Выбор и обстоятельства

Юра глядел в окно, но в то же время не видел ничего. Дома, машины и пешеходы сменялись пестрым калейдоскопом, мельтешили, зацепиться глазу было не за что. Время от времени он прислонялся к прохладному стеклу лбом, но ни разу не повернулся к сидящему рядом Отабеку. С того момента, как самолет из Алматы приземлился в Москве, прошло уже порядка получаса. И всего лишь пятнадцать минут с того мига, когда Бека обнял его в аэропорту. В ушах до сих пор стоял скрип его кожаной куртки, а нос и сейчас щекотал запах парфюма. "Gucci Guilty", кажется. У Беки руки крепкие, руки теплые, и рукам этим Юра безмерно рад. Его лучший друг прилетел, чтоб затусить с ним. Целых три дня вместе. Он скучал. Он очень скучал. Но сейчас, сидя в такси, он был не в силах даже повернуться в его сторону. Заметит до поры его хмурую мину. Хотя, может, еще в аэропорту заметил. Как хорошо, что Бека к нему приехал! Без Беки он бы давно пропал, потому что если за столько лет ты так и не нашел человека, который бы тебя слушал, то вероятно бы помер. От ненужности. И все ведь замечательно! Сейчас они приедут домой к Юре, выпьют чаю, а может чего и покрепче, ведь дедушка на работе. Погода сегодня дрянь, хуже питерской, гулять не выйдет. Но можно было бы посмотреть фильмас, покатать в дотку, попиздеть вживую, в конце концов! А вечером пришел бы деда, спек бы пирожков, как и обещал. Отабек и деда наслышаны друг о друге, он-то, Юра, постарался! Начнутся разговоры, смех, дрема... Но нет. Ни черта. Было бы лучше, если бы Отабек прилетел днем позже? Нет, так еще херовее. Или если бы все с самого начала сложилось по-другому, не так и не этак, в противоположность, без повода и ожиданий. Юра не знал. В любом случае, показывать свое дерьмистое настроение Беке он не намерен. Сегодня просто не тот день. И все же... Рука медленно, осторожно тянется к карману куртки. Может, уже пришло, может, он просто не слышал! Может, в шуме неуемного города пропал звук оповещения. Ни одного сообщения. На дворе уже давно не две тысячи седьмой, контакты с кем бы то ни было Юра поддерживает через контакт и Skype. Даже дeдушку обучил пользованию WhatsАpp. Смс-ки ему шлет только мобильный банк. Мобильный банк и еще один-единственный человек. — Приехали! — подает голос таксист. — С вас девятьсот. Юра готовым, молниеносным движением протягивает вперед карту. Пусть Бека даже не пытается шуршать наличкой. Они вылезают из салона быстро, потому что из багажа у Отабека один только саквояж. К подъезду они подходили молча, в лифте до девятого этажа тоже никто и слова не проронил. Плисецкому неловко. Лучший друг прилетел с другого конца страны ради него, но он просто не владеет собой. Может, это придет с возрастом? Умение улыбаться, когда тебе того не хочется, умение нравиться и быть всегда приятным собеседником, несмотря на злость и обиду внутри. Прятать горечь за жизнерадостным лицом. Что ж, сегодня он стал на год старше, но заветная способность так и не появилась. Юра недолго возится с замком, сначала заходит сам, чтоб отогнать кота и нащупать выключатель. Гость переступает порог, когда над его головой тускло загорается и сразу же гаснет светильник. — Бляха, поменять забыл... — бормочет Юра, оперативно разуваясь. — Давай сумки! Отабек протягивает ему саквояж. Какой-то тяжелый. Он же на три дня всего. Юра ставит багаж в своей комнате. Выходя, плотно закрывает за собой дверь, потому что знает — его пушистый Пьер при первой же возможности оставит драные метки на натуральной коже. Спешно возвращается в прихожую, выдает гостю тапки, провожает в ванную и объясняет, что кран у них временно ебу дал. Сам настраивает Отабеку воду, показывает где мыло и какое полотенце взять. Пьер, вечно голодный засранец, неустанно крутится под ногами, Плисецкий едва не спотыкается об него, ставя чайник на плиту. Сзади раздаются тихие, мягкие шаги. — Могу я сесть сюда? — Отабек показывает на место напротив окна. — Ну, че как неродной-то, бля! Куда хочешь, туда и садись. У нас есть борщ, есть плов, но могу и просто бутеры намутить. — Го бутеры, — Отабек улыбается. Красивые, белые зубы. Ему бы "Blend-a-med" рекламировать. И лицо. Лицо у него тоже очень, очень красивое. Юра открывает холодильник, достает все, что только может сгодиться. Надо показать Отабеку, на какие изыски он способен. Кажется, все приходит в норму. Вот он дома, а рядом сидит его Бека. Вот-вот засвистит чайник и будут готовы фирменные, уникальные Юрины бутерброды с белым хлебом, паштетом и сыром. Но... Рука все же тянется к карману брюк, хотя телефон до сих пор не издал ни единого писка. И все же, надо проверить. Юра ставит на стол блюдце, разливает кипяток по чашкам. Движимый ленью, заваривает не нормальный чай, а "Lipton" в пакетиках. Дедушка такой чай называет "ослиной мочой", сам пьет крепкую заварку. Юра наконец усаживается напротив Беки, но пока в лицо ему не смотрит, а все же достает телефон. Бесконечное количество сообщений в вк и на фэйсбуке, есть даже одна смс-ка! Поздравление от мобильного оператора. Более ничего. Юра прячет телефон, жалея, что вообще об этом вспомнил. Да кому оно надо? Напишет, так напишет, а нет — так нет!... — Юр, — негромко обращается Бека. — Ты сегодня смурной. — Не, не. Все норм! — Плисецкий вскидывает голову, изображая улыбку. Все же, он заметил. Надо выкручиваться. — А как тебе бутеры? Дедушка говорит, что это перевод продуктов. Якову тоже не заходит, но мне кажется, что свиной паштет с сыром заебись. — Согласен. — На самом деле, можно захерачить туда еще и чесночок, но я вчера не купил. — Но как ты дошел до этого? — Отабек дожевывает, прежде чем договорить. — В плане, это непростое сочетание... — Тебе все же не нравится? Ты так и скажи, я другое сделаю! — Нет, нет, это правда вкусно. Я просто сам любитель нетрадиционной кулинарии, типа огурцов с кетчупом или... Знаешь, как орет моя мама, когда видит, что я опять жарю рыбу с майонезом? — Не, ну, мне кажется, заебца. — Маме этого не объяснишь. Голоса в голове говорят мне навернуть гречку с горошком, я и повинуюсь. Плисецкий рассмеялся. Он вдруг отчетливо представил, как Бека у себя дома, такой весь лохматый, в старых спортивках, у плиты получает пиздюли от мамки. — Когда я был маленьким, — начал он, чуть успокоившись, — часто оставался дома один. Еще до того, как меня в спорт отдали. Мы тогда жили не тут, точнее, я тогда жил не тут. У мамы была квартира в Митино. Он примолк на несколько мгновений и посмотрел на Отабека. Тот не сводил с него глаз, лицо его сделалось отчего-то очень серьезным. — И... Да, часто я оставался один. Но жрать-то хотелось. Холодильник был совсем низенький, так что я, при желании, мог и до верхних полок доставать. Брал что под руку попадется. Один раз увидел только консервы, ну и че. Решил их открыть, но не тут-то было. — Юра показал Отабеку тыльную сторону правой ладони. На ней красовался белесый, чуть выпуклый шрам. — Заехал себе ножом! Орал так, что соседи стали в дверь трезвонить. Тетя Галя мне тогда руку перевязала и у себя ужинать оставила. Отабек в лице не поменялся, но в глазах появилось что-то. Где-то в этой черной бездне зрачков возник маленький мальчик, который кричит не своим голосом, истекая кровью. Маленький мальчик всего через несколько лет должен был превратиться в воина. — Я после этого только и научился банки сам открывать. — продолжал Юра. — А потом понеслась, тогда-то я и познал прелесть паштета с сыром, а тушенку мог прям так, не грея жрать! Да до сих пор могу, если совсем лень, но деда ругается, говорит, что дикарь. — Хороший аппетит — показатель здоровья. — произносит Бека, не сводя глаз со шрама Юры. Тот замечает и поспешно прячет руку под стол. Снова нащупывает телефон, но ни одного оповещения так и нет. Когда Отабек допивает чай, Юра предлагает ему сходить в душ. Тот соглашается, ему выдают полотенце, еще раз объясняют тонкости пользования краном. — Кстати, задвижка у нас ебанутая, ты ее не трогай даже. Я в прошлом году так просидел до вечера, пока деда меня не вызволил. Не бойся, ломиться к тебе не буду... — Не боюсь, — спокойно отвечает Отабек и, не дождавшись, пока Юра покинет ванную, начинает стягивать футболку. Юра пулей выскакивает. Не, ну, стыд-то надо иметь! И все равно, что видели друг друга такими-сякими в раздевалках и душевых. Все-таки дома — это по-другому... Юра уходит к себе в комнату, несколько минут пялится в окно. Отсюда видно огороженный детский сад, там гуляет малышня в цветастых курточках. Десять, одиннадцать, двенадцать... Юра на зрение не жалуется, но с такой высоты все же глядеть трудно. Не смотря на экран, со всей имеющейся злостью швыряет телефон к себе на кровать. А вдруг, если он сейчас забудет, то время пройдет быстрее, а потом настанет новый день, где они с Бекой рядышком сидят и едят вместе, и ходят гулять, и больше нет надобности проверять дурацкий телефон. Нет, так нет. Из ванной выходит Отабек с полотенцем вокруг пояса. Юра пытается не пялиться. Он очень резко отворачивается, когда полотенце скользит вниз и следом раздается звук молнии саквояжа. И в отражении окна, куда всматривается Юра, все же мелькает размытый, смуглый силуэт. Но так-то оно спокойнее. — Юр? Плисецкий оборачивается и видит, что Отабек наконец одет. — Будешь принимать подарки или нет? Ему протягивают завернутую в цветную бумагу коробку. Банты завязаны как надо, но по дороге примялись. Юрий принимает презент и отходит к кровати. Садится и пытается развязать синий бант. — Чего маешься? Порви просто. — Ты, значит, вязал это говно, старался, а мне рвать предлагаешь? — глаза юноши недобро сверкнули снизу вверх. — Нет, паковал не я. — Почему? — Потому что рукожопый. — Попизди мне тут... — Юра сделал последнюю попытку развязать узел и только после очередной неудачи принялся рвать. — Но даже если не ты, то все равно жалко. — Почему жалко? — Отабек подошел и присел рядом. — Ну... — Юра жестом откинул с глаз челку. — Красиво же. И ведь никто так никогда не заморачивался с этим. В плане, не заворачивал. Вручат и вручат, повезет, если ценник отклеят. А ты вот нашел себе геморрой... — Я рад, если ты рад. Бумага валяется на полу, а в руках Плисецкого вертолет. Радиоуправляемый. Молча ловя ртом воздух прежде чем издать ликующий вопль, он поднимает взгляд на Беку. Тот ухмыляется как Джоконда и продолжает наблюдать. — Ты... Это... — Ты говорил как-то, что в детстве мечтал о таком. Да, Юра мечтал. Но когда хотелось до скрежета зубов, не мог даже надеяться. А когда появились самостоятельность и деньги, исчезло время. Да и кому признаешься, что ты, такой весь из себя взрослый и классный, хочешь игрушку из "Детского мира"? Нужно держать лицо. Всем объяснять и доказывать. Всем, кроме Беки. — Это же так пиздато... — голоса не слышно, тише, чем шепот. — Спасибо, Бек. Руки тянутся вперед, обхватывая шею. Ему подаются на встречу, скользя по спине ладонями. У Юры по телу мурашки, но отпускать совсем не хочется. — Это не все. — шею обжигает теплом дыхания. Отабек отодвигается, встает и возвращается к своему саквояжу, извлекает оттуда сверток и возвращается обратно. Юре снова не хочется рвать бумагу. Он аккуратно пытается разлепить скотч на стыках, но Бека бесцеремонно забирает подарок обратно. — Это же только обертка, Юра. Если она останется целой, то, скажи на милость, что бы ты с ней сделал? — Да, бля, ну, в хозяйстве бы сгодилась... — Как именно? — Отабек посмеивается. Юра молчит, потому что язык не поворачивается сказать "Сохранить на память". Отабек извлекает из коробочки что-то очень странное, круглое, из темного пластика. Первые секунды Юра не понимает... — "Трасса 60"! — вдруг восклицает он, протягивая вперед руки. — Магический шар ответов к твоим услугам. По осени Юра ездил к Беке в гости. Нагулявшись за день, они уселись на диван и приступили к просмотру. "Трассу 60" предложил глянуть Юрий, до последнего не сознаваясь, что уже видел этот фильм. Было интересно, что скажет Отабек, но в то же время страшно. "Знаешь, он упоротый, но что-то в этом есть. Ну, я так думаю..." — Юра говорил неуверенно, но с надеждой. "Он довольно сюрреалистичен, да. Но несмотря на весь абсурд, я вижу здесь посыл. Мораль в каждом выборе Нила, да и в концовке тоже". И Юра тогда признался, что "Трасса 60"- это один из любимых его фильмов. Он долго говорил о том, как сильно ему это кино нравится, временами запинаясь и сбиваясь с мысли, стесняясь своего скупого словарного запаса, но ни разу не был прерван, и впервые в жизни почувствовал, что его кто-то слушает по-настоящему. Юра трясет шар и жмурится. В голове пронеслось знакомое "Да или нет", и юноша задает свой немой вопрос. Из синей жидкости выплывает "Нет". — Пидора ответ! — уже вслух злится Юра. Отабек смеется. — Это тебе на случай непредвиденных жизненных перипетий. — Бека снова встает с дивана и в третий раз извлекает что-то из саквояжа. На этот раз не слышно шороха подарочной бумаги, в руках лежит бархатный, бордового цвета мешочек. — "У Юрия Плесецкого глаза воина", да? — спрашивает Юрий, рассматривая на ладони серебряный солдатский жетон с гравировкой. — Да. — Бека пододвигается еще ближе. На жетоне вырезана тигриная морда с раскрытой пастью. На обратной стороне латиницей его имя. — А где "Отабек"? — Что? — Да блин, — через голову надевает подарок. — Я пойду потом и высеку там и твое имя тоже. — Давай. Мне будет приятно. "Приятно ему будет! Чего же сам до этого не дошел?!" — думает Юра, чувствуя, как быстро нагревается холодное серебро на его груди.