***
Наверно, одним из самых любимых мест сотрудников “Fairy records” был кафетерий на первом этаже здания компании, что был главным символом отдыха и пищи для уставших деятелей поп-искусства. Точнее, кафетерий — это красивое слово, которым величали это заведение коллеги Люси; в том месте, откуда она была родом, это называлось «столовка». Переехав в Магнолию, Люси долго привыкала к городским наименованиям привычных для неё понятий. Это место могло бы стать настоящим раем для поклонников поп-музыки: то тут то там можно было застать главных знаменитостей страны за уплетанием супчиков и пирожков, а также услышать будоражащие воображение сплетни из их жизней. Но, к счастью, сюда не пускали посторонних. Для Люси это место с его оживлёнными голосами и ароматом кофе и свежих булочек стало привычным элементом её повседневности. Здесь они обычно собирались с её командой перед записью, приятными беседами поднимая боевой дух друг друга перед тяжёлым рабочим днём. Вот только сегодня Люси было не до приятных бесед. Вообще не до каких бесед. Заказав свой кофе, она молча отправилась в другой конец зала, подальше от того места, где разместилась на диванчике её шумная компания. Нацу и Грей в красках рассказывали Лексусу о событиях вчерашнего корпоратива, а Локи, со словами «это какой-то детский садик», ушёл куда-то говорить по телефону в самом начале их рассказа. Люси прекрасно знала, как Нацу и Грей пересказывают истории, поэтому предпочла не слушать, дабы не знать, какие спецэффекты они добавят на этот раз. Она бы не удивилась, если б в итоге оказалось, что она не только спела, но и станцевала, и, может даже, сделала сальто назад, а потом была зрелищная драка Нацу и Локи в лучших традициях Мортал Комбат. Она одна стояла у окна со своей чашкой кофе, что болезненно обжигало ей пальцы, но Люси лишь крепче сжимала её в руках. Ей хотелось сосредоточиться хоть на чём-то, пусть это даже будет боль, лишь бы отвлечься от того, что творилось у неё в голове. Она всё не могла перестать задавать себе один и тот же вопрос: как она могла это допустить? Ей подвернулся такой хороший шанс приблизиться к своей цели, от которой она почти отказалась, ей удалось придумать гениальный план и ей почти удалось его реализовать. Почти. Она взяла и сама всё испортила. Ведь главным пунктом плана было сохранить всё в тайне от Локи. Пока Локи не знал, у неё было куча времени для работы над своей музыкой и для размышлений над тем, в каком направлении нужно двигаться дальше. И у неё была прекрасная идея для воплощения этого пункта плана. На вопросы о том, что происходит у неё с Нацу, она собиралась, не моргнув глазом, отвечать: «Я с ним сплю». И никто бы не усомнился в её словах. Ей не составило бы труда сыграть роль влюблённой дурочки, ведь ей всю жизнь приходилось играть какие-то роли, вливаться в чужие образы, быть кем угодно, только не собой. Но не теперь. Не теперь, когда то, что должно было быть ложью, вдруг стало правдой. Эту роль ей уже не сыграть. Она не могла просто взять и забыть, списать на алкоголь, сделать вид, что ничего не было. Потому что она не могла относиться к таким вещам просто. Она не знала, как теперь будет смотреть ему в глаза. Больше всего в этой ситуации Люси раздражало поведение Нацу. Потому что он вёл себя… абсолютно адекватно. Вот лучше бы он шутил свои глупые шуточки и выводил её из себя, как обычно! Тогда ей хотя б было бы проще определиться со своими эмоциями. Она бы просто сосредоточилась на том, что злилась бы на него, как и всегда, и тогда, возможно, всё вернулось бы в свою привычную колею со временем. Но он вёл себя с самого утра как чёртов джентльмен, смотрел своим понимающим взглядом и не говорил ничего лишнего. Люси поморщилась. Ей нужно было злиться хотя бы на что-то, придраться хотя бы к чему-то. Иначе… — Эй, царевна несмеяна, — прозвучал тихий голос у неё над ухом, и Люси почувствовала, как чья-то рука легла ей на плечо. И только сейчас она заметила, что её кофе уже практически остыл. — Нацу… — как не вовремя. Она что, зря ушла в самую глубь столовки? Люси не стала поворачивать головы. Меньше всего ей хотелось сейчас встретиться с ним глазами. — Слушай, Люси, прежде чем ты скажешь что-то типа «мне надо побыть одной», позволь тебе сразу в этом отказать. Ты с самого утра ходишь с физиономией умирающего лебедя и, как я понимаю, дело не только в похмелье. Если ты хочешь об этом поговорить, то давай поговорим, только перестань страдать в одиночестве. Когда он говорил, она почти чувствовала щекой его дыхание, и это очень сильно мешало формулировать строгий ответ, который она запланировала. — Да, Нацу, я хочу об этом поговорить, но только разговор будет очень коротким. То, что произошло, произошло случайно, и мы не будем об этом вспоминать. Это во-первых, а во-вторых, дай мне немного времени. Послезавтра выходной, и я как раз смогу познакомить тебя с Мирой и Каной, как и обещала, но до этого, пожалуйста, давай сделаем перерыв и не будем видеться вне работы. Отнесись с пониманием, Нацу. Мне очень нелегко даются подобные ситуации. Люси пыталась придать серьёзности своей интонации, но она не могла не заметить, что её голос звучал скорее обиженно, чем строго. Её не покидало ощущение, что она выглядела ужасно глупо. А Нацу, в свою очередь, сделал нечто, что совершенно не способствовало разряжению атмосферы: он чмокнул её в щёку. — Не вопрос, Люси, я всё понимаю. Сколько нужно, столько и подожду, - сказал он так спокойно, словно всё было в порядке вещей. Люси растерянно опустила глаза на свою чашку с кофе, пытаясь унять подскочивший пульс. Да что же он себе думает? Нацу сказал что-то ещё о том, что скоро запись, и удалился, оставив её наедине со своим недоумением. Похоже, ей понадобится намного больше времени.***
То, что запись выпадала сразу на следующий день после концерта, было обычным делом. Все в компании “Fairy records” привыкли работать в режиме «Выходной? Какой выходной?», поэтому жалоб не поступало, и мысль отменять послеконцертный корпоратив тоже никому в голову не приходила. И хоть менеджеры в таких ситуациях любезно переносили начало записи с утреннего времени на дневное, толку в этом было ноль, учитывая, во сколько и в каком состоянии все возвращались домой вечером ранее. И вот на следующий день все бодрячком начинали работать в обычном режиме, и только мешки под глазами и немного помятые лица говорили о вчерашнем фееричном праздновании. И то, что вода в бойлере в студии заканчивалась в два раза быстрее, чем обычно. Сегодня было такое же типичное рабочее утро. Да, в такие дни 12 часов дня — это очень даже утро, причём раннее. — Теперь расскажи-ка мне, что это вчера было. Нацу и Грей сидели за микшерным пультом, наблюдая через стекло, как Люси получает какие-то указания от своего педагога по вокалу, Кёки, и наставления от Локи. Микрофон был выключен, поэтому они не могли слышать, о чём шла речь. Кёка активно жестикулировала, пытаясь донести до Люси какую-то возвышенную мысль, Люси покорно кивала, а Локи всё время отрицательно мотал головой, вставляя какие-то реплики с хмурым лицом. Нацу сделал вид, что удивился вопросу Грея, не особо стараясь, чтоб удивление выглядело правдоподобным. — А что было-то? — Куда это вы вчера смылись? — Как это куда? Как ты думаешь? В библиотеку, конечно же. Ночную. Грей понимающе кивнул. — Да, я как раз так и подумал. И что в библиотеке наливали? — Ромашковый чай, как всегда, — Нацу невинно захлопал глазами. — Судя по её состоянию, — Грей легонько кивнул в сторону Люси, — ей ромашковый чай противопоказан. Нацу хитро улыбнулся. — Или наоборот. — Эй, Драгнил! Давай начистоту. Ты что, напоил её и соблазнил?! — Хочешь верь, хочешь нет, но всё было наоборот, — Нацу закинул руки за голову, откидываясь на спинку стула. — Наоборот? Хочешь сказать, твоё брынчание на гитаре оказалось настолько эффективным? Ты вообще соображаешь, что ты делаешь?! Это же Хартфилия! Тебе лишних проблем захотелось? Нацу лениво отмахнулся. — Ой, Грей, снова ты меня ревнуешь. — Да кому ты сдался. Ты понимаешь, чем тебе это грозит? — Представляешь, у неё своя студия дома! — Нацу уже было не до бессмысленных, на его взгляд, вопросов Грея, — со всеми причиндалами. Покруче этой будет! — Ага, то есть вы даже не к тебе домой поехали, а к ней. Ты попал, Драгнил. — А видел бы ты её коллекцию музыкальных инструментов! Я-то раньше думал, она гитару от виолончели отличить не может, а она, оказывается, тот ещё спец. А её музыка! Я видел партитуры её песен. Это что-то с чем-то, Грей! То, что мы вчера слышали, это только цветочки, – Нацу говорил всё это почти что с гордостью. И именно это было самым настораживающим. — А ну-ка посмотри на меня, Нацу. — Чего тебе? — Всё хуже, чем я думал, — Грей покачал головой, — да ты запал на неё. — Да нет же! — Нацу снова отмахнулся, — что я такого сказал? — Ты только посмотри на себя, ты же лыбишься, как школьница-подросток, когда говоришь о ней. — Глюки у тебя, Грей. Давай без категоричных выводов, ладно? Мне уже ничего хорошего и сказать нельзя про человека. — Но это Хартфилия. Нацу вдруг засмеялся. — Она такой кадр! Ну вот кому по пьяни может прийти в голову мысль пытаться научиться играть на гитаре? — С тобой всё ясно. — А сколько энергии! Кто б мог подумать. — Доктор, мы его потеряли. — Ты не понимаешь, Грей, — Нацу перевёл взгляд на Люси, которая то смеялась над какой-то шуткой Кёки, то с серьёзным видом вглядывалась в листок с текстом песни, то печально вздыхала от очередного строгого замечания Локи, — у неё звёзды на потолке. Они светятся как настоящие.***
В тот вечер Люси была как никогда счастлива наконец-то оказаться дома и остаться наедине с собой. Она всегда считала, что у неё насыщенная жизнь, но по сравнению с последними сутками всё, что было до этого, казалось воплощением спокойствия и умиротворения. Она и не надеялась уснуть. Все попытки упорядочить мысли и эмоции приводили к образованию ещё большего хаоса у неё в голове. Но нужно было решить, как быть дальше. Люси не раз слышала высказывания о том, что у творческих людей очень ранимая душа, но мало кто понимал истинное значение этих слов. У творческих людей, которые чего-то добились со своим творчеством, нервная система помощнее бронетанка. Они способны выстраивать вокруг себя огромную стену, чтобы защитить свою «ранимую» душу от бесчисленных нападок, оскорблений, безразличия. Но стоит им впустить кого-то за эту стену… Стоит подпустить кого-то близко к своему творчеству, раскрыться и довериться кому-то, и этот кто-то сможет разрушить всё одним неосторожно сказанным словом. Люси действительно считала себя ранимой личностью, поэтому она держала на определённом расстоянии всех, даже самых близких ей людей. Она никого не пускала за ту грань, перейдя которую люди могли причинить ей боль. И именно благодаря этому своему качеству, как ей казалось, она добилась всего, чего добилась. Идеальная формула успеха. Поэтому ей вдвойне тяжелее было понять, как она позволила одному человеку разрушить все барьеры всего за один вечер. Да ещё и Нацу. Она всё искала ту точку во времени, где она должна была остановиться вчера, и не находила её. Вчера всё казалось таким естественным. В конце концов, как бы страшно ей не было это признавать, она сама всё это начала. Ведь это она его поцеловала. Неужели алкоголя и того факта, что он признал её музыку, хватило для того, чтобы она дала слабину? Люси закрыла лицо руками. Она уже второй час лежала в кровати и мечтала о том, чтобы хотя бы на секунду ни о чём не думать. О сне не могло быть о речи. В идеале было бы не видеться с ним хотя бы какое-то время, привести свои чувства в порядок, восстановить душевное состояние. Ей не нужны были сейчас лишние эмоции. А он и так уже был слишком близок к тому, чтобы пересечь ту опасную грань. Но, во-первых, работа. А во-вторых… Во-вторых, мечта. Всё-таки Нацу действительно был единственным человеком, кто мог ей помочь. У него было понимание того, как должны звучать её песни, а это было очень важно для Люси. А когда выбор стоял между сохранением своего стабильного психологического состояния и шансом осуществления давней мечты, то… «Конечно, я не отступлюсь», — подумала Люси и кивнула сама себе. «Я поднимаю панику на пустом месте. Это же Нацу. Всего лишь Нацу. У меня просто немного поехала крыша на почве благодарности. Напридумывала себе лишнего. Мы просто забудем всё, что произошло, и будем поддерживать деловые отношения в условиях нашего договора». Звук входящего сообщения на телефоне прорезался сквозь тишину ночи и прервал поток размышлений Люси. Она нахмурилась. Рабочий телефон на ночь ставился на беззвучный режим, а на обычный никто в такое время не пишет. Люси взяла телефон с тумбочки и разблокировала экран, ни на что хорошее не надеясь. «Драгнил», — сообщил ей дисплей имя отправителя. Люси откинулась обратно на подушку, тяжело вздыхая. Лёгок на помине. — Я тут вообще-то собралась о тебе не думать! — сообщила она дисплею и открыла сообщение. «Спокойной ночи, Люси:)» — гласил экран. Что? Что за бред? Зачем он это делает? Какое ещё «спокойной ночи»?! Люси положила телефон обратно на тумбочку. «Я не буду отвечать», — подумала она. Они теперь что, друзяшки, которые желают друг другу спокойной ночи перед сном? Да что с ним не так? Весь из себя такой милый стал, аж противно, а теперь ещё и «спокойной ночи»? Что ему непонятно было в её просьбе не общаться помимо работы? Люси немного подумала и снова взяла в руки телефон. «Я отвечу, но только потому, что того требуют нормы вежливости». Она открыла сообщение и нажала на кнопку «Ответить». Замешкалась. «А что же я отвечу?» Люси хлопнула себя рукой по лбу. «Да успокойся, Люси, это же просто смс-ка, — сказала она самой себе, — обычное сообщение, а ты реагируешь, как шестиклассница, получившая любовную записку». Но экран так и остался пустым. На самом деле это было далеко не «обычное сообщение» и не «просто смс-ка». Нацу никогда не слал таких смс-ок, тем более ей. То ли он действительно пытался быть милым, чтобы помочь ей справиться со своим смятением, то ли просто издевался, то ли… «Может ли такое быть, что его одолевают те же мысли, что и меня?..» От этого предположения пульс Люси снова превысил допустимую скорость, и ей это совершенно не понравилось. Пора было с этим заканчивать. На экране появились сухие слова «Ага, и тебе», Люси быстро нажала кнопку «Отправить», выключила звук и вернула телефон на тумбочку. Она не позволит ему больше доводить себя до такого состояния и заставлять так по-идиотски себя чувствовать. Это временное помутнение и она с ним справится. Если это её плата за шанс осуществить свою мечту, то Люси её примет. Она повернулась на другой бок и обняла подушку. — Только пожалуйста, хотя бы не снись мне, — прошептала она.