, ты всё равно не поймёшь, — Люси почему-то знала, что поймёт. А Нацу, вопреки своему заявлению, продолжил: — Не так я себе это представлял. Я играл на гитаре с раннего детства. Иногда мне кажется, что я только этим всегда и занимался. Музыка — это моё всё, Люси, понимаешь? Она понимала. — Когда я учился в колледже, мы с другом хотели создать группу. И мы бы создали! Он толковый басист, и я, знаешь ли, кое-что смыслю в ритм-гитаре. Мы писали неплохую музыку, и я уверен, мы бы чего-то добились с ней. Эх, сколько планов было… Мы столько сил и времени на это убили. Несмотря на то, что не все слова звучали чётко из-за алкоголя, Люси не могла не уловить в его голосе особые нотки. Те, что появляются в голосе человека, когда он говорит о чём-то, что ему очень дорого. — Что вам помешало? — Нам не везло с остальными участниками. Соло-гитарист попался полный придурок, а барабанщик умудрился угодить за решётку из-за хранения наркоты. Идиоты. Мы нашли новых ребят, довольно неплохих, стоит сказать… Но они долго не продержались, так как, видите ли, считали, что у группы не было перспектив. Им же подавай всё и сразу. В итоге так ничего и не вышло… Но всё равно это было лучшее время жизни. У меня было чувство, что мы движемся к чему-то грандиозному. Амбиций было хоть отбавляй. Мы собирались войти в историю рок-музыки, а что в итоге? Гажил чинит мотоциклы, а я записываю музыку, от которой мне порой хочется отрезать себе уши. Люси решила никак не реагировать на колкость. — Дай и мне сигарету, Нацу. Это не та история, которой любой мог бы посочувствовать. «К славе он стремился, понимаешь ли. Звездой хотел стать. Да много кто хочет! Миллионы хотят — единицы становятся. Спустился бы ты, мальчик, с неба на землю», — так подумал бы любой. Но не Люси. Пафосные формулировки Нацу, произнесённые заплетающимся от алкоголя голосом, были близки Люси, как никому другому. «Двигаться к чему-то грандиозному», «амбиций хоть отбавляй», «войти в историю»… Как чётко эти слова передавали её собственное душевное состояние! Но не тогда, когда она пела на сцене для тысяч слушателей, а когда сидела одна в своей комнате за фортепиано и сочиняла мотив к новой песне. Люси понимала, что если бы не алкоголь, он ни за что не поделился бы с ней этой историей. И она уж точно не собиралась рассказывать ему свою. Хоть он и открылся ей с новой стороны, но это всё ещё был Нацу, да ещё и под градусом, поэтому она не могла быть уверена, адекватно ли он отреагирует и не пожалеет ли она потом, что поделилась с ним самым сокровенным. Но ей тогда так хотелось. Так хотелось рискнуть и попробовать раскрыться человеку, который, возможно, смог бы её понять.***
— Твоя мечта ещё в силе, Нацу? Друг с мотоциклами, если что, в деле? — Твою мать, да ты всё помнишь… — Прекрасно помню. Соло-гитара и ударные, так? Надо же, какое совпадение, у меня как раз есть знакомая гитаристка, которая выдаёт просто неземные соло, и очень талантливая ударница, уж ты точно одобришь. Ты же не против женского коллектива? Нацу смотрел на неё, не моргая. Люси знала, что за состояние отражалось сейчас на его лице: беспомощность. Козырь из её колоды сыграл безупречно. Нечем крыть. — И если ваша музыка действительно настолько крутая, как ты тогда распинался, — она продолжала, — то я даже могу помочь вам пристроиться. Я знаю немало людей в этой сфере. — Хартфилия, — Нацу прищурил глаза, — а ты не переоцениваешь свои возможности? Твоя музыка крутая, как недавно выяснилось, но себя ты пристроить не можешь. Что ты тут пытаешься мне обещать? — Это другое, Нацу, — Люси опустила взгляд, — я уже говорила тебе, я не могу взять и уйти, на это есть немало причин. Но тебе помочь я могу. Только заметь, когда я говорю, что помогу вам пристроиться, я не даю никаких гарантий. Я могу обеспечить вас нужными контактами, дать вам хорошие рекомендации, но всё остальное будет зависеть только от вас. От того, что вы будете собой представлять. Нацу молчал. Он всё так же смотрел на неё, прищурив глаза, и Люси словно на экране монитора могла наблюдать всё, что происходило у него в голове в тот момент: сомнения, взвешивания за и против, тысяча вопросов… Что угодно, только не равнодушие. А значит, победа близка. Люси терпеливо ждала, что он скажет. — Что это за гитаристка и ударница, о которых ты говоришь? На лице Люси заиграла довольная усмешка. Полдела сделано. — Помнишь Лисану-парикмахершу? Её старшая сестра Мира вытворяет на гитаре невообразимые вещи. У неё в юности даже была своя рок-группа, но, увы, не срослось. Как и у вас, наверно. Я уверена, она будет рада получить второй шанс. Не похоже, что она сильно счастлива на своей нынешней офисной работе. Барабанщицу зовут Кана, она студентка, и уж её точно не придётся просить дважды, от такого приключения она не откажется. Давно мечтает о толковой группе. Огонь-баба, вы с ней подружитесь, — Люси улыбнулась, — в её таланте тоже не сомневайся. У неё призовые места на абсолютно всех городских и национальных юношеских конкурсах, в которых она принимала участие. Среди них семь побед. Оставалось лишь пару штрихов. — Сейчас ты должен поинтересоваться: «Вот допустим создадим мы группу. А где же нам репетировать? Не в гараже же у друга-мотоциклиста!» И на этот вопрос я тоже могу ответить. В моём доме есть полностью оборудованная мини-студия. Инструменты, аппаратура — полный комплекс услуг. Пользуйтесь на здоровье. Нацу, у тебя сигарета давно погасла. Нацу про неё и думать забыл. — Своя студия дома?! Ничего ж себе, Хартфилия! — Ни ты один здесь большой фанат музыки. — Но я нищий фанат музыки... — Хорошо, что у тебя есть я, — Люси подмигнула, — сегодня как раз и посмотришь на студию. — В смысле сегодня? — А чего тянуть? Работы много, сегодня и начнём. Завтра запись аж на двенадцать, другой такой шанс не скоро будет. Нужно очертить основные направления работы и много чего обсудить. Если откладывать, то мы никогда не начнём. — Да подожди ты, Хартфилия, прерви поток информации на секунду! Я ещё ни на что не согласился! Люси посмотрела на него с пониманием и толикой сочувствия. — Перестать. Я понимаю, что гордость не позволяет тебе взять и согласиться сразу, но давай не будем терять времени. Мы с тобой в одной лодке, Нацу, я прекрасно знаю, каково это, когда на кону мечта всей жизни. Да я готова спорить под любую сумму, что ты согласишься! Что ты уже мысленно согласился. Давай, скажи мне, если я не права. — Чёрт… - Нацу потёр висок, глядя в пол. Видимо, она таки была очень даже права, и его это раздражало. — Ты собираешься провернуть всё это в тайне от Локи? — Конечно. В тайне от всех. Пока что никому нельзя знать. — И как, по-твоему, мы будем это скрывать? Думаешь, они не заметят, что что-то происходит? Люси вздохнула с облегчением. Вот теперь всё точно прошло по плану. Если это единственный вопрос, который у него остался, то у неё был ответ и на него. — Это вообще не проблема. Скажем всем, что мы спим вместе. Нацу расхохотался в голос. — Плохая идея, Хартфилия. Не настолько мы с тобой хорошо ладим, чтоб люди в это поверили. — Как же ты ошибаешься, Нацу. Люди — примитивные существа. Когда между двумя людьми что-то происходит, их первым делом начинают подозревать в том, что они любовники. Автоматически, на подсознательном уровне, называй, как хочешь, но это всегда первая мысль. Как ты думаешь, что они подумали, когда я вызвалась с тобой на перекур? Что они думают сейчас, когда нас так долго нет? Уж явно не о том, что мы с тобой тут о музыке говорим. Тебе понравилась моя песня, я была очарована твоим аккомпанементом — чем не завязка для бурного романа. — Может, ты даже и права. Но… — улыбка исчезла, — не то, чтобы мне сильно нравилась эта идея. Вот здесь должна была всплыть ещё одна проблема, которую Люси тоже предусмотрела. — Мы скажем правду только Леви. Нацу немного отпрянул назад. — При чём тут Леви, — его голос прозвучал глухо и неуверенно. — Да ладно, что я, не вижу, что вы что-то мутите? — Люси так нравилось ставить его в тупик раз за разом. — Ничего мы не мутим. — А чего ты тогда занервничал? — Я не… — Нацу уже собрался было повысить голос в приступе оправдания, но осекся, — ладно. Мы скажем ей. Но не потому, что мы «мутим», как ты выразилась. Я просто обещал проводить её сегодня домой. А если я правда поеду сегодня к тебе, то нехорошо получится. — Как это мило. Знаешь, я давно замечала за ней, что ей нравятся брутальные мужчины. И не скажешь по ней, — Люси рассмеялась. — То есть, я в твоём понимании брутальный мужчина? — Для меня любой мужчина с туннелем в ухе — брутальный, — Люси продолжала смеяться. Напряжение, что витало в воздухе, рассеялось почти полностью. По крайней мере, для Люси. Она видела, что Нацу всё ещё был ошарашен внезапно свалившимися на его голову переменами. Но это уже были не её проблемы. До завершения сделки остались лишь формальности. Люси протянула ему руку. — Ну что, мы договорились, партнёр? Нацу протянул руку в ответ, качая головой. — Поверить не могу, что я на это соглашаюсь. Эта история начинается где-то здесь.***
— Ну что, ты готов? Нацу и Люси стояли перед высокой деревянной дверью, по центру которой красовалась золотая гравировка в виде нотки. Благополучно слиняв с гулянки под удивлённые взгляды их товарищей, они отправились прямиком к Люси домой. И вот теперь, после того, как Люси выслушала все шутки на тему того, что президент Фиора живёт скоромнее, чем она, и что если продать её дом со всем имуществом, то можно купить пару-тройку островов, они наконец-то были у цели: у дверей той самой студии, которой так гордилась Люси. Она взялась за ручку, и глаза её заблестели так, словно она не дверь собиралась открыть, а как минимум ящик Пандоры. — После всего, что сегодня было, я уже к чему угодно готов. Но он ошибался. Нацу разинул рот, словно ребёнок, которого впервые привели в зоопарк. Это была даже не студия. Это был, можно сказать, небольшой концертный зал. Справа от двери располагалась сцена с аппаратурой, микрофонами и ударной установкой, а слева, напротив сцены, — некое подобие зрительного зала в виде столика и диванчика. Здесь была и звукозаписывающая аппаратура. Вдоль стен выстроились гитары — электро- и акустические — а на стенах висело несколько скрипок и саксофонов. В глубине помещения, сразу за диванчиком, пристроилась мини-барная стойка. Нацу с ухмылкой осмотрел коллекцию дорогих напитков. — Ты случайно алкоголизмом не страдаешь, Хартфилия? — он усмехнулся, — как-то многовато бутылок для одной хрупкой леди. — Они припасены для особых случаев. Таких как этот, например, — заявила Люси с победным видом и направилась к барной стойке, — а пока я буду выбирать, взгляни-ка наверх. Нацу слегка удивился этой странной просьбе, но покорно вскинул голову к верху. Покрытый тёмно-синим бархатом потолок был весь усыпан мелкими лампочками звёзд, соединённых тонкими нитями в созвездия. — Ого… — он восхищённо присвистнул. Ночное небо над его головой смотрелось воистину впечатляюще. — Это точная копия звёздного неба, — в голосе Люси звенела гордость. — Если выключить основной свет и включить звёзды, складывается впечатление, что нет никакого потолка, и можно петь под открытым небом, не выходя из дома. — «Включить звёзды», — Нацу пробормотал, смакуя это выражение. — Я просто очень люблю звёзды и всё, что с ними связано. Нацу уселся на кожаный диванчик и продолжил разглядывать помещение. — Кстати, инструменты-то все как на подбор, сплошь редкие экземпляры и ограниченные выпуски. Ты в этом, что ли, разбираешься? Ты играешь на чём-то, кроме фортепиано? — Представь себе, разбираюсь! Я не играю на них, мне просто нравится коллекционировать музыкальные инструменты. Нацу помолчал, затем повернул голову в её сторону. — Люси… Ты пишешь прекрасную музыку, любишь звёзды, коллекционируешь музыкальные инструменты… Если б я не знал, чем ты зарабатываешь на жизнь, я бы сказал, что ты удивительная женщина. Люси, которая доставала в этот момент с полки бутылку текилы, застыла на миг, чувствуя, как её щёки покрываются лёгким румянцем. Конечно, Нацу умудрился вставить свои колючки даже в похвалу, но к этому Люси уже привыкла. Здесь было другое. Ей впервые сделали комплимент за то, что она любит звёзды и собирает инструменты. Ведь по общепринятым меркам это же считается «странностями». Люси помотала головой из стороны в сторону, отгоняя от себя эти мысли. — А что ты думал, Драгнил? — она подошла к столику и со стуком поставила на него бутылку текилы и две рюмки, — как ты представлял себе мою жизнь вне работы? Ты думал, я читаю любовные романы, развожу чихуахуа и покупаю себе всё розовое? — она разлила текилу по рюмкам, проливая часть на стол из-за активной жестикуляции. Нацу рассмеялся. — Про чихуахуа в точку! Знаешь, я б скорее представил, что у тебя дома свой маникюрный салон, чем музыкальная студия. В такие моменты Люси всегда хотелось дать ему хороший подзатыльник, но она всё же решила не прибегать к насилию в этот раз. Она села рядом с ним на диван, взяла рюмку в руку и кивком указала Нацу сделать то же самое. — Я предлагаю выпить за то, чтобы люди не впадали в глупые стереотипы и не судили других людей лишь по той незначительной информации, которой они располагают. — Какой хороший тост, — Нацу осушил свою рюмку. То же сделала и Люси. — Знаешь, Хартфилия, я работал и с другими певичками и все они попадали под эти «стереотипы». Когда Локи привёл тебя, я и не пытался разглядеть в тебе что-то другое. Люси пополнила содержимое рюмок, внимательно слушая речь Нацу. — Ещё и твой характер. Типичная принцесса, как и остальные твои коллеги в «Империи». Невесёлая усмешка промелькнула на губах у Люси и тут же исчезла. Вот он, честный взгляд со стороны. Вот чего она добилась за годы своей карьеры. Но какое это имело значение. — Что ж, за нас, за певичек со скудным характером! — она одним глотком выпила содержимое своей рюмки и встала с дивана, — мы не развлекаться сюда пришли, Нацу. Я хочу показать тебе то, с чем тебе придётся работать. Она направилась к небольшой двери, что находилась чуть поодаль от барной стойки, и на которую Нацу не обратил особого внимания. — А что там за дверью? — он полюбопытствовал. — Моя комната, — Люси бросила через плечо. — Я думал, это кладовка. — Очень смешно. Люси появилась из-за двери со стопкой тетрадей. — Стены в студии со звукоизоляцией, — пояснила Люси, — так что вы сможете репетировать даже когда я сплю. — Вызов принят! Если до этого всё-таки дойдёт, то мы будем стараться репетировать так, чтоб разбудить тебя даже несмотря на звукоизоляцию, — Нацу ударил кулаком о ладошку. — Тогда это будет ваша последняя репетиция! — Люси положила стопку тетрадей на стол и снова пополнила рюмки, — взгляни, пожалуйста. Здесь партитуры моих песен для фортепиано. Нацу притянул к себе стопку. — Вот оно, кладбище хитов! Люси наблюдала за его сосредоточенным выражением лица, пока он листал тетради, иногда что-то напевая себе под нос. — У тебя такие необычные гармонии, Люси. Бесбашенная смесь стилей, — Нацу поднял свою рюмку, — давай выпьем за тебя. За первого поп-айдола в истории “Fairy records”, который смог меня удивить. Текила, что уже начала своё действие, услужливо помогла мозгу Люси отфильтровать всё сказанное Нацу, выкинуть последний сомнительный комплимент и оставить только хорошее. Третья рюмка отправилась вслед за предыдущими двумя. — Я знаешь что подумала, Нацу? Неплохо бы добавить ударные и басы к нашей аранжировке. — Это само собой. — У меня на ноутбуке есть специальная программка. Ты сможешь написать на ней хотя бы партию ударных для той песни? — Конечно, я смогу. Но только если делать это сейчас, наспех, то получится не очень, поэтому давай потом, когда будет больше вре… — Значит, решено! — Люси бодро подорвалась с дивана. Текила велела ей действовать здесь и сейчас, — я принесу ноутбук, ты напишешь партию, и мы снова сыграем, на этот раз с ударными! — и снова этот наполеоновский блеск в глазах, — но сначала мы за это выпьем. Стоя! — По-моему, кому-то уже хватит. Люси скорчила заговорщицкую физиономию. — Нацу, вот признайся, — она попыталась сфокусировать взгляд на выстроенных у стены гитарах, — тебе же уже хочется поскорей сыграть на одной из этих малышек. Нацу окинул гитары жалобным взглядом. Каждая из этих «малышек» стоила больше, чем он зарабатывал в месяц. — Таки да, — выдохнул он. Люси протянула ему рюмку. — Тогда поторопись! Чем быстрей напишешь партию, тем быстрее ты до них доберёшься. Рюмки снова опустели.***
В студии не было окон, но вариантов для освещения было предостаточно: можно было включить лампы дневного света, что слепили глаза как на допросе, можно было зажечь светильники причудливых форм, что создавали таинственную (кто-то бы сказал, интимную) атмосферу, или же можно было включить звёзды на потолке, под светом которых и сидели сейчас Нацу и Люси, уничтожая остатки текилы. На тот момент Люси сочла, что они сыграли её песню уже достаточное количество раз, хотя Нацу уже начал было подозревать, что не выберется отсюда, пока не сотрёт себе пальцы в кровь о струны гитары. — Хартфилия, тебе нужно знать меру, — заявил он, наблюдая, как она старательно пытается не промазать мимо рюмки, наливая текилу. — Во всём. — Я не знаю, что это во мне, — она скорей пропела, чем сказала, подвигая ему его порцию, — то ли алкоголь, то ли счастье. — Боюсь, первого всё-таки больше… — осторожно предположил Нацу, но она его не слышала. — Я впервые чувствую, что то, что я делаю в жизни, имеет какой-то смысл, — она смотрела куда-то прямо перед собой, и было видно, что мысли её уже где-то далеко за пределами этих стен. — Эй, Люси, — сказал Нацу так тихо, словно боялся что-то спугнуть своим голосом, — не хочу прерывать твой полёт, но всё же позволь спросить: а что дальше? Вот мы сделаем аранжировку к твоим песням, допустим, запишем её, а что потом? Будешь складывать диски в стопочку рядом с этими тетрадями в своей похожей на кладовку комнате? Смысл, ты говоришь… А какой смысл? Она подняла на него глаза и смотрела долго, словно пыталась найти ответ на его вопрос где-то у себя в голове. В какой-то момент, когда её губы задрожали, показалось, что она вот-вот заплачет, и Нацу уже мысленно проклял себя за сказанные слова. Но когда она заговорила, её голос прозвучал неожиданно твёрдо: — Я не знаю, понятно? Да, я не знаю! Я не знаю, что я буду делать с этим дальше, я не знаю, смогу ли я сказать Локи, я не знаю, хватит ли мне смелости всё изменить. Я не знаю, куда ведёт эта скользкая тропка, но одно я знаю точно: сейчас я не хочу с неё сходить. — Знаешь, Хартфилия… — Нацу вздохнул, — а ведь я правда хочу тебе помочь. Хоть и мало верю, что из этого что-то получится, учитывая, как ты дорожишь расположением Локи и своим статусом. — Да дело не… — Люси потрясла головой. Мысли путались. Текила запустила у неё в голове процессы, которые она была не способна контролировать: — ой, да мне не нужна твоя моральная поддержка, Драгнил! — защитная реакция непонятно на что — первый предвестник опасного состояния. Где-то в глубине души Люси отдала себе отчёт, что алкоголь в ней говорит сейчас больше, чем она сама. — Да если б я сама умела играть на гитаре, мне б вообще никакая твоя поддержка не понадобилась. Всегда хотела научиться… — резкая смена темы и настроения — второй предвестник. Отдавать себе отчёт стало всё сложнее, даже в глубине души. Возможно, если бы Нацу не выпил столько же, сколько она, он бы остановил её сейчас, когда она разливала последнюю, однозначно лишнюю порцию текилы. Но он лишь молча наблюдал за её движениями и покорно взял рюмку из её рук, когда она торжественно вручила ему её. Никакого тоста не прозвучало. — Научи меня! — неуместная просьба — ещё один предвестник. Мозг Люси, кажется, нажал на себе кнопку «выкл», пуская всё на самотёк, — научи меня играть на гитаре! Сейчас! — Хартфилия, давай ты сначала поспишь, а потом я тебя чему хочешь научу, если ты о чём-то вообще вспомнишь, — Нацу откинулся на спинку дивана, зевая. Сон не помешал бы сейчас им обоим. — Ну нет, сейчаас, — пьяное нытьё — самый страшный предвестник. Люси поднялась с дивана. Пошатнулась. — Только давай начнём с ак… акустической… — трудности в произношении длинных слов. Быть беде. — Может, всё-таки сделаешь выбор в пользу сна? У тебя был нелёгкий день. А у меня ещё сложнее. И сейчас он перерастает в сложную ночь благодаря кое-кому, — голос Нацу тоже начал терять свою чёткость. — Что ты там лепечешь? — Люси уже несла гитару к диванчику. Нацу с ужасом наблюдал за дорогим инструментом у неё в руках. — Хартфилия, пожалуйста, не споткнись и не грохнись. — Не переживай за меня. — Я переживаю далеко не за тебя. Люси плюхнулась на диван рядом с ним, держа гитару за гриф правой рукой. Нацу хлопнул себя рукой по лбу. — Ужасное начало. Ты её даже держишь неправильно. Люси нахмурилась, затем озадаченно посмотрела на гитару в своих руках и через несколько секунд всё-таки переложила гриф в левую руку. Затем с вызовом посмотрела на Нацу. — Я знала, как правильно! — чуть ли не крикнула она ему в лицо. — Да-да, — Нацу закивал понимающе, — конечно, ты знала, ага. Я и не сомневался. — Покажи, как брать аккорды, — собственный голос слышится издалека. Память сокращается, становится фрагментарной. Вот она уже не помнит, что две секунды назад неправильно держала гитару. Нацу тяжко вздохнул и, воображая себя святым мучеником, которому потом воздастся за его страдания, подсел ближе к Люси и взял её левую руку в свою. — Проверим две вещи: насколько я хороший педагог и насколько поддаются обучению пьяные поп-звёзды. Люси не могла ничего ответить. Что-то изменилось. Переключилось. Она не понимала, что. — Начнём с ля-минор, ок? Люси, ты меня ещё слышишь? — может, дело в его голосе? Немного уставший, охрипший за день. Может, Люси просто раньше не замечала, как бархатно звучат эти низкие нотки? Почему она об этом думает? Он что-то спросил? Она кивнула, так и не вспомнив, что был за вопрос, и почему-то не решалась поднять головы. — Первый палец на вторую струну первого лада, вот так. Второй на третью второго лада… — он что-то объяснял, а Люси лишь чувствовала чужие тёплые пальцы на своих. Мозг окончательно перестал фиксировать информацию, но почему Люси казалось, что остальные чувства обострились, словно у хищного зверя? И что воздуха вдруг стало меньше? Она вдохнула в попытке компенсировать кислород, что стремительно покидал её лёгкие, но стало только хуже. Запах его одеколона. Казалось, весь воздух состоял из него. — Люси? Она была больше не в силах это терпеть. Она подняла на него взгляд, словно прося о помощи, словно пытаясь понять, почему всё вокруг стало ощущаться иначе. Его лицо было слишком близко. Лишь в нескольких сантиметрах и ей казалось, что эта дистанция, а не алкоголь, была причиной урагана у неё в голове и рваного сердцебиения. Но был лишь один способ это проверить. Она наклонила голову ближе. Быть ближе — лишь это было сейчас важно. Ей совершенно не хотелось понимать, что происходит. Ещё секунда — и Люси ощутила терпкое прикосновение чужих губ на своих губах. Пытка прекратилась. Она почувствовала, как Нацу осторожным движением взял гитару у неё из рук и отставил в сторону, не разрывая поцелуя. Почувствовала его горячую руку на своей талии. Она прижалась к нему ближе, запуская руку в его волосы. Ей казалось, что только так, только в тепле его тела может раствориться то почти болезненное напряжение, что сковало все её органы чувств. Нацу отстранился, тяжело дыша. Люси инстинктивно потянулась за ним, но он остановил её. — Подожди, Люси, — она смотрела на него непонимающе, несчастными глазами преданного зверя, которому отказали в ласке, — Люси… Ты завтра… Будешь об этом очень жалеть… — он погладил её по щеке. Что он сказал? Люси не понимала, она в ту секунду знала лишь то, что больше не чувствует спасительного тепла, что эти губы слишком далеко. Она прильнула к нему снова, обвивая его шею руками, словно стараясь удержать его рядом. — Пожалуйста… — всё, что она смогла прошептать дрогнувшим голосом, прежде чем накрыть его губы своими, ломая в нём последние попытки сопротивления, заглушая последние возгласы здравого смысла. Его рука скользнула вверх по её бедру, превращая тепло в пожар, и она подалась к нему навстречу, выгибая спину, подставляя шею и плечи его поцелуям, сгорая и испаряясь в этом пламени. Какое «завтра»? Разве имело сейчас значение какое-то «завтра»? В этой плоскости его не существовало. Как и всех, возможно, очень важных вещей, что произошли сегодня. Музыка, мечты, планы — всё скрылось под пеленой текилы и этих прикосновений. Бархатное ночное небо над их головами мерцало сотнями искусственных звёзд. И словно не было никакого потолка. Просто звёзды стали чуточку ближе.