Пока не вспыхнул меч

После суда его перевели в камеру более просторную и лучше обставленную. Здесь была кровать, а не куча тряпок на полу, были стол и стул. Все привинченное к полу, разумеется. Здесь было почти что уютно, хоть и по-спартански. Кайло никогда не видел прока в безделушках и ненужных украшениях, он спокойно обходился без них. Последние две недели прошли практически мирно в сравнении с неделями перед его пленением. Его привезли на Набу, где после победы Сопротивление основало новую базу. Его представили повстанцам в качестве заключенного, а генерал Органа впервые увидела своего единственного ребенка взрослым мужчиной. Большинство, естественно, ожидали, что он опустит глаза, и он приложил немало усилий, чтобы их разочаровать, отказываясь даже моргать в ее присутствии. Его удивило, какой маленькой она была. Он помнил, что одно ее присутствие вызывало уважение, чувство преданности и полного повиновения. И в его мыслях это делало ее как минимум в полтора раза выше. И вот она стояла перед ним. Не достающая ему даже до ключицы, поседевшая, усталая… непоколебимая. (Может быть, не все это были его мальчишеские выдумки.) Его заставили опуститься на колени, пока Дамерон зачитывал список его преступлений и, кажется, наслаждался каждой минутой этого действия. Неподалеку от пилота он заметил предателя-штурмовика, который пристально смотрел на него сверху вниз. Море лиц смотрело на него с отвращением. Ничего нового. Но разглядывая толпу, он не видел никого из них. Где же она? Он не чувствовал ее в толпе, но она была здесь. Где-то рядом. Пряталась? Нет, непохоже на нее. Готовилась… да, это более вероятно. Генерал Органа не приходила к нему до суда. Ей было и не нужно. Он и так мог слышать все, что происходило у нее в мыслях, даже на другом конце дворца. Скорбь, страх, чувство долга, отчаяние, тоска, злость, но больше всего – печаль. Ошеломляющая печаль. Из-за того, что должно было бы случиться, из-за того, что случилось, и из-за того, что могло бы случиться. Кайло не позволял своим щитам опуститься. У них никогда не было традиционной для матери и сына связи, но несмотря на все, что он совершил, борясь со всем, ради чего она трудилась, некоторые вещи ему казалось правильнее оставить при себе до самого конца. Суд проходил на Корусанте, в здании старого Сената, где когда-то выступал сам Палпатин. Народ требовал правосудия, и в самом деле, почему бы не дать им это представление, рассудил Кайло. Хакс стоял там рядом с ним. Было в своем роде забавно видеть бывшего товарища таким, встрепанным и разъяренным своим положением. Его обычно гладко зализанные волосы безвольно рассыпались, закрывая глаза, униформа была грязной. Кайло по крайней мере дали возможность помыться перед тем, как начнется этот цирк. Может быть, его мать облегчала ему жизнь сильнее, чем он думал. Фазма встретила свою судьбу на поле боя, и они остались вдвоем. Вслух зачитывали список их прегрешений. Кайло предоставили шанс высказаться, но он отказался. Было сказано уже достаточно. Хакс отмалчиваться не пожелал, принял предложенное право и долго надрывался, разглагольствуя о добродетелях Первого Ордена. В Сенате ожидаемо поднялся шум, и Хакс кричал все громче (отличные легкие у него были, в противном случае, он не произносил бы столько речей). В конце концов все это не имело значения. Вердикт был известен заранее. Решение суда: виновны. Приговор: смерть. Кайло ощутил ее присутствие в этом зале, похожем на арену, но очень слабо, и вокруг мелькало столько лиц, что он даже не стал пытаться ее отыскать. Она была здесь. Этого было достаточно. *** Первые два дня после суда Кайло провел в полном одиночестве, если не считать дроидов, которые приносили ему еду. Его перевезли обратно на Набу, перевели в новую камеру и оставили в покое. Кое-кто выражал негодование по поводу того, что его жилье стало лучше. Забавно, что охранники, выставленные у его дверей, лучше всего высказались в его защиту. «Он уже, считай, покойник. Какая теперь разница?» Кайло проводил время за медитацией и обдумыванием разных вещей. Жизнь на «Финализаторе» всегда была сосредоточена на текущем моменте. Если бы он стал оглядываться в прошлое, его рассудок рассыпался бы на части. В сравнении с этим пара истерик – просто ерунда, подумал он, усмехнувшись. Первым его посетителем-человеком стал Дамерон трое суток спустя. Он начал безо всякого вступления: — День твоей казни назначен. Она состоится, когда над Набу поднимутся три луны вместе. Десять дней. Больше времени, чем он ожидал. — Я так понимаю, она будет публичной, - это был не вопрос. Дамерон замялся. Он выглядел практически смущенным. — Она будет происходить на ступенях дворца. — Хм, — Кайло кивнул. Дамерон странно на него посмотрел, с какой-то смесью неприязни и непонимания в глазах. Кайло слегка улыбнулся: — Ты думал, что я испугаюсь. Дамерон выпрямился во весь рост: — Я не думал, что монстры способны испытывать эмоции. Кайло улыбнулся шире. Вот так-то лучше. — Еще что-нибудь? Пилот снова замялся: — Тебе требуется что-нибудь? — кажется, ему было неприятно спрашивать. Они не привыкли просто разговаривать друг с другом. — Последние пожелания? Кайло Рен задвинул подальше желание продолжать выводить Дамерона из себя и обдумал вопрос. Его вполне сносно кормили и предоставили все, что нужно для относительного комфорта. Какое-то время он молчал, потом заговорил: — Скажи ей, что я жду. Дамерон вскинул бровь: — Генерал полагает, что ты не хотел ее ви... — Я говорю не о генерале. — Тогда о ком? Кайло попробовал усмехнуться, но был уверен, что вышло не нахально, а скорее грустно. — Ты знаешь о ком. *** В камере Кайло было окно, а сама камера располагалась достаточно высоко, чтобы он мог видеть дворцовые ступени. Публике Набу откроется хороший вид. Завтра в полдень то, что он увидит с этих ступеней, станет последним, что он видит в жизни. Хакс отправился на смерть, издевательски ухмыляясь. Толпа ждала унижения и глумилась над его высокомерием. Все прошло довольно чисто. Выстрел из бластера в затылок. Четко, все как положено. Кайло наблюдал за этим. Он почти восхищался Хаксом, хотя они не были друзьями. Тот не принял свою участь покорно и смиренно. Его характерная черта, настолько же выразительная, насколько и безрассудная. Кайло был до странного спокоен. За последние три недели с тех пор, как его взяли в плен, он не испытывал никаких бурных эмоций. В нем были ярость и страх (и будут всегда, от них никуда не деться), но сильнее всего он ощущал въевшуюся в кости усталость. Потому что он именно устал. Безмерно устал. За последние семнадцать лет он ни одной ночи не спал спокойно. И не уснет, пока она не придет. Он пытался дотянуться до нее. Но после тренировок со Скайуокером ее щиты были прочны как сталь, и в отличие от генерала, которая никогда не училась защищать свой разум, ее мысли он прочитать не мог. Какая-то часть его начинала чувствовать, как крепнет страх. Это его последняя ночь, и если она не придет… Так много всего погибнет вместе с ним. Над Набу уже садилось солнце, когда он ощутил ее присутствие сильнее, чем когда-либо прежде. Он не обернулся к открывающейся двери. Он продолжил смотреть на солнце и позволил ее свету омыть себя так, как ни один закат не мог и мечтать. — Мне сказали, ты хотел меня видеть. Она пыталась заставить свой голос звучать скучающе и безразлично. В любом случае, это была только попытка. — Да. Примерно две недели тому назад, — ответил Кайло, хмыкнув. Он отвернулся от окна и посмотрел на нее. В тунике и брюках, выданных в академии джедаев, она была совсем не похожа на ту девушку, которую он преследовал в лесу Такоданы. Тогда она боялась его и стреляла, не целясь, пытаясь не подпустить его к себе. Сейчас она стояла перед ним с выправкой солдата, а советы генерала, очевидно, помогли ей научиться держать лицо. Но некоторые вещи совершенно не изменились. Она по-прежнему убирала волосы в эти странные три пучка. У нее по-прежнему была россыпь мелких веснушек на переносице. И она по-прежнему боялась.