Gemuetlich

«…ты становишься мира краше, а я — превращаюсь в змея.» Иван Давыдов, «Чужие сказки»/«Он говорит Ей»

      Даже хорошо, что и Озеро Миндального Молока, и их самих милостиво скрыл туман.       Собственные пальцы почему-то казались Марте холодными — такими прикасаться в самый раз к привыкшим ладоням мужа, к лицу его, но никак не под сорочкой — как можно: холодными к живому теплу. К огненной магии, тонким слоем отделённой от мира извне. Как её потревожить. Только согреть их сперва дыханием.       Как живая предстала в памяти Марты красочная страница книги легенд Китая — Марта прочла её десяти лет от роду, а эта легенда запомнилась ей особенно: алый с золотом дракон охраняет большую жемчужину. Такую же розоватую.       Вот такую же, вслух проговорила Марта, согретыми пальцами касаясь стана мужа — всё ещё сквозь батист. Жемчужина та лежала точь-в-точь так же, меж пепельно-серой скалой — и уступил давно готовый сдаться серый бархат панталон — и белой морской пеной — и легко скользнула вверх просторная сорочка, освобождая, — и была мудростью, гармонией и величием.       И дышать Христиану стало легче гораздо. Сквозь миндально-молочный туман он почти не мог разглядеть Марту — а может быть, это и вправду сейчас была не его жена в привычном обличии; отчего ещё казалось, точно она была всюду, ну не могли же — или могли? — так заставить отозваться переполнявшие его молоко и магию просто-напросто Мартины ладони на его животе и ласковый шёпот: сокровище моё, жемчужина моя, поправился.       И разве важно было, что в легенде ни слова не говорилось о мягкости самой жемчужины, о золотистом свечении сквозь розоватую её поверхность — и о паре едва заметных швов по самой середине. В легенде она не была такой тёплой, что росой оседал на ней молочный туман — разотри его по нежной коже, по волшебному шёлку — сильнее сквозь них волшебство засветится. А чудесный страж и хранитель жемчужины — ало-золотой дракон — вполне мог быть и драконихой, что так же бережно, боясь повредить, держала её в золотых когтях. Как будто в жемчужине был скрыт целый мир, ожидающий рождения. Или — новая сказка, теперь уже их двоих, что столько уже дремала в Христиане и только ждала его позволения проснуться.