Gemuetlich

      Это уже их четвёртое Рождество вместе; в четвёртый раз они приглашены в гости к Штальбаумам — и вот стоят на пороге их особняка, и сам Карл Штальбаум приветствует их: её мужа — потрепав по плечу с привычным «Дроссель, старина!»; её саму — не менее привычным «Мартль, милочка!» и лёгким поцелуем руки.       Снова рождественский пир — из тех, которыми господин Штальбаум всегда славился на весь город — и долгие, долгие беседы за ним, и несколько нежных «…ещё кусочек, ради меня, Христиан…», которые Марта успевает шепнуть супругу, — на что тот каждый раз отвечает чуть заметным кивком и лучезарной улыбкой, означающей «лишь бы ты была счастлива».       — Осторожнее, Марта, — смеётся госпожа Штальбаум, кивая на внушительную талию собственного мужа. — Вы же не хотите, чтобы и он закончил так же.       На что Карл просто машет рукой, посмеиваясь и сам:       — Ничего. Уже сколько знаю этого малого, — всегда тощ как хвощ.       Это правда: когда сквозь тебя течёт огненная магия, вся еда просто-напросто тает, точно снег на весеннем солнце. В отличие от своего двоюродного брата, Христиан и правда скоро будет так же тонок и изящен, — но от того, как он сейчас откинулся в кресле, как чуть заметно под кирпично-красным бархатным жилетом раздаётся его стан, у Марты просто сердце заходится от нежности. Штальбаумы и их гости слишком увлечены, чтобы заметить это, — увлечены рассказом её супруга о Гансе, Мари, и о том, как великолепно и мудро Мари вместе с принцем сейчас правит прекрасным царством.       Марта уже счастлива. Эта замечательная семья заслужила быть когда-то спасённой её Христианом. Штальбаумы всегда принимали его как родного — так же, как принимают сейчас и её: с любовью, уважением и чуть-чуть шутя. И на его лице, и на всём его существе отражается чистая радость, лишь усиленная теперь её присутствием.       Христиан по-прежнему отдыхает в кресле, пока госпожа Штальбаум представляет Марту нескольким вновь прибывшим гостям (которые, кажется, прямо-таки очарованы её нарядом — «слегка непривычный, но весьма в вашем духе, — он вам очень к лицу, госпожа Дроссельмейер!»). Но позже Марта видит мужа стоящим у окна, в стороне от толпы, — и, подкравшись к нему со спины, обнимает.       Христиан чуть вздрагивает, когда на его жилет ложатся её тонкие руки, — но лишь накрывает их своей худой ладонью и довольно вздыхает. Ему показалось, или звёздная ночь за окном и правда как будто стала теплее, — просто потому, что она сейчас так ласково поглаживает красный бархат?..       — Так тебе нравится, что я сейчас чуть тоньше моего кузена? — улыбается он.       — Нет, — Марта лишь утыкается носом в его плечо. — Нравится, до чего ты уютный, мой Мастер… — Она тихонько смеётся (ведь только что всё его наслаждение едва слышно отозвалось под её ладонью) и шёпотом добавляет: –…Ворчастер.