Неизвестная история Призрака Оперы

      Эмилию Найтхевен с самого детства интересовали тайны и загадки. То, перед чем обычные люди пасовали, считая опасным, то манило её, словно шкатулка Пандору. Свои отроческие и юношеские годы она провела в пансионате для благородных девиц, где обучилась «всему, что должна уметь истинная леди и добрая жена». Впрочем, о замужестве она никогда всерьёз не задумывалась. Молодая, красивая, умная, да к тому же и аристократка. Недостатка в поклонниках у неё никогда не было, но не было и того, кому она готова была бы подарить сердце. Светская жизнь ей нравилась с малых лет. Всегда в центре внимания, почётная гостья на балах, утопающая в океане всеобщей любви и обожания, как было не любить эту пышность маскарада и атмосферу жизни высшего общества?.. Но роскошь каждый день ей надоела. Эти напыщенные, пафосные молодые люди, которые все, как один, цитировали Байрона, лишь за красоту речи, но не понимали всего смысла. Которые после одного танца готовы были писать любовную записку с горячими словами и слёзными мольбами быть вместе, а наследующий день, после тяжёлого учебного дня кружится с другой гимназисткой и передавать ей идентичную записку, с каплей воды (подразумевалось, что это слеза) в конце пылкого признания… Эти глупые подружки, с накрученными кудряшками и милыми личиками, так похожими на кукольные от обилия пудры, помады теней и туши. Читая в пансионате книжки из серии «Искры чувства» они думали, что знают о любви всё и что запросто смогут отличить её от симпатии. И тогда появился он. Немолодой писатель из Франции Поль де Сайи. В их пансионате он должен бал преподавать уроки истории Ренессанса. Рассказывал он так, что Эмилия готова была забыть обо всём на его уроках. Его слова и красивый бархатный голос завораживали её, а воображение рисовало различные картины — вот Леонардо да Винчи пишет с неё портрет («Дура, — подумала она про себя — вздумала ставить себя на место самой Джоконды»); вот она плывет на корабле вместе с пиратами («О, это мне больше нравится»); а вот — играет Джульетту в пьесе Шекспира. Поль мог найти с девицами общий язык. Многие строили ему глазки, могли «случайно» низко нагнуться или «нечаянно» оголить ножку. Но он был непоколебим, как скала. Высокий, статный, харизматичный и…загадочный. Его лицо было правильных аристократических черт — прямой нос, широкие скулы, не полные и не узкие губы, аккуратные усы. Но особенно выделялись глаза — карие, они так подходили его длинным тёмно-русым волосам, которые он собирал в хвост на затылке. Эмилия часто ловила себя на странных мыслях касательно его. Она мечтала о нём… Но не как о мужчине. Она видела в нём человека, которому можно довериться, которому можно открыть душу. Как она мечтала просто поговорить с ним… И её мечта сбылась.  — Мисс Найтхевен! Не могли бы вы остаться? — спросил Поль, когда все разошлись. Его голос отвлёк её от раздумий, вернее от мечтательных раздумий.  — Конечно, мсье, — она встала и сделала реверанс  — Вам известно о моём французском происхождении? — он, казалось, был удивлён.  — Это известно всем, мсье. Ваша манера одеваться, ваш стиль речи, ваш акцент… — Эмилия замолчала, добавить было нечего.  — Тебе известна культура Франции? «Ну вот, уже на „ты“ перешел», — мелькнула насмешливая мысль.  — Я буду с вами честна, — начала юная леди, — о культуре Франции мне известно довольно мало, но мне хотелось бы знать больше. И я не стану врать вам, что в свободное от уроков время занимаюсь изучением культуры вашей родной страны. Осмелюсь предположить, что вы оставили меня не для разговора о вашей стране?  — Чтож, мадемуазель, я ценю вашу честность, — говоря это, он был серьёзен, но глаза его смеялись, — вы правы. Я хотел поговорить с вами на более…личную тему, — заключил мсье Поль. « Что-о-о-о-о-о?! Какие могут быть личные разговоры у учителя и ученицы?..» — не стану скрывать, читатель, что наша героиня была немного напугана. Но она и пребывала в состоянии легкого ажиотажа, ведь её манило всё таинственное и необычное…  — Я… должен признать, что приехал сюда из-за вас, мадемуазель, — ему было нелегко говорить спокойно и размеренно, как он говорил всегда, но мужчина старался. Эмилия терпеливо ждала продолжения банкета.  — Помнишь ли ты своего отца, Эмилия?  — Немного. Когда я была маленькой, он часто дарил мне стеклянные фигурки, которые самостоятельно выдувал. Ещё колыбельные пел… Не мама, а он, — ответила девушка. Она мало что о нём помнила. Разве что он был неисправимым оптимистом, всегда смеялся, был искусным стеклодувом. И постоянно что-то писал. Что — маленькая Эми не знала. А взрослая этим не интересовалась, боясь ворошить старую рану. Он погиб при пожаре, спасая её и её мать. Эта была рана на её душе, но со временем она зажила.  — 15 лет прошло… — Она с трудом сдержала слёзы. Поль встал из-за учительского стола, подошёл к её парте и сел рядом, положив руку ей на плечо. Эмилия вопросительно посмотрела на него. Учитель улыбнулся:  — Не удивляйся насчёт моего отношения к тебе. Я — старый друг твоего отца.  — Где же вы были раньше?  — Я долго не получал от него вестей, но надеялся на лучшее. Лишь недавно я узнал о его гибели… В своё время он спас мне жизнь. А мой принцип — долг должен быть оплачен. Однажды он взял с меня обещание, что если с ним что-то случится, то я должен буду позаботится о его жене и дочери. Прости меня, Эми, похоже я опоздал… Никогда она не видела в его глазах столько отчаяния и мольбы на прощение. Ни в чьих глазах она этого не видела.  — Нет, мсье Поль. Вы не опоздали. 15 лет я провела здесь, — она обвела рукой класс, — учителя здесь просто от Господа Бога, а балы отвлекали меня от грустных размышлений. То будущие офицеры, то семинаристы, то ещё какие-нибудь знатные и учёные молодые люди. Моя мать тоже отвлекалась как могла — она открыла своё ателье, иногда писала любовные романы, пользующиеся успехом и спросом. Недостатка в деньгах у нас не было, в мужском внимании — тоже. Но моя мать так и не вышла замуж, а я об этом и не думаю. Поль улыбнулся:  — Правильно, Эми. Не забивай свою умную головку ерундой, всё успеется. Ты красивая девушка, много у тебя поклонников, я не сомневаюсь, и столько же будет довольно долго. Действительно. И как я ещё не описала внешность мисс Найтхевен? Она была среднего роста, с фигурой того типа, обладательницы которого никогда не поправлялись, несмотря на любые усилия. На фигуру ей жаловаться не приходилось, талия возможно и не отвечала стандартам моды, но лишь затем, что она не носила корсеты, конечно, когда того позволяла ситуация. А в целом ей приходилось ходить в корсетах, которые она от души ненавидела. Не любила она, чтобы что-то стесняло её движения. Длинные прямые светлые волосы, которые доставали ей до поясницы, которые она не завивала, оставляя такими, какими создала их природа. Обычно она делала высокие причёски или просто закалывала заколкой, иногда могла заплести косу или вплести ленту. Мило и со вкусом. Её лицо, казалось, светилось. Возможно из-за её светлой кожи или персикового румянца, который играл на щеках. Или же этот свет излучали её глаза, хоть они и были темного цвета. Тёмно-синие, иссиня-черные — вот оттенки, которыми можно описать эти необычные глаза. Светлая кожа, светлые, пшенично-золотистые волосы и темно-синие, почти чёрные глаза цвета ночного неба в преддвериях рассвета — вот что выделяло её из всей когорты хорошеньких студенток. Завершали портрет чуть пухлые нежно-розовые губы, подобные лепесткам розы, говорившие о капризности их владелицы.  — И что же мы теперь будем делать, мсье Поль? — спросила Эмилия.  — Эми, можешь называть меня просто Поль. Ну, в свободное от учёбы время, конечно, — он улыбнулся. — Прежде всего, мне надо поговорить с твоей матерью.  — Знаете, Поль… Она это умело скрывает, но она до сих пор тяжело переживает потерю моего отца. Мне иногда кажется, что ей тяжело находится в этом городе N.  — Хм… У меня есть поместье во Франции, может переедем туда?  — В Париже?! — в глазах Эмилии вспыхнули искорки.  — Нет, далековато до Парижа…  — Всё равно неплохо. Тем более, что у меня завтра выпускной бал.  — Я не хочу напрашиваться…  — Поль, вы хотите, чтобы я пригласила вас в гости? Хм, не знаю, что начнут говорить «добрые» люди, поэтому, если что, то вы хотите поговорить с мамой насчет успехов в моей учебе.  — Сразу видно — моя ученица, — сказал Поль не без гордости </right>