"Огненный Бог Марранов" Power Tale

       Мало где в Волшебной Стране ночью бывает по-настоящему темно. Ее жители, не любящие ночного мрака, справляются с ним по-своему: Жевуны жгут в уличных светильниках деревянное масло, в Зеленой и Розовой Стране предпочитают бараний жир, а поселения мастеровитых Мигунов ярко освещаются ровными и длинными рядами газовых ламп. Вдоль дороги из желтого кирпича указом Страшилы Мудрого от заката до рассвета загорается линия масляных фонарей, отпугивающих ночных хищников, так что путешествовать по ней можно почти без опаски — исключая разве что совсем глухие и опасные углы вроде Тигрового леса, куда и днем-то лучше не забираться.        И лишь одно-единственное обитаемое место в кольце Кругосветных гор с заходом солнца погружалось в глухой и беспросветный мрак до самого утра — Марранский Кряж, крутая и почти неприступная скальная гряда на границе Розовой Страны. С давних времен она была пристанищем пришедшего откуда-то из подземных глубин многочисленного народа Марранов, или Прыгунов, как их прозвали соседи за способность совершать огромные скачки с утеса на утес. Что выгнало их к солнцу из мрака Пещеры, уже никто не помнил, но страх перед темнотой до сих пор загонял их на ночь в пещеры и шалаши, заставляя бежать и прятаться от бродящих во мраке среди скал грозных теней — хотя при свете дня ни один Марран не отступил бы в схватке с самым опасным противником.        Это было странное племя: сильное и вместе с тем жалкое, невежественное. Добывать огонь они не умели. Когда-то давно, сотни лет назад, пламя было их спутником и другом, делая медь текучей, закаляя острия рогатин и изгоняя из сырого мяса злых духов, причинявших болезнь в животе. Марраны еще помнили об этом, но уже их далекие предки утратили знание того, как вызывать и приручать этого друга. Теперь огонь из помощника превратился для них в еще один страх — в жестокое и опасное божество, которое во время грозы нисходит с небес и сжигает деревья, шалаши и непокорных людей, отказавшихся пасть перед ним на колени. Они не знали, чем обидели или прогневали огонь, пытались умилостивить его дарами и молитвами, но все было тщетно. Оскорбленное пламя не желало возвращаться.        Однако суровая и тяжелая жизнь не сломила Прыгунов. Ловкие, крепкие и отважные, они были умелыми охотниками, ловили рыбу в быстрых потоках, пасли скот на высокогорных лугах и не жаловались на судьбу. Склоны обширной долины, в которой обитал их народ, изобиловали золотом и самоцветами. Намывая их в струях горных рек и не зная подлинной ценности блестящих камней, Прыгуны выменивали за свои находки железные топоры и наконечники для стрел у купцов из Розовой Страны. Правда, несмотря на многолетнюю торговлю, большой дружбы между Марранами и подданными Стеллы не водилось: жителям равнин вспыльчивые горцы казались чересчур грубыми и гордыми, а их буйное веселье — слишком грозным. Любимыми их развлечениями были состязания в беге, борьба и кулачный бой.        В эту ночь небо над Марранским Кряжем было таким же иссиня-черным, как и всегда. Ни единого отблеска света не отбрасывала затаившаяся в испуге долина в бездонную глубину над ней — лишь звезды смотрели с высоты на укрытые мраком горы. Но вот что-то мелькнуло на их фоне. Затем еще раз. Огромная тень описывала круги над вершинами, постепенно снижаясь.        — Как ты, бескрылый? — Карфакс покосился через плечо на продрогшего Урфина. — Вашему народу не следует так долго находиться в небесах. Может быть, пора спускаться?        — Да, уже скоро, — кивнул Урфин, осторожно балансируя на спине орла и стараясь не стучать зубами. Он и представить себе не мог, что здесь, на высоте, окажется так холодно. Столяр ругал себя последними словами за то, что, сжигая свой старый дом в Когиде, — будь что будет, но к той жизни он уже никогда не вернется, — не додумался захватить с собой хотя бы одеяло. Что ж… сокрушаться было уже поздно. Все его имущество теперь состояло из костюма, выкрашенного мареной в ярко-алый цвет, ящика с инструментами и тяжелого, объемистого свертка.        — Почему тебе так охота явиться туда ночью? — продолжал орел между тем. — Не лучше ли будет прилететь днем, с открытой душой и чистыми намерениями? Мои сородичи не имеют дел с этими людьми. Как бы нам не напугать бедняг своим неожиданным появлением!        — Если мы появимся там днем, то точно их перепугаем, — парировал Джюс. — Можешь начать снижаться. Только аккуратнее, а то я свалюсь.        Качнув крыльями, гигантская птица скользнула сквозь темноту вниз, навстречу скалам. Плотно обхватив ногами шею Карфакса, Урфин вынул из свертка просмоленный факел и осторожно поднес его к зажигалке.        Встрепенувшись от неожиданности, Карфакс испустил громкий крик, когда у него над головой полыхнул огонь. Орлиный клич эхом разнесся среди скал. В ответ ему донеслось множество других голосов, встревоженных и недоумевающих. Поселение Марранов, над которым кружил орел, зашумело и загудело, как осиное гнездо, в которое ткнули палкой.        — Что ты делаешь? — сердито обратился к своему наезднику гигант. На стремительно приближающемся склоне долины под ними росла толпа заспанных, перепуганных Прыгунов. — Я же предупреждал, что мы их напугаем!        — Это было неизбежно, друг мой, — Урфин старался, чтобы его голос звучал ровно и уверенно, что не так-то просто на спине быстро пикирующего орла. — Люди всегда пугаются нового и непонятного. Все, что нам остается теперь — произвести хорошее впечатление.        Толпа внизу все разрасталась — похоже, посмотреть на невиданное диво уже сбежалась почти половина долины. Джюсу бросились в глаза несколько жирных стариков, без особого успеха пытавшихся сохранять достоинство в общей суматохе. Крепкий здоровяк в ярком плаще из перьев проталкивался вперед, с угрюмым испугом глядя на мчащегося к ним невиданного крылатого исполина с сиянием за спиной. Урфин смекнул, что видит перед собой вождя или старейшину. Подняв над головой руку с факелом, он прочистил горло.        На толпу мгновенно пала тишина, когда колоссальный орел коснулся земли и гулкий голос раскатился над головами людей:        — Я приветствую вас, возлюбленные мои Марраны!        Ужас и восторг сковали Прыгунов, когда на плечах орла они увидели одетую в алое фигуру, сжимавшую в руке комок разбрызгивающего искры света. Языки огня хлестали в разные стороны, словно хлыстом отгоняя подкрадывающуюся к людям темноту. Вид пламени, борющегося с ночью, всколыхнул в них почти забытую память о том, как это уже было когда-то в их жилищах. Благоговейный вздох разом вылетел из сотен грудей.        Ловко соскочив на землю, неизвестный двинулся к ним. Возвышаясь над склонившимися перед ним людьми, он выглядел настоящим великаном. Его сухое лицо с непривычными чертами, ярко освещенное факелом, само казалось пылающим. Красное облачение трепетало на ветру, как языки огня.        — Долгое время вы были разлучены со мной! — рука чудесного пришельца указала факелом на невольно отпрянувших Марранов. — Долгие годы были вынуждены обходиться без тепла, света и вкусной пищи. Но теперь все будет иначе. Огонь вернулся к вам!        — Огонь… Огонь вернулся… — шептали Прыгуны, не в силах оторвать глаза от факела.        — Ликуйте же, бескрылые! — Карфакс распростер над Урфином крылья, чтобы пламя озаряло и его. — Кончились ваши мучения во мраке и нужде!        Многие попадали на землю при звуке его могучего клича, но больше от страха. Огонь освещал орла снизу вверх, так что голова и плечи терялись в темноте, производя впечатление грозное и жуткое. Гигант не обратил на это внимания — а может, просто не понял — зато возросший испуг горцев не укрылся от Джюса.        — Возрадуйтесь, дети мои! — снова взмахнул факелом он, рассыпая над головой длинный шлейф искр. — Отныне я не покину вас!        — Огонь нас не покинет! Огонь снова с нами! — раздались отдельные восторженные возгласы. Их постепенно становилось все больше. Пламя, покорное человеческой руке, заворожило Марранов, полностью завладев их вниманием: казалось, они не повернут головы, даже если рядом сейчас произойдет горный обвал.        Не хватало лишь малости, какого-то последнего штриха, чтобы закрепить результат. Урфин, паривший на крыльях вдохновения, быстро понял, что это должен быть за штрих. Сделав несколько быстрых шагов, он наклонился к молодому охотнику в первом ряду и взял его за руку. Строго и ласково глядя в глаза испуганного Прыгуна, он вложил ему в ладонь факел. Тот, заморгав, едва не уронил сокровище, с ужасом и восхищением глядя на него. Отступив на шаг, Джюс поднял руку над головой, щелкнул пальцами — и на глазах у всей толпы над его ладонью вспыхнул и затрепетал маленький синеватый огонек.        Это стало последней каплей. Марраны пришли в полный раж. Толпа взревела, выплескиваясь вперед, не смея коснуться живого божества и его диковинного крылатого коня, но бушуя вокруг них огромным вихрем. Смех, дикие крики, бессвязные славословия смешались в один сплошной воинственно-радостный рев. Седые старейшины, растеряв все свое величие, плясали и пели вместе со всеми. Только человек в перьях не скакал и не кричал, мрачно и подозрительно оглядывая новоявленного бога. Но и он в страхе потупился, когда пронзительный взор Джюса мазнул по его лицу.        Позабытый всеми орел обескураженно вертел головой, пытаясь понять странное поведение людей.        — Тут что-то не так, — негромко произнес он, наклонившись к плечу упивавшегося триумфом Урфина. — Мне кажется, они считают огнем тебя самого. Что это значит?        — Скоро они поймут все, что должны понять, друг мой, — отозвался столяр, пряча зажигалку в карман. — Очень скоро.        Окруженный исступленными Прыгунами, он пошел вниз по склону долины. Его глаза вновь, как и годы назад, горели алым огнем.        Ни один человек во всей долине так и не лег больше спать в ту ночь. Рассвет застал усталых, но по-прежнему охваченных экстазом горцев на широкой поляне возле той самой деревни, что первой приняла у себя Огненного Бога. Люди теснились плотными рядами, пытаясь разглядеть Урфина. Они все прибывали и прибывали — весть о явлении небожителя разносилась все шире, так что поклониться ему теперь стремились люди из дальних деревень и поселков.        Стоя рядом с Карфаксом в кольце переполненных самыми разными чувствами глаз — здесь были и удивление, и восторг, и страх, и недоверие — Урфин произносил речь. Он говорил о том, как долго печалился, зная о прозябании и тяжелой жизни Марранов, как обливалось кровью его сердце при мысли о том, что такое могучее и смелое племя до сих пор не может найти общего языка с огнем. Джюс точно и скупо описал безрадостное и нищее будущее, которое ожидало бы Прыгунов, если бы это продолжалось и дальше, подчеркнув, что допустить этого было никак нельзя. Поэтому огонь пришел к ним сам, чтобы навеки поселиться рядом с ними и повести их за собой к лучшей жизни. Марраны завороженно слушали его — привыкшие к скупой простоте слов, они были просто сокрушены красноречием хитрого столяра.        Новый взрыв восторга взмыл в небеса, когда, закончив говорить, Джюс поджег заранее приготовленную кучу сена одним щелчком поднесенных к ней пальцев.        — Это еще не все! — перекричал толпу Урфин. — Пусть мне дадут лук и стрелу!        Вперед вытолкнули двоих молодых охотников. Робея, они приблизились к божеству и протянули ему свое оружие: простой лук с тетивой из бычьих жил и пучок стрел, обструганных и заостренных кремневым ножом.        — Сними тетиву, — велел Джюс одному из них. Взяв у другого стрелу, он содрал с нее перья и обвил тетивой. По приказу Огненного Бога один из охотников встал на колени и, уткнув стрелу в широкую плоскую деревяшку, прижал ее сверху небольшим камнем. Другой, взявшись за оба конца тетивы, принялся быстро тянуть ее то вправо, то влево.        Внимание всех горцев полностью сосредоточилось на закрутившейся стреле. Люди лезли друг другу на плечи, пытаясь получше разглядеть это странное колдовство. Минуты текли, но ничего не происходило. Вот по рядам пробежал первый ропот. Кто-то хихикнул — пока еще нервно, без насмешки, но напряжение медленно начало отпускать Прыгунов. Стоявший в первом ряду князь Торм выпрямился и упер руки в бока, раздвинув локтями полы своего цветастого плаща, однако в этот момент его ноздрей коснулся новый запах. Вызывающая ухмылка на лице князя сменилась замешательством. Следом за ним начали озадаченно шмыгать носами и другие горцы.        Сомнений быть не могло — на поляне запахло дымом!        Согнувшиеся над стрелой юноши не верили своим глазам: там, где две деревяшки соприкасались друг с другом, сперва показалась тонкая серая струйка, а затем проглянул слабенький, дрожащий язычок огня. Руки орудовавшего тетивой паренька заметались с удвоенной силой, он весь взмок от пота. Урфин протянул державшему камень несколько сухих былинок. С превеликой осторожностью охотник положил их в огонь, а затем, следуя какому-то наитию, пригнулся и начал тихонько дуть на пламя. Ощутив пищу, маленький огонек затрещал, но не угас, а начал разгораться все сильнее — и наконец охватил и стрелу, и подложку. Треск прекратился, пламя загорелось ровно и уверенно.        На этот раз ликующий крик, казалось, сотряс окружавшие долину скалы. В едином порыве все бросились вперед, стремясь увидеть огонь, вызванный уже не божественной силой, а действиями человека. Горящие деревяшки пошли по рукам, раздался вскрик боли — кто-то обжегся и уронил их под ноги. На незадачливого богохульника мигом навалились с бранью и кулаками, начали таскать из стороны в сторону, бросили под ноги…        — Остановитесь! — оглушил драчунов громовой голос Карфакса. Взмахнув крыльями, орел поднял воздушную волну, едва не посбивавшую всех с ног. — Что вы делаете, несчастные? Разве для того вам дали огонь, чтобы сражаться из-за него?        Клич крылатого небожителя снова наполнил сердца страхом. Позабыв о погибшем огне и о святотатстве соплеменника, все вновь пали ниц, дрожа перед божественным гневом.        — Не нужно крови, дети мои! — снова поднял руки над головой Джюс. — Не я ли сказал вам, что отныне огонь вас не оставит? Запомните то, что лицезрели сегодня. Расскажите об увиденном всем, кого здесь нет! Ибо отныне каждый Марран будет вызывать пламя и убеждать его в своей доброте именно так, как это было сейчас. Помните об этом!        Любуясь видом склоненных перед ним спин, он улучил момент и вытер со лба пот, очень надеясь, что этого никто не заметит. Урфину уже давно не приходилось добывать огонь трением — этим он занимался лишь на службе у Гингемы, да и то изредка, когда она желала навести на Голубую Страну какие-то особые чары. Он довольно неплохо помнил весь процесс, но полной уверенности у него уже не было: вдруг что-то да позабылось? Вдруг сейчас ничего не получится и восхищение в глазах Прыгунов сменится презрением и насмешкой? От глаз столяра не укрылась попытка Торма — тот явно хотел его чем-то уязвить. Вот и теперь он, хотя и лежит пластом вместе со всеми, нет-нет да и поглядывает на Джюса снизу вверх, в его темных глазах сквозь испуг по-прежнему проглядывает подозрительность.        Портить отношения с вождем не годилось, так что следующим Урфин подозвал к себе именно его и сам держал для него камень. Торм был явно польщен оказанной ему честью, но от недоверия, похоже, так до конца и не избавился. Правда, сделать что-либо у него не было никакой возможности — все новые и новые люди подходили к обитателю небес, желая причаститься священного умения. В этот сладкий миг Джюс поистине был богом для них.        Так началось то, что много позже вошло в историю Волшебной Страны как Учение Марранов. Время это было нелегким как для обитателей долины, так и для самого Урфина. После того, как восторг первых дней схлынул, самопровозглашенный небожитель порядком растерялся, впервые осознав истинный размах задачи, которую он перед собой поставил. Изначально Джюс рассчитывал поразить невежественных дикарей своим величием и повести их на равнину, к беззащитным деревням Фиолетовой и Розовой Стран. Опираясь на свой опыт командования деревянной армией, он был уверен, что это займет не больше двух-трех недель — ведь Прыгунов не нужно было вырезать из дерева, учить их ходить, говорить, владеть оружием. Однако это работало и в обратную сторону: весь смысл своей жизни дуболомы видели в подчинении приказам Великого Урфина. Невежество делало их идеальным материалом для создания войска — не знавшие о мире буквально ничего, кроме того, что вдалбливал им в головы создатель, деревянные солдаты представляли собой нечто вроде глины, из которой при желании (хоть и с немалым трудом) можно было вылепить что угодно. Они стали солдатами потому, что столяр создавал их как солдат и не дал им какого-то иного выбора.        Марраны же были не армией, а народом. Будучи гораздо умнее дуболомов, они при этом куда тяжелее и медленнее воспринимали и принимали перемены в жизни. Бесчисленное множество лет обитая в горах и разведав их до последнего уступа, Прыгуны выработали множество привычек, традиций, обычаев, которые буквально пронизывали весь их быт от рождения и до самой смерти. Методом тяжелых проб и опасных ошибок племя когда-то нащупало во тьме веков узкий и извилистый путь, следуя которому, можно было — даже не выживать, а просто не умирать. Сойти с него значило подвергнуть себя и соплеменников смертельной опасности.        Это проявлялось во всем: от способов постройки шалашей и засолки мяса до свадебных обрядов и того, как правильно кроить и шить одежду. Чуть ли не каждый свой шаг Прыгун совершал в строгом соответствии с заветами и обычаями, которые заучивал с младых ногтей. И хотя со временем кое-что неизбежно менялось — возникало что-то новое или забывалось старое, как огонь — сам способ мышления прозябавшего в первобытности племени оставался устойчивым и незыблемым. Он обеспечивал им выживание, но он же делал Марранов в их нынешнем виде совершенно непригодными для замыслов Джюса. Они могли завороженно внимать речам Огненного Бога, с наслаждением вдыхая сладкий запах зажаренной на углях козлятины — однако, возвращаясь домой, жевали на ужин все ту же холодную солонину и ложились спать в полной темноте.        На Карфакса надежды было мало: горцы боялись его, да и о человеческой жизни он почти ничего не знал. Однако Урфин не привык отступать перед трудностями. Летая на спине орла между деревнями и произнося свои проповеди, он подметил, что внимательнее всего к нему прислушиваются молодые Марраны — если старики и семейные люди просто наслаждались звуками голоса Огненного Бога, то дети, юноши и девушки сосредоточенно внимали его речам, следили за движениями рук, запоминали, как правильно вращать колышек и раздувать пламя. Именно из них хитроумный честолюбец и решил ковать свое будущее войско.        Прежде всего следовало окончательно утвердить свой авторитет. Урфин не пытался напрямую посягать на власть Торма, — напротив, он называл князя своим «возлюбленным учеником» и был с ним неизменно ласков и обходителен, — но по сути ниспроверг его. Оба понимали, что если бы сейчас им вздумалось отдать противоположные приказы, ослепленные священным ореолом Марраны скорее выполнили бы волю Джюса. Но это сейчас, а что потом? Предки Торма правили этой землей столетиями, его власть своими корнями уходила в самые горы и была не менее привычна, чем они. Со временем Урфин рассчитывал вырвать эти корни. Но пока что времени было мало и работало оно не на Джюса, а на князя. Торм, похоже, тоже это понял и решил выжидать — во всяком случае, открыто оспаривать авторитет Урфина он больше не пытался.        Для начала Джюс решил выстроить себе дом. Проблема бытовых нужд, к слову, уже разрешилась, причем гораздо проще, чем он опасался: прекрасно зная о ненасытной прожорливости огня, Марраны спокойно отнеслись к тому, что Огненному Богу тоже требовалась пища. Что их удивило по-настоящему, так это просьба принести воды. Урфин сумел выкрутиться, объяснив Прыгунам, что ему приходится смирять свое внутреннее пламя, дабы не испепелить все вокруг. Объяснение вполне удовлетворило бесхитростных горцев (наполнив их, между прочим, немалой признательностью к пекущемуся о них богу), однако саму ситуацию Джюс справедливо счел опасным просчетом. Он понимал, что если его застукают за отправлением каких-нибудь еще более естественных надобностей, все вмиг пойдет насмарку. А значит, ему необходимо личное пространство, да не абы какое, а достойное божества.        Строевого леса в долине почти не было, а грубые инструменты, которыми располагали Марраны, не позволяли им обрабатывать камень, но Урфин быстро смекнул, как ему поступить. Однажды утром, собрав несколько сотен человек, он спросил их, где в горах имеются залежи глины. Получив ответ, он повел людей за собой к западному взгорью, где со снежных вершин сбегали потоки талой воды, питавшие озеро в центре долины. Здесь Урфин приказал своим спутникам собирать глину и размешивать ее с водой в большой яме. Пока горцы, недоумевая, выполняли волю владыки пламени, Харт и Клем — те самые молодые Прыгуны, что когда-то первыми добыли огонь — сложили из камней грубое подобие печи.        Джюс растолковал Марранам, как лепить из получившейся мягкой массы широкие и плоские бруски, обжигать их на огне, а потом выкладывать из них стены. При этом он надеялся, что никто не заметит легкой неуверенности в его тоне — ведь раньше он строил только из дерева и представлял себе весь процесс лишь в самых общих чертах. Поначалу дело и впрямь не ладилось: неровные, плохо прокаленные кирпичи были разного размера и крошились прямо в руках. Однако когда Урфин сообразил соорудить формы для глины, работа закипела. Через несколько дней Дом Бога был готов — широкий, кособокий и неказистый, с одним этажом, плоской крышей и квадратной дырой в ней вместо трубы.        При виде своего нового жилья Джюс не сумел удержаться от смеха, однако в глазах своих новых подданных он увидел восхищение такой невероятной роскошью. Прыгуны бродили вокруг Дома, перешептываясь и украдкой тыча в стены пальцами. Они сравнивали их несокрушимую крепость с утлой ветхостью собственных жилищ и преисполнялись все нового восторга. Такое жилье не промочит дождь и не разнесет порыв ветра, сквозь эти стены не прорвется ночной хищник. Может быть, они устоят даже перед горным обвалом. И этот прекрасный дом своими руками выстроили они сами!        Да, воистину Великий Урфин был могущественным богом, если его пламя подчиняло себе даже землю и воду!        С этого дня все переменилось. Урфин поселился в Доме Бога, запретив Марранам входить к нему без дозволения. Он почти перестал бродить по поселениям и выступать перед своей паствой: теперь Прыгуны сами должны были приходить со своими просьбами к нему или к старейшинам, превратившимся ныне в священников Огненного Бога. Для этого Джюс повелел проложить через всю долину к порогу Дома широкую дорогу, вымостив ее все тем же кирпичом — к его легкой досаде, не желтым.        Если дело, по которому требовалось узнать божественную волю или решение, признавалось жрецами достойным внимания Джюса, людей впускали в Дом, за расшитую желтыми и красными зигзагами занавеску. Бог принимал их, сидя на резном деревянном троне у дальней стены. Между троном и дверным проемом в широкой глиняной чаше горел бараний жир. От едкого дыма глаза людей слезились, так что Джюс виделся им размытой, потусторонней алой фигурой. Не смея моргать и вытирать глаза, просители полушепотом излагали свои дела. Выслушав их, Урфин либо выносил свой приговор, либо отсылал людей к Карфаксу — простодушный орел всегда был готов поделиться с ними своей мудростью.        Поначалу фальшивого бога страшно раздражал этот беспрерывный поток однообразных жалоб и прошений. До сих пор Урфину казалось, что от государя требуется лишь наслаждаться властью и принимать почести по праву сильного, а народ пусть разбирается со своими делами самостоятельно. Он воспринимал приказы просто как собственную волю, которую другие люди обязаны овеществить. Теперь же выяснилось, что одной только силы мало — нужно вдобавок знать своих людей, разбираться в их жизни и уметь выносить верные решения, ведь от этих решений зависит судьба не только подданных, но и правителя.        «Но ведь Гингема никогда не забивала себе голову пожеланиями Жевунов!» — злился про себя Джюс, в пятый раз за неделю выслушивая жалобу на двух молодых нахалов, осмелившихся пожениться без согласия родителей. А со дна сознания тут же всплывал насмешливый вопрос: «Ну и где теперь твоя Гингема? Кто ее любил, кто вспоминает хоть одним добрым словом»?        Но не только с просьбами и судебными делами приходили к нему Марраны. По всей долине был оглашен приказ Огненного Бога: раз в тридцать дней каждая семья должна была отсылать к нему в Дом пять молодых юношей и девушек. Жрецы Огня придирчиво выбирали среди своих соплеменников самых сметливых и остроглазых. Когда посланцы со всей долины собирались перед жилищем Урфина, Клем и Харт — Джюс решил сделать смекалистых охотников своими подручными — отводили «избранников» на огороженный высокой стеной задний двор Дома Бога, после чего на ближайшие несколько суток прием подданных отменялся. В самый первый раз это едва не привело к бунту: ошарашенные непонятным приказом Прыгуны решили было, что Джюс хочет отныне смирять свое пламя кровью их детей. Лишь с большим трудом священникам удалось удержать народ от восстания.        А на заднем дворе Дома и впрямь творилось невиданное прежде дело: внедряя свой замысел, Джюс создавал первую со времен заселения Кряжа школу. Ряды одеревеневших от робости и почтения юнцов, ерзая на жестких циновках, внимали богу огня и его крылатому спутнику. Карфакс рассказывал молодым Марранам о солнце, луне и звездах, о ветрах и облаках, о своем народе и его жизни. Урфин учил их плавить и ковать медь и олово, делать инструменты и гвозди, пилить и строгать доски, строить очаги и печи — каждая группа учеников под его рукой постигала начатки какого-то одного умения. Возвращаясь домой, они делились новыми знаниями с другими Прыгунами.        Обучая юных горцев, Джюс во многом учился вместе с ними. Учтя опыт своих прежних выступлений, он больше не полагался на авось и любое новое умение сперва как следует проверял в уединении — выйдет ли у самого? И все равно это была нелегкая работа: не так-то просто было сообразить, какие знания понадобятся Прыгунам в ближайшее время, а с какими стоит подождать до лучших времен. В прошлом он ни разу не пытался передать кому-то даже свое мастерство столяра, а теперь ему приходилось быть и кузнецом, и каменщиком, и литейщиком, и углежогом. К тому же учились Марраны неодинаково — если одни понимали объяснения с первого раза и вскоре уже могли все проделывать сами, то другим приходилось долго все растолковывать, а потом еще дольше следить, чтобы они в своих попытках ничего не напортили. Урфин злился на последних, но не мог позволить себе накричать на них или ударить — ведь он изображал милостивого бога, а не гневного и карающего.        День за днем сплетались в недели, недели перетекали в месяцы. Вот уже миновало полгода с тех пор, как Марранам явился живой огонь, и жизнь древнего племени мало-помалу начала меняться. Теперь, выходя на порог своего обиталища, Урфин видел на расстилавшейся внизу земле не одни лишь жалкие хибарки из ветвей: то здесь, то там над ними поднимались плоские серые крыши кирпичных домов — пока еще маленьких, пока еще не смеющих соперничать с Домом Бога размером или богатством убранства, но уже знаменующих собой великий жизненный перелом. Привычка стоять горой друг за друга делала свое дело — каждый такой дом строился всем миром, а вернее, всей деревней-семьей. Внутри над каменным очагом жарилось мясо или варился суп в глиняном горшке, из отверстия в крыше поднимался ароматный дым. Даже старики, заскорузлые и недоверчивые, хоть и продолжали жить в пещерах и шалашах, но уже признавали преимущества приготовленной на огне пищи перед жесткой и холодной солониной.        Выросшие по бокам Огненной Дороги кузницы оглашали окрестности веселым звоном молотков. В рощах стучали по стволам бронзовые топоры, козы и бараны, бродя по пастбищам, позвякивали медными бубенцами. На берегах большого озера в центре долины видны были равномерно шевелящиеся толпы людей: Марраны, знавшие прежде лишь палицы и каменные ножи, топоры и рубила, осваивали ныне серп и мотыгу. Вера горцев в Урфина теперь казалась непоколебимой: за те блага, что подарило им божественное пламя, каждый Прыгун был готов шагнуть в огонь.        А вместе с тем Джюс явственно видел, что к осуществлению своих планов по-прежнему не приблизился ни на шаг. Одной фанатичной верой из толпы не сделаешь армию. Марраны умели действовать сообща и в быту, и на охоте, но с солдатской выучкой, когда войско повинуется мысли полководца, как собственная рука, это не имело почти ничего общего. Урфин не раз и не два уже подумывал начать обучение первых солдат, но ему мешал Карфакс, которому происходящее в горах с каждым месяцем нравилось все меньше.        — Почему ты позволяешь им называть себя богом? — донимал он Урфина. — Ведь ты пришел, чтобы дать им знания. Зачем прикрываться тем, что не разгоняет тьму, а лишь укрепляет ее?        — Разве я тому виной, друг мой? — качал головой Джюс. — Не я назвал себя божеством, они сами провозгласили им меня. Даже если теперь я скажу им, что я обычный человек, они откажутся мне поверить. Так зачем смущать их умы? И потом, разве мало добра я уже принес им как Огненный Бог?        — Ты принес добро, это верно, — печально и твердо отвечал орел. — Но ты строишь гнездо их счастья на ненадежной скале. Если в основе знания лежит невежество, это не может послужить добру.        Джюс хитрил и изворачивался, но разогнать подозрений Карфакса не мог. Мало того, он уже не мог разогнать даже собственных сомнений, неведомо с каких пор угнездившихся в его голове. Странное дело, но ему уже не так сильно хотелось вести армию горцев на равнину, как полгода назад. Если раньше он рассматривал Прыгунов как топливо для пламени своих амбиций, то теперь все чаще начал ловить себя на мыслях о том, что с наступлением надо повременить. Он то и дело принимался обдумывать, чего же еще не хватает его подданным, какое знание может облегчить им жизнь, подтолкнуть их еще на ступеньку выше по лестнице истории. Мысли были непривычные и пугающие. Прежде он знал лишь одну страсть, всецело руководившую его жизнью, она и сейчас никуда не исчезла, пылая факелом внутри, но теперь к ней добавилось что-то еще. С удивлением и даже со страхом бывший столяр следил за тем, как в нем зарождается новое чувство — интерес к другим людям…        Но в сложившейся ситуации оно могло лишь повредить. Поэтому, чтобы наконец подтолкнуть и Марранов, и себя к завершающей стадии плана, Урфин решился на смелый шаг.        В один из теплых дней октября все священники и прислужники были отосланы из Дома Бога. Джюс объявил, что вскоре явит Марранам нечто совершенно особенное, но для этого ему нужно сосредоточиться, так что никто не должен ему мешать. Клему и Харту он приказал ожидать пять дней, после чего отправиться за князем и привести его к Урфину.        Карфакс, охотившийся в это время в горах, был по возвращении немало удивлен безлюдьем вокруг Дома. Не было видно ни души — ни одного помощника, ни единого ученика. Лишь на заднем дворе раздавался стук кузнечного молота да изредка поднимался над глухим кирпичным забором сноп искр.        Поднявшись повыше, он пролетел над двором. Так и есть — Джюс опять возился с кузницей. В дальнем углу двора стояло что-то вроде печи, но массивнее и выше тех, в которых обжигали глину. Орел уже привык к обыкновению скрытного Жевуна отрабатывать по ночам то, что позже увидят при свете дня молодые Прыгуны, но в этот раз при взгляде с небес его охватила какая-то странная тревога. Хотя Карфаксу были видны лишь спина и макушка, Урфин выглядел каким-то более целеустремленным, более сосредоточенным, его молот звенел с неким незнакомым оттенком. Звук вдруг показался Карфаксу зловещим.        Резко спикировав, он поднял крыльями тучу пыли во дворе. Выругавшись от неожиданности, Джюс бросился вперед, заслоняя притушенное мощным воздушным потоком пламя в горне. Но орлу его движение почудилось слишком поспешным даже для этого…        — Что ты делаешь сегодня? — спросил он, делая шаг вперед.        — Учусь ковать железо, — мрачно ответил Урфин, качая рукоятку мехов. — Хватит им возиться с бронзой.        — Почему?        — Потому что олово в горах скоро кончится. К тому же бронза слишком мягкая. Из нее многое можно сделать, но не все будет долго служить.        — Вот как? — прищурился Карфакс. Теперь он ясно видел, что Джюс старается держаться между ним и наковальней. — И для чего же такого долгосрочного тебе потребовалось железо? Можно взглянуть?        — О нет, не сейчас, — показалось ли ему, что на лбу Урфина разом прибавилось блестящих капель? — Пока я и сам еще не готов, друг мой. Через несколько дней сюда прибудет князь Торм, а я окончательно все доделаю. Тогда ты увидишь это вместе со всеми.        Имя Торма разожгло подозрения с новой силой: несмотря на титул «возлюбленного ученика», после речи на поляне князь еще не получил ни малой толики знания из рук нового правителя долины. Орел внимательно посмотрел Джюсу в глаза — тот не отвел взгляда. В его зрачках снова дрожали красные огоньки.        Карфакс попытался обойти Урфина — тот сдвинулся, не пуская его к кузнице.        — Что ты куешь? — требовательно спросил гигант. — Что ты задумал, бескрылый?        — Ты увидишь это вместе со всеми.        — Я увижу это сейчас! — гневный клекот Карфакса пустил по окрестностям эхо. — Довольно, Урфин! Ты держишь в неведении жителей этой долины, но тебе не удастся сделать из меня дурака!        Огромная птица метнулась вперед со скоростью броска атакующей змеи. Урфин вздрогнул, мысленно успев было ощутить удар острого клюва, но голова Карфакса прошла у него над плечом. Несколько секунд орел пристально смотрел на заготовку короткого меча, лежавшую на наковальне.        Затем Карфакс выпрямился.        — Подлый человек! — хриплая ярость наполняла его голос. — Так ты все это время просто искал себе новую армию! И я, глупец, сам помог тебе в этом!        Орел навис над Джюсом, гигантские когти заскрежетали по земле. Под его разъяренным взглядом Урфин ощутил страх и позыв съежиться, однако в лице бывшего столяра не дрогнул ни один мускул. Он давно знал, что этот момент неизбежен. Медленно расстегнув пуговицы на груди, Урфин раздвинул полы своего камзола в стороны.        — Ну тогда убей меня, — спокойно предложил он. — Только быстро. Не сомневаюсь, что у тебя это получится.        Некоторое время было тихо. Затем Карфакс взмахнул крыльями.        — Презренный! — горько произнес орел. — Ты знаешь, что я не могу поступить с тобой так, как ты этого заслуживаешь — ведь ты спас мне жизнь. Но и помощником в твоих делах, добрых или злых, я больше не буду. Запомни и осознай, Урфин: сейчас перед тобой лежит твой выбор и твоя судьба. Если ты не сумеешь отказаться от того, что начал создавать в эту ночь, все окончится еще хуже, чем в прошлый раз — и это не угроза, а предсказание.        С шумом ударив крыльями, колоссальная птица взмыла в ночное небо и начала удаляться в сторону белоснежных вершин. Огненный Бог угрюмо следил за тем, как абрис птицы превращается в темное пятно, а затем в точку. О пророческом даре гигантских орлов он слышал во время своего прошлого пленения. Урфин задумчиво поглядел на меч, потом на молот в своей руке. Значит, выбор и судьба?..        Он не сразу понял, чей именно голос раздался затем во дворе и почему этот голос так ему знаком:        — Наконец-то этот чистоплюй убрался! Ну что, повелитель, теперь смекаешь, кому впору быть твоим советником?        Из темного угла двора с шорохом выпорхнул большой филин и устроился на стене, торжествующе сверкая глазами.