Пока не вспыхнул меч

— У меня есть дела, — резко сказала она. — Что за дела? — усмехнулся Кайло. – Стеречь империю? Я бы сказал, эта камера, блокирующая Силу, выполняет за тебя всю работу. — Как бы удивительно это ни звучало, мир не крутится вокруг одного тебя. Забавно, подумал он, когда она злилась, ее веснушки становились заметнее. Она огляделась вокруг: — Зачем ты хотел меня видеть? — А почему бы и нет? — Да просто немного странно пытаться наверстать упущенное со своим врагом в день перед… — она замолчала и быстро перевела взгляд на окно. — Ты мне не враг. И никогда им не была. Он отошел от окна и опустился на стул возле стола. У него ныли кости. Если бы только он мог уснуть. — Что я тогда здесь делаю? — Ты у меня в гостях. Она шумно выдохнула через нос, почти что фыркнув: — Думаю, правильнее будет сказать, это ты у нас в гостях. Снова посмотрев на него, она медленно подошла к кровати и села, и они оказались лицом друг к другу. — Твоей матери тяжело. Я это чувствую, — произнесла Рей и опустила взгляд на свои руки. – Я не знаю, что ей сказать. Что я могу сказать в такой ситуации? — Решать ее проблемы – не твоя обязанность. — Но кто-то же должен! – она опять впилась в него глазами. Он знал, что она сейчас думает о том, что случилось тогда на мосту, когда он забрал жизнь единственного человека, который хотя бы отдаленно мог представить, через что пришлось пройти Лее Органе. Пусть ненавидит его. У нее нет причин не испытывать ненависти. — Я уверен, мы с генералом сможем поговорить завтра. До тех пор пусть все останется как есть. От Рей, похоже, не ускользнула ирония того, что ей помогает советами Кайло Рен, но она не стала ничего об этом говорить. — Ты не ответил на мой вопрос, — с настойчивостью сказала она. – Зачем ты хотел меня видеть? Кайло сложил руки на коленях. — Конечно, я не обладаю большим опытом в традициях такого рода, но всюду существует обычай давать приговоренному к смерти в последний раз поговорить о его жизни в ночь перед этим важным событием. И поскольку у нас не слишком много пожилых почтенных джедаев, готовых выслушать меня, а твоего учителя я звать не собираюсь, ты вполне подходишь на эту роль. Очевидно, ко многому была готова Рей, но не к такому. *** — Ты хочешь, чтобы я стала твоим… исповедником? – Рей осторожно произнесла это слово, чтобы поглядеть, не прозвучит ли оно лучше вслух. Она была разочарована. Оно по-прежнему оставалось непонятным и отдавало каким-то мрачным юмором. Кайло чуть поморщился: — В некоторой степени. Ты уже знаешь обо мне больше, чем моя собственная семья. А все мои грехи предали публичной огласке. — Тогда что еще ты хочешь сказать? Кайло поглядел на свои руки, а потом опять в окно. Солнце почти исчезло. Падающие отблески света вычерчивали контур его лица. Рей глубоко вдохнула. Совсем неподходящее время, чтобы заметить, что под серебристой полосой шрама, оставленной ее клинком на Старкиллере, у него на коже рассыпались родинки, похожие на ее веснушки. — Ты всегда чувствовала, что мне есть что сказать, больше, чем кому бы то ни было. Я ощущал это. Через нашу связь. Сам я не знаю, что ты ожидаешь от меня услышать, но сейчас у меня есть настроение поговорить. А еще это приятно – думать, что кто-то действительно хочет выслушать все, что ты скажешь. Даже сейчас. Рей стиснула в пальцах тонкое стеганое одеяло, на котором сидела. С той самой битвы, когда она оставила ему шрам, между ними выковалась связь. Никто из них не стремился к такому исходу. Никто этого не хотел. Последнее, чего она хотела, это чувствовать гнев и жажду насилия, пытаясь медитировать на Эч-То. Трудно было наполнять себя светом Силы, ощущая, как кто-то разрушает сам себя изнутри где-то далеко отсюда, на другом конце галактики. Рей проводила ночи в немой мольбе при шуме волн океана. Она садилась на камень рядом с «Тысячелетним Соколом», Чубакка послушно ее ждал. Она не говорила ни слова, и через какое-то время Чубакка уходил проверять корабельные системы, не тревожа ее. Она смотрела на корабль и на создание восьми футов ростом, по виду напоминавшее зверя из тех, что можно найти на самых диких планетах, но не обладавшее ни каплей их злобы. Чубакка потерял своего друга и боевого товарища. Корабль потерял пилота. Рей потеряла шанс обрести отца. Ей нужно было сосредоточиться на этом, чтобы не потерять цель. Чтобы отомстить за человека, который стал почти отцом. Чтобы не замечать, как сильно ее волновали слезы и сдавленные рыдания Рена в минуты, когда он думал, что его никто не видит. Мастер Люк предупреждал ее об опасности таких мыслей. Месть — удел тех, кто использует Темную сторону, месть может совращать и сильнейшие добрые умы, так учил он ее. Рей не могла позволить себе попасть под власть этой соблазнительной мощи. Но сверни она с этого пути, её сострадание к нему истерзало бы её. Она стала сильнее. Стала более уверенной в себе. Ее защитные барьеры стали крепче. Некоторые отдельные воспоминания были надежно укрыты от любого, кто решил бы подобраться к ним близко. Она не хотела, чтобы ее одиночество и уязвимость снова были всем видны. От этого ее мутило – от понимания, что он видел ее в момент наибольшей слабости. В самый худший ее момент. Его дыхание на лице, когда он пересказывал ей ее же историю – глупые детские надежды резали ей уши, как фальшивая нота. Его глаза пронизывали насквозь. Такие участливые. Такие понимающие. Потому что он действительно понимал – он знал подобное одиночество. То, что они имели друг с другом нечто общее, было хуже всего. Они встречались потом на поле битвы, всякий раз награждая друг друга новыми ранами, которые бакта могла вылечить быстро, но потребовалось бы куда больше времени, чтобы изгладить их полностью. Его голос становился громче. Злость, страх, раздражение, отчаяние. Во имя Силы, неудивительно, что он был таким неуравновешенным. Всего полчаса такого смятения чувств в день, и Рей царапала ногтями пол своей маленькой хижины. Хватит. Хватит! Но дело было не в самой пытке, и именно это помешало Рей попытаться обрубить их связь. Дело было в том, что стояло за ней. И что происходило до того. Рей сравнивала это с коридором, полным дверей. Она шла по нему, и в какой-то момент одна из дверей ненадолго приоткрывалась, показывая мельком какой-то образ, после чего вновь захлопывалась. Открывалась еще одна, и что-то выскакивало оттуда, стрелой пролетало мимо и исчезало за другой дверью. Она закрывалась раньше, чем Рей успевала заметить хоть что-нибудь. Оставались только отголоски. Разговоры. Музыка. Смех. То и дело слышался звонкий чистый смех, как будто смеялся ребенок. Звуки разносились по всему коридору. Они были заперты в разуме Рена, но все же здесь могли гулять свободно. Он выпускал их из-за дверей и позволял заполнить пустоты в своей душе. Только тогда он достигал некоего состояния, напоминающего покой. Рей считала, что свету в людях не воздавалось должного. Он мог управлять ими и менять их так же властно, как это делал Сноук. Когда Рена схватили, она почувствовала… страх. Страх за него. Нерешительно она потянулась к нему, услышав, что он на Набу у Сопротивления. Хотя и было ясно, что его родство с генералом убережет его от любого вреда, который могут захотеть нанести тяжелые на руку любители быстрой расправы, она понимала, что состоится суд. С изумлением она обнаружила в нем ярость, страх, отвращение… все было здесь, но словно бы и не было. Они не приветствовали ее у входа в его разум. Они были глубоко запрятаны и как будто погружены в сон. Вместо того на передний план выступили усталость и принятие. Наступило время суда, и она была среди зрителей. Она надвинула на голову капюшон джедайского плаща, чтобы он ее не заметил. Она хотела, чтобы он знал, что она здесь, но лицо при этом желала скрыть. Представить, что он поднимет голову и увидит ее среди тех, кто приговаривает его… Нет. Он стоял, выпрямившись, не выказывая никаких признаков ни страха, ни раскаяния, ничего. В его маске, которую Сопротивление постаралось уничтожить перед тем, как поднять его на борт своего корабля, сейчас не было нужды. Сдерживать эмоции у него всегда выходило из рук вон плохо. Это по-прежнему было так. Оставалось заключить, что он не испытывал никаких эмоций, и потому на лице ничего не было видно. Виновен. Смерть. Нет. Нет… Он по-прежнему блокировал свои мысли и мог ощущать ее присутствие, но не слышал ее. Может быть, он не хотел. Не хотел больше никаких разговоров в своей голове. Приди ко мне или держи свое слово, словно бы говорило это ей. И ей казалось, она скребется в металлическую дверь его разума. Сопротивляйся. Опротестуй. Проси о снисхождении. Дай им информацию в обмен. Сделай же что-нибудь! Ничего. Его вывели из зала вместе с Хаксом. Сообщение По почти принесло ей облегчение. Почти. Поначалу она думала остаться непоколебимой, как генерал, и почтить память Хана, не поддавшись ни на дюйм. Возможно, Лея поступала так лишь потому, что Рен выразил желание, чтобы в его камере не было никакой материнской скорби. Но это к делу не относилось. Она продержалась почти неделю, а потом увидела казнь Хакса. На площади едва успел отзвучать бластерный выстрел, как она уже бежала к генералу с просьбой о пропуске для посетителя. Эта история просто не могла завершиться кровью на дворцовых ступенях. *** Кайло наблюдал за тем, как она обдумывает его слова. Эта девушка. О, эта девушка. Чтобы привлечь ее на свою сторону, он делал вещи, противоречащие логике и здравому смыслу. И он сделал бы их снова. С этой девушкой он так многого мог бы добиться. Он стал бы несокрушимым. Всемогущим. Я мог бы даже стать хорошим человеком. Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза: — Очень хорошо. Он почувствовал, как она устремилась вперед, желая зайти к нему в мысли, и поднял руку в знак того, чтобы она не двигалась дальше. — Не надо. Думаю, с нас обоих этого достаточно. Задавай мне вопросы. Любые. Я отвечу. Я хочу, чтобы мы просто поговорили перед тем, как я умру, и чтобы при этом один из нас не был закован, и ты не пыталась отсечь мне оставшуюся часть лица. — Как я узнаю, что ты говоришь правду? Тут Кайло сделал то, от чего Рей одновременно замутило и захотелось плакать. Он улыбнулся. Это была мягкая, радостная улыбка. От нее по его лицу пробежали тонкие морщинки. Он казался сейчас таким молодым. Таким человечным. — Если кто и может сказать, когда я лгу, то это ты. Рей пристально смотрела на его губы, такие потрясающе чувственные губы, а потом подняла взгляд на глаза: — Можно спрашивать что угодно? Он кивнул: — Так скажи мне, что ты хочешь узнать?