***
- Ура! Мы приехали! - мальчик побежал сразу к пляжу, бросая свои вещи и начиная раздеваться. Реджина достала из машины всякие коврики и корзинки с едой, передавая их рядом стоящей Эмме. - А ты уверена, что это все так необходимо? - критически оглядывая количество вещей поинтересовалась Эмма. - Мне кажется, это как-то многовато для пары часов на природе. - Эмма, пригодиться может все, тем более мы тут до вечера. - Ладно, ладно, пошли уже, - блондинка нагрузила себя вещами, идя за Генри на пляж. Она уже разложила все и, выдохнув, села на коврик, когда к ней подошла брюнетка. Сегодня Реджина выглядела очень необычно. Вместо привычных высоких каблуков на ней красовались босоножки. А вместо облегающих нарядов - летящее, воздушное, легкое и нежное платье, красиво струящееся по ее телу. Темные волосы распущены, а на лице нет броского макияжа. И от всего этого Реджина выглядела очень по-домашнему, по-семейному, как-то особенно нежно. Эмма как завороженная смотрела на то, как Миллс медленно тянется к застежки платья, как молния расстегивается, обнажая спину брюнетки. Реджина медленно скинула бретельки платья с плеч, так что ткань заскользила по телу брюнетки, оставляя ту лишь в черном купальнике, идеально сидящем на ее теле. Она встряхнула головой, растрепав немного волосы. - Эмма, - чуть приподнимая одну бровь, сказала брюнетка зазывающим полушепотом, - присоединишься? Эмма шумно сглотнула, открывая рот и скользя по телу брюнетки обжигающим взглядом. Реджина довольно улыбнулась, ловя ее взгляд. Они смотрели друг на друга, улыбаясь и тяжело дыша, а тысячи искр сверкали между ними. - Раздевайся, - приказала Миллс и, еще раз улыбнувшись через плечо, медленно начала входить в воду. - Чт... Оу... - Эмме потребовалось некоторое время, чтоб оправиться от этих нахлынувших чувств, и понять, что имела в виду Реджина. Свон быстро сбросила с себя майку и шорты, оставшись в бежевом купальнике. Она завязала свои длинные волосы резинкой и поспешила войти в воду. - Эмма, иди сюда, - поманил девушку Генри. - Давайте все вместе сыграем! Кто дольше продержится под водой. - Я за. Мисс Миллс, вы готовы проиграть? - Эмма заманчиво улыбнулась. - А вы? - улыбнулась мэр в ответ. - Раз... два... три! - скомандовал мальчик, и они погрузились под воду. Шли долгие секунды. Генри вынырнул первым, а вот брюнетка и блондинка все еще старались перебороть друг друга. Эмма открыла глаза под водой. На лице Реджины читалось напряжение, было видно, что она вот-вот проиграет. Эмма выплыла из воды, передавая Миллс победу. - Ура! Мама выиграла! - Да, мама твоя молодец, - блондинка кивнула, ласково глядя на Реджину, которая уже вынырнула и теперь отжимала волосы. На ее лице так красиво играло солнце, что было просто невозможно оторвать взгляд от этой женщины. Она улыбалась, искренне и так красиво, наполняя тишину этого места своим бархатистым смехом. - Давайте кто быстрее до того берега! - крикнул Генри и поплыл так быстро, как только мог. - В этот раз не подыгрывай мне, - сказала брюнетка и поплыла за сыном. Эмма одними губами что-то проговорила и стала догонять этих двоих.***
- А пацан любит плавать, - сказала Свон, опускаясь рядом с расслабившейся на солнце Реджиной. - Ммм... - блаженно отозвалась Миллс. - Как и ты, я смотрю. - А тебе больше нравится суша? - Эмма повернулась к женщине, приподнимаясь на локтях, разглядывая ее лицо с прикрытыми глазами и красивой улыбкой. - Мне нравится солнце, - ответила Реджина, потягиваясь, издавая при этом сдавленный стон наслаждения. Она открыла глаза, фокусируясь на Эмме. От взгляда этой девушки бросало в дрожь. Она изучала изгибы тела Миллс, прожигая ту взглядом. - Мисс Свон? - брюнетка заманчиво улыбнулась, понижая голос. - Да, мисс Миллс? - О чем вы думаете? - О вас, я же с вами говорю. А вы? - А ты угадай... - Реджина немного приблизилась к Свон, рефлекторно облизывая губы. - М... даже не знаю, Реджина. Я боюсь не угадать, - Эмма так же пододвинулась вперед, переводя взгляд на эти манящие и пухлые губы с маленьким шрамиком слева вверху. - Не бойся, - почти прошептала женщина, обжигая своим дыханием губы Эммы. - ПО-МО-ГИ-ТЕ! - крик мальчика заставил их отскочить друг от друга. Секунда потребовалась Эмме, чтобы понять, что происходит. Она тут же вскочила с места и сразу же ринулась в воду. Буквально секунда, и Свон держала в своих сильных руках тяжело дышащего и вцепившегося в нее железной хваткой Генри. Она осторожно положила мальчика на полотенце, накрывая еще одним его плечи. - Генри, боже мой, Генри! - Реджина подскочила к нему с трясущимися руками и растерянно смотрела на сына. - Мама! - Генри обнял маму за шею и прижался к ней, так же трясясь от страха и пережитого ужаса. - Малыш, Генри, милый мой, - Реджина прижимала его к себе, гладя по спине. - Испугался? Генри кивнул, продолжая держать маму в объятиях. - Что случилось? - мягко спросила Реджина, обращаясь к сыну, который уже немного успокоился. - Ты же отлично умеешь плавать. - Я... я не знаю... Наверное, я запутался в водорослях. Да, думаю, это были водоросли. И я запаниковал... И... - он повернулся к Эмме, обнимая теперь и ее. - Спасибо тебе. - Хей, пацан, ты же знаешь, я за тебя горой, - Свон по-доброму усмехнулась, хлопая его по плечу. - Поедем домой? Мальчик кивнул, все еще находясь в шоковом состоянии. - Тебе нужно в больницу, - серьезно сказала Миллс, обращаясь к сыну и протягивая тому одежду. - Не надо, мам. Мне уже лучше. Я не чувствую себя больным. - Реджина, он всего лишь немного наглотался воды. Брюнетка кивнула, задумчиво глядя в землю.***
- Эмма, как же я сегодня испугалась! - Реджина опустилась на диван, выдыхая и закрывая глаза руками. - Не представляю, что было бы, если бы не ты. - Не представляй. Я рядом. И все хорошо, - Эмма села к Реджине, осторожно беря женщину за руку. Миллс положила ей голову на плечо, тяжело вздыхая и закрывая глаза. - Я устала, Эмма, - ее голос был особенным, тихим и грустным. - Я устала от всего, что происходит вокруг меня. Устала от постоянного страха, от постоянного стресса, от постоянной возможности потерять все. И больше всего я устала от того, что, чтобы я ни делала, я все равно теряю все. Я устала, Эмма. Наступила тишина, в который были слышны только дыхание и звуки сердец, стучащих в унисон. - Реджина, - Эмма встала, глядя на нее, - тебе нужно отдохнуть, день был трудным. Миллс закрыла глаза и упала на диван. - Я не хочу. - Хей, - Эмма подошла к женщине, поднимая ту на руки, - пошли. - Мисс Свон, отпустите меня! - Нееет, мы идем спать. - Мы? - Я несу тебя спать. Мэр Миллс, я даже боюсь спросить, о чем вы думаете? - О том, не решили ли вы, мисс Свон, нагло занять мою постель. Эмма усмехнулась, поднимаясь по лестнице и прижимая к себе Реджину еще сильнее. Миллс уже с первых минут так вжалась в Свон, словно брюнетка была маленьким котенком, которого сняли с дерева и которому очень и очень страшно, и если он отпустит хватку, то непременно упадет. - Приехали, ваше величество. - Благодарю, - женщина почувствовала мягкую кровать у себя под спиной. - Спокойной ночи, Реджина. - Эмма... - Миллс окликнула ее, приподнимаясь на локтях. - Останься. Эмма остановилась, не говоря ни слова и не поворачиваясь в сторону брюнетки, но и не уходя. - Реджина, - тихий голос Эммы, грустный и вежливый, прорезал пустоту, - не думаю, что это хорошая идея. Прости. И она вышла, осторожно закрыв за собой дверь. На ватных ногах Свон дошла до своей комнаты, не помня себя, закрыла дверь на ключ и тихо сползла по ней, дрожа всем телом. Реджина свернулась клубком, прижимая к себе одеяло, а по ее щеке скатилась первая слеза из миллиона, что бесшумно прольются сегодня ночью. Эмоции, что копились в ней, выплыли наружу... "Я все порчу. Все порчу своим ненужным копанием в себе. Оно важно для меня, я понимаю. Но в стремлении сделать лучше, я всегда все порчу. И постоянно боюсь. Эта боязнь, наверное, связана с детством. Что все всегда уходили и теперь я не хочу, чтобы кто-то ушел... Но это не повод оправдывать себя и свои поступки! Я всегда хотела жить лучше, не мешая и не досаждая людям, родным людям. Но я всегда все порчу! Я разрушаю себя и других. И у меня так много поводов ненавидеть себя. Чувствую себя грязью, замотанной в красивую обертку и продающейся за большие деньги. Я всегда привлекала к себе. Пусть и сугубо определенный слой людей, но я умела влюбить в себя. Пару взглядов, чуть посмеяться над его или ее шутками, дотронуться... Я знала, как это работает. И меня считали красивой, доброй, милой и никогда не унывающей. И вскоре я влюблялась сама. Мне это нужно как воздух. Я боюсь одиночества. Поэтому я влюбляюсь так часто и так страстно. И до тех пор, пока меня не вышвырнут. Или я не убегу, почувствовав, что, если не уйду сама, то меня вышвырнут. Но долгое время все хорошо. Романтика, нежность. Надежда. Надежда на то, что это все же мой человек и что он не убежит и действительно любит меня, а не этот флирт или, что бывало чаще, мое тело. А в тот момент, в тот ужасный момент, когда все доходит до разворачивания обложки (и я сейчас не о сексе, а о душе, которую ты показываешь родным людям). В этот момент все рушится. Сначала ты еще можешь что-то вернуть, но фантик уже начал разворачиваться. И, когда он обнажает суть - израненную и самосъедающую суть меня, все падает. Многие уходят сразу, некоторых отталкиваю я, не желая завершать этот круг ада. Самые стойкие, которые все же смогли посмотреть на меня даже после снятия обложки, обычно все равно не оставались в моей жизни надолго. И я устала. Устала быть одна. Я не могу найти спасение в себе, это я поняла давно. Меня спасала лишь любовь. Я знала это всегда. Я всегда понимала, что единственный выход - это человек, чьи поцелуи каким-то образом могли сгладить шрамы, залечить раны и остановить саморазрушительную машину. И я поняла, что это можно сделать, не обнажая себя. Такими были отношения с Робином. Я не показала ему темноту внутри себя. Он видел меня цветущей и радостной. А его появление в моей судьбе и присутствие в моей жизни давали мне силы на то, чтобы не снимать перед ним обертку. Но потом я лишилась и этого. Я пыталась найти забвение в сыне и почти нашла. Я была для него матерью, хорошей, я надеюсь. И сейчас я для него мать. И очень сильно его люблю. Но это другая любовь. Меня любили в ответ, но все это все равно не смогло залечить раны, а лишь притупило их. И вот тогда пришла Эмма. Когда я почти научилась не обращать внимания на то, что внутри меня. Когда я накрепко завернулась в свою обертку... Она просто пришла и, сняв с меня ее, заглянула в саму душу. Так далеко, как не решался никто. И я снова все испортила. Я могла проглотить это, могла не дать ей увидеть. Но лишь лучше показала ей израненную мясорубку, прокручивающую саму себя раз за разом. Она ушла. Она ушла, и все стало в разы больнее. Так, будто мясорубка заработала сильнее в три раза. Так, будто каждую секунду мое сердце проворачивают через нее, заставляя выть от боли. Она уйдет. Все когда-нибудь уходят. Каждую минуту с ней я ценю выше самых дорогих бриллиантов, но, даже обнимая ее, я думаю о том, что будет, когда ее не станет. Ведь все уходят. Никто не может полюбить меня, полюбить реальную меня, никто не вынесет этой разрушающей машины внутри меня. И я не вынесу. Она убивает меня. Она появляется каждый раз, как только я остаюсь сама с собой. И слезы боли, которую мне приносит это внутри меня, разрушая мечты, надежды и веру, поглощая любовь, слезы рвутся наружу. И я просто плачу, пока не кончатся слезы, пока не наступит утро, пока не проснется сын и не обнимет меня, даже не догадываясь, почему мама не высыпается. И сейчас мне тоже остается лишь это. Ведь я ничего не смогу сделать с тем, что все уходят. Я не могу удержать ее. И это убивает меня. Как бы мне хотелось вырвать свое сердце из груди. Как же я ненавижу себя за эту слабость. Как я хочу, чтоб это прекратилось. Пусть быстрее закончатся слезы. Пусть быстрее наступит рассвет."