"Огненный Бог Марранов" Power Tale

       Да, друзья, десять лет прошло с тех времен, когда Волшебной Стране угрожала тирания коварного столяра и его деревянной армии. Хотя за это время в ней, откровенно говоря, мало чего изменилось — разве что подросли малыши и стали зрелыми людьми юноши и девы, а бороды стариков удлинились вдвое. Благословенная земля вернулась к мирной жизни, вновь погрузившись в спокойное, размеренное существование, столь милое сердцу крестьянина и горожанина.        После того, как одержавшие победу в войне свободные народы приговорили волшебника-узурпатора к изгнанию, гость извне — одноногий моряк Чарли Блэк — вернулся к себе на родину, но отнюдь не позабыл Волшебную Страну. Правда, увидеть ее во сне ему больше не удавалось (видимо, сказывался избыток подлинного, живого опыта), однако отважный мореход сумел вернуться туда — уже во плоти, ведь там, где ты прошел один раз, всегда можно пройти в другой.        Продав подаренный ему жителями Города Счастья изумруд, Блэк сумел приобрести не только маленький быстроходный кораблик, но и кое-что для фермы своего зятя Джона — в том числе старый биплан, списанный в соседней воинской части. Своими руками починив крылатую машину, как сумели, фермер и моряк приспособили самолет для опрыскивания Джоновых полей пестицидами. После уборки урожая же, когда в нем на время отпадала надобность, Чарли садился в кабину биплана и отправлялся через горы и пустыню в гости к друзьям. В Изумрудном Городе и Стране Жевунов моряка встречали как близкого друга, а он за гостеприимство делился с ними новостями из внешнего мира.        Новости, сказать по правде, не радовали: то тут ураган, то там война, да еще и кризис вдобавок… Иной раз Чарли не на шутку хотелось соврать или просто умолчать о творящихся на планете невеселых делах. Да как умолчишь? Врать моряк не привык. Вот и начинали каждый год, после его отлета, расползаться по Волшебной Стране слухи — непонятные, завораживающие, жутковатые, проникающие в самые дальние уголки.        Добирались они и до Когиды — в прошлом довольно большой и оживленной деревни, а ныне всеми забытого глухого угла на самом краю Голубой Страны. Не то чтобы ее жители так уж интересовались событиями во внешнем мире — ведь были они домоседливы и, чего греха таить, трусоваты — но нельзя же выглядеть безнадежно отставшим от жизни провинциалом в глазах соседей! Так что волей-неволей, а приходилось местным Жевунам выслушивать разносимые говорящими птицами новости, да потом еще и передавать их друг другу. Ну и обсуждать, конечно, как без того.        Лишь в один дом, стоявший на окраине деревни, никогда не забредали местные болтливые кумушки и досужие сплетники. Причин тому было три: во-первых, дом этот довольно тяжело было назвать принадлежавшим к деревне — от Когиды его отделяло широкое кукурузное поле, да еще небольшая рощица вдобавок. Во-вторых, во всей Когиде не нашлось бы человека, который мог назвать хозяина одинокой усадьбы своим другом, и не только в ней. Ну, а на тот случай, если бы все-таки отыскался во всей Стране не в меру разговорчивый и доброжелательный Жевун, была и третья — внутренность усадьбы могла нагнать страху не только на него, но и на кого-нибудь из народов посмелее. Начать с того, что сами ворота миновать было непросто — открывались и закрывались они только по приказу хозяина дома, причем самостоятельно. А прямо за воротами (тяжелыми, дубовыми, одним своим видом отбивающими желание войти) начинались форменные чудеса.        Широкие грядки, занимавшие почти весь двор, были засажены не только картошкой и капустой, но и какими-то странными растениями — на некоторые из них было почему-то довольно жутко и неприятно смотреть. Спину хозяина, обычно согнутую где-то посреди огорода, окружал целый ворох садовых инструментов, отнюдь не лежавших без дела — рукоятки мотыг, лопат и грабель висели в воздухе без всякой видимой опоры, замахиваясь и опускаясь будто сами по себе. За домом слышался стук топора, хотя хозяин усадьбы всю жизнь жил один и никогда не нанимал работников. Тяжело бухая плоскими днищами, из сарая к колодцу спешили по двору две деревянных бадьи. Сидевшее на крыше чучело орла со стеклянными глазами раз в день, взмахнув крыльями, вдруг срывалось с места и исчезало в небесах, чтобы вскоре вернуться с молодым зайцем или жирной тетеркой в когтях.        Вот и сегодня плоская деревянная крыша уже час пустовала. Пропалывая виноград, владелец дома время от времени кидал вверх мрачные, нетерпеливые взгляды. Наконец, выпрямившись со вздохом, он подошел к стоявшей у стены бочке и плеснул себе в лицо пригоршню дождевой воды. Сидевший возле бочки деревянный человечек в локоть высотой услужливо протянул ему полотенце.        Присев на завалинку, бывший полководец, а ныне снова огородник Урфин Джюс устало опустил подбородок на ладони. Тяпки и лопаты продолжали трудиться — уже сами по себе.        «Однажды вдруг познав, забыть не суждено» — вспомнилось ему. Отобравшие у него власть и славу победители не могли вырвать из его разума тайну живительного порошка: перестав быть правителем, завоевателем и полководцем, он все еще оставался волшебником. Ведь если подумать, что в магии самое главное — лежащие пустым грузом знания или умение применить на практике то немногое, что знаешь? Разумеется, второе. Во всяком случае, Джюсу было приятно так думать. После первого же урожая волшебных трав он начал окружать себя ожившими слугами — умелыми, расторопными и безотказными — так что теперь мог проводить целые дни в почти полном безделье, накормленный и ухоженный.        Увы, о большем помышлять не приходилось. Урфин знал, что за ним следили и продолжают следить — его открыто предупредили об этом еще в день суда, сразу после вынесения приговора. Проворные птицы, шнырявшие вокруг усадьбы, наверняка регулярно доносили о каждом его шаге Прему Кокусу и Страшиле Мудрому. Мудрое пугало, ха! Кто бы мог подумать, что в этой тряпичной голове действительно скрывается могучий ум? А ведь следовало понимать еще тогда, что Великий Гудвин не оставил бы свой город первому встречному… Создавать самодвижущиеся инструменты и оживлять мелкие фигурки ему не запрещали, но изготовь он хоть одного солдата — деревянного, оловянного, да хоть стеклянного — как его сразу возьмут под стражу и на этот раз церемониться уже не будут. В этом колдун-изгнанник не сомневался ни на полногтя.        Поэтому стоило ли терять синицу в руке ради того, чтобы снова попытаться таскать этой рукой каштаны из огня?        Стоило ли…        Джюс смотрел, как его старая мотыга сама пропалывает огурцы, и в который раз почти искренне пытался убедить себя в том, что счастлив. Работать ему больше не придется до конца его дней — разве только потребуется изредка готовить новую порцию порошка, когда что-нибудь сломается или износится. Если богатством считать не количество денег в сундуке, а хозяйственный достаток и излишек, то он богат. Он больше не должен горбатиться над грядками, потеть за верстаком или шастать по лесу с самострелом. Сам он лез в огород обычно лишь для того, чтобы чем-нибудь развеять скуку.        Возможно, еще через какое-то время его краткое владычество над Жевунами позабудется окончательно. Мечтательные и не слишком злопамятные, они уже сейчас понемногу начинают здороваться с ним, когда ему случается забрести в Когиду. Он станет уважаемым членом общества. Разве этого мало?        …В том-то и загвоздка, что мало. Урфин снова ощутил, как внутри, почти утопленный в прохладных струях благоразумных мыслей, разгорается уголек честолюбия. Вновь он остро и четко почувствовал, что неодушевленных предметов ему мало, ему нужна власть над людьми, нужны приветственные крики на улицах и поясные поклоны, почтение и робость в глазах подданных, ему нужна… эх…        Встряхнувшись, он резко махнул ладонью перед глазами, прогоняя приторную отраву из головы. Эти бесплодные мысли могли в итоге причинить лишь боль. Джюс знал это по опыту.        — Где там эта проклятая птица? — пробормотал он, окидывая взглядом небеса.        Орел и в самом деле завел в последнее время привычку задерживаться. Похоже, ему нравился сам процесс охоты, но это было его личным делом и Урфина не волновало. Что его волновало, так это растущий аппетит и мрачная мысль о том, что принесенную с опозданием добычу все равно придется еще свежевать, потрошить и жарить. Может быть, стоило просто оживить лук и стрелы? Но, хотя орел был молчалив, довольно сварлив и почти все время проводил на крыше, бывший столяр уже привык к присутствию в доме говорящей птицы. М-да…        Как всегда, вспомнив Гуамоколатокинта, Урфин слегка загрустил.        В этот момент по земле перед ним мелькнула быстрая тень. Подняв голову, он увидел описывающий над домом сужающиеся круги темный силуэт. Птица двигалась быстро, но тяжело и как-то кособоко, ее клонило вниз и слегка влево.        Джюс не сразу понял, что кажется ему странным в крылатом охотнике. Он напряг зрение, пытаясь разглядеть, что орел несет в когтях. Зайца? Тетерева? Соседскую курицу, из-за которой опять придут скандалить деревенские? Против солнца ничего было не разобрать. Сильно трепыхая правым крылом, орел быстро снижался вырастая. Вот его видно уже более отчетливо. Урфин сощурил глаза почти до слез…        И тут же широко открыл их.        — Клянусь черными камнями, — пробормотал он, вскакивая. Втянув голову в плечи и зачем-то прикрыв ее руками, Джюс бросился к дверям дома и захлопнул их за собой. Прижавшись спиной к стене, бывший столяр для чего-то отсчитывал секунды. Когда за окном потемнело, а воздух над домом низко загудел, как в бурю, Урфин съежился и закрыл глаза.        Гулкий удар потряс всю усадьбу от погреба до крыши. Над домом взвилось огромное облако коричневой пыли. Затем все стихло.        Через пару минут Джюс отважился выглянуть наружу.        Посреди двора лежал орел — но вовсе не тот, которого ожидал проголодавшийся столяр. Накрыв собой огород и виноградник, перед домом распростерлась исполинская птица — гигантский орел из обитавшего в Кругосветных горах крылатого племени. Огромная голова, упершись лбом в дверь дровяного сарая, с трудом пощелкивала клювом длиной в руку Урфина. На белые перья, свалявшиеся и местами обломанные, оседала пыль.        Прикрывая лицо и откашливаясь, ссыльный волшебник осторожно приблизился к гиганту. Он уже встречался с этими птицами и очень хорошо это помнил. Как можно было забыть кошмарных тварей, стремительным налетом уничтоживших почти все его войско в том сражении! А хуже всего было то, что, в отличие от прочих его врагов, здесь даже о мести мечтать не получалось — как отомстишь такой громадине, да еще и летающей? И вот теперь, спустя десять лет — что это? Исполнение потаенных желаний? Награда за прошлое унижение? Или все-таки… что-то еще?        Размышляя, Урфин остановился возле головы орла и смерил его взглядом. Даже если позвать на подмогу все инструменты и самому взяться за топор, на эту шею у него уйдет целый день. И куда потом девать тушу? Во всей Когиде не достанет соли сохранить такую груду мяса. Использовать золу? Это сколько же деревьев придется сжечь целиком?! Да еще и ощипывать… Вот же морока!        В этот момент глаза орла открылись и медленно сфокусировались на стоящем перед ним человеке.        — Я помню тебя, — хрипло сказала птица и с трудом приподняла левое крыло. — Помоги.        Урфин присвистнул: на внутренней стороне крыла среди окровавленных перьев зияла одна из самых пакостных ран, что ему доводилось видеть за свою жизнь. Нездорового цвета опухоль, уже успевшая затянуться кожей, слегка сочилась гноем, отвратительный запах которого сразу ударил ему в ноздри. Через пару мгновений орел опустил крыло и закрыл глаза: похоже, у него не осталось сил держаться прямо.        Джюс почувствовал, как мысли, еще несколько минут назад лениво ползавшие по внутренней стороне черепа, словно отъевшиеся гусеницы, начинают бегать все быстрее и быстрее.        «Я помню тебя» — значит, орел участвовал в сражении. Вспомнил ли он его сейчас? Или же нарочно летел сюда? И если нарочно, то зачем? Просто искал исцеления от раны? Или же он получил ее в пути, а направлялся сюда совсем по другой причине? Может, он вестник? Кажется, королевство гигантских орлов располагалось неподалеку от Розовой Страны…        Еще несколько секунд мысли, домыслы и доводы метались в голове Урфина — и наконец с холодным звоном сошлись в одной точке, породив решение. Поднатужившись, он слегка приподнял раненое крыло и, ногой подтянув к себе чурбак для колки дров, подпер крыло им. Опустившись на землю, Джюс скользнул в узкую щель под крылом и снова осмотрел рану.        — Котел на огонь! — крикнул он высыпавшим на крыльцо деревянным слугам. — Принесите нож и мою старую рубашку, ту, что с дырой на рукаве!        Следующие несколько дней прошли как в горячке. Принесенного-таки замешкавшимся чучелом кролика Урфин скормил своему гигантскому больному, после чего прогнал лентяя обратно на охоту: в том, что еды такой махине потребуется немерено, сомневаться не приходилось. Волшебник недовольно подумал, что ему самому в ближайшее время, похоже, придется питаться только картошкой и капустой, но отступать от уже принятого решения не годилось.        Придя в себя, гигантский орел назвался Карфаксом. Пока это было единственным, что Джюс о нем узнал — все силы раненого уходили на то, чтобы не мешать лекарю и терпеть боль. Боль же, даже со скидкой на могучий организм птицы, явно была адская. Была, однако, и хорошая новость: падение орла во двор было не собственно падением, а скорее плохо контролируемым спуском — Карфакс все время сохранял присутствие духа и окончательно лишился сил уже почти над самой землей. Так что вместо переломанных костей и расплющенных внутренностей гигант отделался лишь синяками по всему телу, на которые Урфин мог не обращать внимания и заниматься только опухолью.        А опухоль была очень и очень скверная. Когда Джюс вскрыл ее, гной с силой полез наружу, мгновенно пропитав перья; прислужники едва успевали смывать отраву кипяченой водой. Почти сутки, ругаясь сквозь зубы и отплевываясь от пота, Урфин осторожно скоблил рану деревянной ложкой — избавиться от нагноения следовало полностью и как можно скорее. Исполин внимательно следил за его действиями, не издавая ни звука. Лишь когтистые лапы время от времени скребли по земле, судорожно сжимаясь в некое подобие кулаков.        Однако часть гноя все равно оставалась под кожей, а мощные мышцы орла играли со своим хозяином дурную шутку — как ни нажимал столяр обеими руками на поверхность крыла, наружу ничего не выходило. В конце концов Урфин кое-как, полусидя-полулежа, сумел оседлать крыло и начал давить на него коленями с обеих сторон. Спустя некоторое время из раны показались последние сгустки гноя, а затем наконец-то потекла кровь. Ее не без труда остановили помощники лекаря-самоучки, разодрав рубашку хозяина на бинты.        Но этого было мало. Вместе с запахом крови и тлена рана источала еще один — резкий, полузабытый, но смутно знакомый. Джюс не сразу вспомнил, где и когда ощущал его в последний раз. Потом в памяти мелькнуло воспоминание — старая сгорбленная ведьма выливает в булькающий котел желтый яд…        Косматые брови волшебника сошлись еще плотнее.        — Тебя укусила змея? — спросил он у орла. Тот с усилием кивнул.        — Змеиный царь, — прохрипел он. — Тварь охотилась в горах на птенцов. Я бился с ним…        Кто такой этот «змеиный царь», Урфин не знал, но ширина раны ясно свидетельствовала о том, что зверюга не слишком уступала в размерах самому орлу. А значит, и яд у нее соответствующей силы… Странно, что орел вообще сумел добраться до Голубой Страны…        Задумчиво поскребывая ногтями подбородок, Джюс прошагал в дальний угол двора, к чудом уцелевшей грядке с колдовскими травами.        Прошло еще две недели. Чучело с крыши без устали сновало туда-сюда между усадьбой и лесом, добывая пищу для орла. Урфину тоже несколько раз приходилось отлучаться в лес за семенами и растениями: всего необходимого он у себя на участке просто не выращивал, а кое в чем и вовсе ни разу не нуждался до этого времени. Его познания, порядком заржавевшие за долгие годы, подверглись тяжелому испытанию, но выдержали.        Глядя, как его подопечный с каждым днем дышит все легче и ходит по двору все увереннее, Джюс ощущал законную гордость. Не все, чем промышляла когда-то старая Гингема, имело целью лишь навредить, изуродовать и истребить: в конце концов, даже если ты злая ведьма, рано или поздно тебе придется лечить переломы и болезни — хотя бы свои собственные. Помогая злой колдунье в ее чародейских делах, Урфин мало что запомнил, но пара-тройка самых простых составов в памяти задержалась. Обезвредить яд он не сумел бы, зато мог укрепить силы орла настолько, чтобы могучий организм сам переборол отраву. И вот теперь у него, кажется, получилось.        Оклемавшись, Карфакс оказался довольно разговорчив. О своей битве со змеиным царем рассказать он не пожелал, зато обо всем остальном болтал весьма охотно — и не скупился на благодарности.        — Я ведь давно тебя помню, бескрылый, — говорил он, деловито уписывая очередного кролика. Урфин потихоньку вздохнул, глядя на исчезающее мясо. — Десять лет назад твое имя было на устах по всей Волшебной Стране. Мой народ попросили встать на пути твоей армии, и мы встали — так было надо. Однако когда меня ранила эта тварь, я был вдалеке от дома, в горах неподалеку отсюда. Мне было больше не к кому обратиться — и я рад, что за эти годы твое сердце смягчилось.        — Мне дали достаточно времени для размышления, — шаря в карманах, усмехнулся колдун. — Где же она, черт ее дери…        — О чем ты?        — Да так, о своем… А, вот…        Выудив из заднего кармана что-то маленькое, он сунул руку под котелок с овощами. После тихого скрежета сложенный хворост занялся пламенем.        Джюс никогда никому не показывал эту вещицу. Когда его армия была разбита, а сам он дожидался решения своей участи, сидя под стражей, к нему несколько раз заглядывал визитер — огромный человек, что позже настоял на изгнании. Сейчас, спустя много лет, Урфин почти не мог припомнить, о чем тот говорил с ним Кажется, он в чем-то пытался его убедить, расписывал, сколько хорошего можно было сделать живительным порошком… Странные, почти дикие речи для сурового воина, каким был Великан из-за Гор. Колдун не видел в них смысла и не слушал.        Во время одного из своих посещений великан, уже выходя, обронил на пол темницы… это. Джюс и сам с трудом понимал, зачем вдруг поспешно схватил маленький плоский предмет и сунул его за голенище. Какой прок был в этой мелкой краже, если впереди ждала смертная казнь — или, в лучшем случае, пожизненное заточение? Желание напоследок напакостить хотя бы по мелочи? Какая глупость. Но все же Урфин утаил предмет и позже унес его с собой в ссылку. Уже в пути он обнаружил, что если крутнуть ребристое стальное колесико на торце, из-под него появляется маленький язык пламени.        Урфин подозревал, что рано или поздно топливо вещицы — ведь не может огонь появляться из ничего — иссякнет, поэтому пользовался ей очень редко. Для чего она предназначалась на самом деле и как называлась, оставалось только гадать. Про себя волшебник именовал таинственный предмет «зажигалкой».        Доев свой ужин, Карфакс выпрямился. Его голова поднялась над крышей дома.        — Теперь я у тебя в долгу, — прогудел он. — А орлы Кругосветных гор не забывают тех, кому обязаны. Скажи, как мне отплатить тебе?        В одну секунду Джюс вспотел с головы до ног. Вот оно, вот самый важный момент, нельзя его прошляпить или испортить…        — Не бери в голову, — отмахнулся он, стараясь не измениться в лице. — Я в свое время изрядно набедокурил и хочу теперь хоть как-нибудь исправить то зло, что причинил. Или хотя бы загладить…        — Благородное устремление, — величаво склонил голову исполин. — Однако и я не хочу быть неблагодарным. Так что запомни мои слова.        — Хорошо, как скажешь, — огородник слегка расслабился. — Супчика не хочешь?        — Гхррр… нет уж, спасибо, — Карфакс недовольно встряхнулся, словно мокрый воробей. — Сколько лет я смотрю на вас, бескрылых, но до сих пор не могу понять этой вашей привычки нагревать пищу, пока из нее не выйдут все жизненные соки. Какая гадость! Как ее вообще можно есть после этого?        — М-да? — Урфин пожал плечами, ворочая поварешкой в котле. — Ну, а я, например, никогда не мог понять неприязни моего домашнего филина к жареному мясу. Как можно предпочесть сырье? Невкусно же, да и живот болеть будет.        — Просто у тебя извращенный вкус, — буркнул орел. — Или желудок ни на что не годится.        — Может, и так, но тогда у всех людей на свете проблемы с языками и желудками. Или это с твоим орлиным племенем что-то не то. Все люди готовят пищу на огне.        — Предположим, не все! — похоже, Карфакс вошел во вкус спора. — Неподалеку от Розовой Страны, где гнездится мой народ, живет людское племя, которое вообще не знает огня и ест пищу сырой. Это я видел сам!        — Правда? — волшебник поднял брови. — Вот же бедолаги… И что они едят?        — Мясо и молоко.        — Только мясо и молоко? Никаких овощей?        — По-моему, так, — слегка озадаченно кивнул орел. — Они живут в горах, а там овощи растут плохо. Но что в этом…        — А как они обогреваются по ночам? — по какому-то странному наитию продолжал расспрашивать Джюс. До неведомого племени ему дела не было, но язык отчего-то поспевал прежде разума. — Как строят дома? Что это вообще за жизнь без огня?        Карфакс потер клюв о перья:        — Не знаю. Я никогда не нуждался в огне сам, так что мне трудно судить. Но по твоим словам выходит, что эти люди должны быть несчастны, как птица с отрубленным крылом! Странно, я ведь никогда раньше об этом не задумывался… Почему же им неведом огонь, в самом деле?        — Тебе виднее, — пожал плечами Урфин. — Я об этих людях вообще ничего не знаю. Но человек, лишенный огня, в самом деле глубоко несчастен — это тебе подтвердит кто угодно.        Про себя он благодарил свою интуицию за то, что все так удачно складывалось. Простодушный орел почти все сам проделал за него. Оставался последний шаг — и к этому шагу, насколько он успел узнать Карфакса, даже не нужно было подталкивать, он сам его вот-вот совершит…        И наивный мудрец его совершил.        — Может быть, следует что-нибудь предпринять по этому поводу? — неуверенно предложил он.        Повисла пауза. Если бы Карфакс лучше разбирался в выражениях человеческого лица, он мог бы отметить честный и открытый взгляд своего нового знакомца и решить, что судьбу несчастных горцев тот воспринял очень близко к сердцу.        А если бы он лучше знал Урфина, тот же взгляд его не на шутку встревожил бы.        — Обязательно следует, — твердо произнес бывший диктатор Голубой Страны. — Друг мой, ты поможешь мне помочь им?