Евразийские пустоты.

Пелена евразийских пустот - nuclear forests Облака медленно расходились после дождя, открывая вид на городское ночное небо. Вода неприятно хлюпала в потрепанных кроссовках, одетых не по погоде, опять не подумав. Ноги уже давно отказывались идти, уставшие от тяжести старого полароида, тяжелого пальто и огромных синяков, что расходились фиолетовыми розами от щиколоток, закрытых носками, до,наверное, макушки. Школьные дни, оконченные с трудом среди монстров и диких животных, приятно играют на скрипке внутри и заставляют слегка улыбнуться.Слегка, потому что разбитые в мясо в собственный выпускной губы до сих болят и кровоточат, тонкой струйкой прячась под ворот водолазки. Слишком громкий рев моторов вырывает из раздумий, заставляя ноги найти силы, губы задрожать, а ком медленно подступить к горлу.Юн боится.Очень боится.Его, этими самыми машинами для убийств переезжали и сбивали раза три точно, те самые одноклассники и их дружки, разумеется. Мин не знает, что делать, щеки намокают от потока слез, а руки дрожат.Он падает, закрывая руками лицо, и просит кого угодно о помощи, внутри разумеется. Юну слишком не хочется переживать это снова, ему слишком страшно от того, что они так и не оставили его в покое, сломав прямо на церемонии четыре ребра и облив мыльной водой. Свист.Прямо около него, и сердце громко бьется и кричит о том, что пора бежать со всех ног, целовать лаковые ботинки и просить остановится, обещать, что он будет хорошим мальчиком. Громкий пьяный смех и ни одного знакомого.Он знает смех всех обидчиков наизусть, каждую ноту, может отличать ладони в темноте, что так часто сжимали бока до синяков. Вроде он должен расслабиться, но почему-то ревет еще больше и громче, навзрыд. Свет фар то заглушается, то отдаляется оставляя лишь блеклый свет фонаря. И заставляет точнее прочувствовать всю мягкость рук, что медленно и осторожно поднимают парня в воздух, усаживая на кожаную обивку мотоцикла. Рук, что мягко поглаживают растрепанные черные волосы и спину. Рук, что нежно запахивают пальто и подбирают холщевую сумку с сырой земли. Юнги успокаивается, но взгляда так и не поднимает, молчит и смотрит на грудь молодого человека в черной водолазке, такой же как у Юна, и кожанке. Теплые руки незнакомца медленно поднимают Юнги за подбородок и парень смотрит в глубокие как смоль глаза, в которых отражается потрепанный Мин с растекшейся по всему лицу подводкой и кровью с губы. Человек , да, действительно, человек, наверное единственный в жизни Юна, взгляд не отводит, а медленно и осторожно стирает подводку со слезами, кровь и говорит совсем тихо, осипшим от сигарет голосом, но так чтобы Мин точно услышал: -Адрес.- Юнги сначала ничего не понимает, потом еще больше ничего не понимает, а когда наконец отрывается от глаз парня напротив почти шепотом говорит адрес общаги, но парень снимает Мина с мотоцикла, усаживается и кивает,мол, прыгай. Юн всем своим видом выражает протест и начинает уходить, но его ловко ловят и шепчут "Не бойся", на что Юнги совсем тихо сорванным голосом говорит "Ага, хуй" и продолжает уверенно вырываться, пока ему рывком не заламывают руки и не усаживают спереди, сжимая голые бедра брюнета своими, более сильными и не заводят мотор. Юн снова срывается на вопли, истошные крики и слезы, хватаясь за руки водителя и умоляя остановиться, на что его мягко посылают и говорят, что если будет ерзать, то они точно разобьются. Юн слегка успокаивается, но в мозге клокочет мысль о том, что он сейчас сидит на изобретении, что несколько раз отправляла его в больницу и превращала жизнь в ад. Эта мысль настолько затуманивает сознание, что Мин вырубается прямо на руках у брюнета, когда они останавливаются возле еще неизведанной общаги.