Мы можем избавиться от болезни с помощью лекарств, но единственное лекарство от одиночества, отчаяния и безнадежности — это любовь. В мире много людей, которые умирают от голода, но ещё больше тех, кто умирает от того, что им не хватает любви. Мать Тереза
Дом, на первый взгляд, производил гнетущее впечатление. Сразу было понятно, что в нем никто давно уже не жил. Пыль, паутина… Бр-р. Сириус помнил это место совсем не таким, хотя и воспринимал его больше как клетку, в которую его заточили обстоятельства. Вальбурга была строгой матерью, а уравновешивающий её нрав отец Сириуса, Орион, к сожалению, долгое время болел. Что не прибавляло Вальбурге доброты. Пройдя по длинному коридору, ведущему к гардеробу и гостиной, я с некоторым волнением приблизился к паре длинных, покрытых пылью портьер. Они были закрыты, но я знал, что должно находиться за ними. Несколько секунд я постоял, собираясь с духом. — Здравствуй, мама… С портрета, словно живая, на меня смотрела Вальбурга Блэк. Это была немолодая, но все ещё красивая женщина в старомодном парадном платье и черном чепце. В воспоминаниях Сириуса она была совсем другой. Моложе, стройнее… И в зелёных глазах никогда не было столько ненависти и презрения, смешанного с глухой тоской и болью, как сейчас. Сейчас же она стояла, выпрямившись во весь рост, сложив руки на груди и глядела мне прямо в глаза. По-блэковски тяжело, не отводя взгляд и не моргая. — О, ты, наконец, назвал меня матерью. Для этого момента, наверно, стоило умереть, правда, Сириус? — лицо Вальбурги исказилось в горькой усмешке. Это была правда. После их первой крупной ссоры Сириус называл мать в глаза только «леди Блэк». Сначала, стремясь поддеть вечно холодную строгую женщину, а затем это попросту вошло в привычку. — Это действует в обе стороны, мама, — вырвалось у меня. И это тоже было правдой. Леди Блэк называла сына по имени только во времена приступов материнской нежности, либо в гневе. Воспитанная в строгой семье старых аристократов, Вальбурга редко когда позволяла себе «лишние», по ее мнению, нежности, а росший бунтарем сын всячески противился прививаемым ему манерам. Так что второй случай выражения чувств был более частым. «Черт…» — я уже корил себя за сорвавшуюся с языка фразу. Она задела старую женщину, и сейчас я буквально видел как на ее лице сменялись эмоции. Вот сейчас она закричит, как это было в детстве, властным глубоким голосом, её губы знакомо кривились, а к щекам пришло немного крови. Но Вальбурга неожиданно… попросту рассмеялась. — Похоже, это у нас семейное, — после того, как на ее лице засияла улыбка, леди Блэк словно бы преобразилась. Даже краски холста, казалось, стали ярче. Отсмеявшись, она вновь взглянула мне в глаза, смахнув с щеки одинокую слезинку. — Я ждала тебя, сын.***
Я ещё долгое время стоял около холста, разговаривая с матерью обо всем, что приключилось со мной. О Питере, о холодных днях в Азкабане, о побеге и первой встрече с крестником, о своих размышлениях, о Дамблдоре и министерстве. Только о своей жизни Артема я не сказал ни слова. Я не думаю, что Вальбурга примет это… К тому же, как бы сильно мне не казалось что я разговариваю с живым человеком – это был всего лишь портрет. Когда-то раньше я слышал от старого мастера, что портрет – это отпечаток души на холсте, где собраны самые сильные эмоции, мысли, воспоминания, всё самое хорошее и плохое. Это было действительно так. Вальбурга не была жива в полном смысле этого слова… Но она все еще продолжала оставаться моей матерью. Пусть даже так. Немного задумавшись, я понял, что я-Артем уже не отделял себя от Сириуса, по крайней мере, не так сильно, как это было в первые дни в Азкабане. Не знаю, когда это произошло, но только сейчас я понял, что меня нельзя было назвать ни Артемом ни Сириусом в полной мере этого слова. Я-настоящий был другим, словно бы неоднородным… Но, оставим сеанс самокопания до следующего раза. Наговорившись с матерью, я дал слово, что, когда закончу все дела, открою ее портрет снова. Сейчас же, и ей и мне требовалось немного отдохнуть. Портьеры вызывали эффект вроде сна, хотя нарисованным личностям в полной мере и не нужно было отдыхать, это помогало справиться со скукой и не сойти с ума от одиночества. Пройдя мимо подставки для зонтов, о которую так любила спотыкаться неуклюжая Меда, я вышел к гостиной, откуда можно было пройти в библиотеку, а также в рабочий кабинет главы дома. И обнаружил… Да! Опять эту гребаную пыль, от которой мне постоянно хотелось чихать. С этим нужно что-то делать. — Кричер! — я точно знал, что хотя бы этот эльф должен был остаться в доме после смерти Вальбурги. Остальные же… Чаще всего, после смерти хозяина домовики умирают. Связано ли это с тем, что раса забавных ушастых волшебных созданий вынуждена подпитываться магией владельца, или с тем, что они очень привязываются к хозяевам, вплоть до попыток самоубийства после потери, я не знал. Раньше в доме Блэков было много домовиков, но, скорее всего, остался только этот старый ворчун – личный домовик Регулуса. — Кричер! — еще раз позвал я. — Где тебя черти носят?! Спустя секунду передо мной с негромким хлопком появился домовик. Он был совершенно голый, если не считать грязной набедренной повязки, и выглядел очень старым. Кожа, казалось, была настолько ему велика, что могла вместить несколько таких, как он, словно натянутый поверх скелета акваланг на пять размеров больше. Хотя Кричер был лысый, как все эльфы-домовики, из его больших, как у летучей мыши, ушей торчало изрядное количество седых волос. Глаза - водянисто-серые, с краснотой, а длинный мясистый нос напоминал рыльце животного. — Хозяин… — вскинулся было домовик, но тут же сгорбился и угрюмо зашептал себе под нос хриплым утробным голосом, похожим на лягушачье кваканье: — Господин, неблагодарный отпрыск Хозяйки, разбивший материнское сердце… — Перестань, — прервал я разошедшегося домовика, — твое поведение недостойно слуги дома Блэк. — Как будет угодно Господину, — домовик отвесил до нелепости низкий поклон, распластав нос-рыльце по полу. Впрочем, не переставая бормотать ругательства. — Кричер всегда верой и правдой служил благороднейшему и древнейшему дому Блэков, который предал мерзкий… — Довольно! — еще раз заткнул я домовика. — Во что превратился дом? Почему я, наследник рода Блэк, должен самостоятельно очищать грязь с портрета моей матери?! Последняя фраза заставила домовика выпучить глаза, словно выброшенной на берег рыбы. — Я… — Живо, привести дом в порядок. Убрать пыль и паутину, для начала прибрать кабинет и гостиную, — я командирским тоном давал указания вскинувшемуся домовику. — Дальше приготовь ужин и подай его в фамильную библиотеку, я буду там. Хлопнув себя по карманам, кинул пару галлеонов машинально поймавшему их домовику. Этой суммы должно было хватить на закупку еды хоть на какое-то время, готов поспорить, то, что было в магическом холодильнике, давно уже испортилось. — И приведи себя в порядок, что бы сказала матушка, увидев тебя в таком виде? — я недовольно фыркнул, покачав головой. — Слушаюсь, хозяин! — Кричер явно чуть не протаранил лбом пол, бухнувшись передо мной на колени. Затем исчез. «Фу-ух…» — я утер со лба несуществующий пот. Подбирать слова для этого создания было очень сложно. Слушаться он бы слушался меня и так, но своими «оговорками» про наследника, род Блэк, а также тоном, полностью скопированным с моей строгой матери, я сумел достучаться до его дрессированного сознания, чтобы он слушал мои приказы, а не просто слышал их, извращая, как это умеют делать домовики. Хотя, конечно же, он первым делом пойдет к портрету. А, уже сходил… Еще один хлопок – и в гостиной комнате словно бы поселился маленький торнадо. Эльф перемещался так быстро, орудуя тряпкой и своей магией, что был практически незаметен за поднявшейся дымовой завесой. Пока Кричер убирался, я решил осмотреть другие портреты знаменитых предков Сириуса, поскольку я помнил из детских воспоминаний, что они любили поговорить с маленьким наследником. Сейчас же все как один безмолвствовали. Пройдясь по портретной галерее, я не заметил ни одного говорящего портрета. Просто обычные картины, ничего волшебного. Странно. Нужно будет спросить об этом у Вальбурги. Я что-то знал о том, что за портретами нужно периодически ухаживать… Но слишком смутно, чтобы вспомнить подробности, Сириус этим точно никогда не интересовался. К тому времени, как я проверил настенные картины, Кричер закончил с уборкой гостиной, и, судя по шуму, доносящемуся из кабинета, убирался там. Я же оценивающим взглядом посмотрел на старый цветастый диванчик. К счастью, чистый. И решил пока что немного отдохнуть. Меня ждало ещё много дел, и требовалась свежая голова.***
Во сне я видел Гарри. Повзрослевший он и постаревший Дамблдор стояли на маленьком острове, посреди черного озера, до того огромного, что другого берега разглядеть не удавалось. Озеро находилось в очень высокой пещере, даже потолок ее терялся из виду. Вдалеке, быть может в самой середине озера, различался мглистый зеленоватый проблеск, отражавшийся в совершенно неподвижной воде — Вы думаете, что крестраж здесь, сэр? — Да, конечно, — Дамблдор еще больше наклонился над резервуаром. Гарри увидел, как отражается его перевернутое лицо на гладкой поверхности зеленого зелья. — Но как нам добраться до него? Зелье нельзя уничтожить руками, вычерпать, нельзя заставить его исчезнуть, разделиться, его нельзя превратить во что-то другое, на него нельзя наложить заклятие или как-то по другому изменить его природу, — Дамблдор рассеянно поднял свою палочку, ещё раз покрутил ею в воздухе, а потом поймал кристальный кубок, который взялся словно из ниоткуда. — Я могу только сделать заключение, что это зелье надо выпить. — Что? — тут же воскликнул во сне Гарри. — Нет! — Да, я так думаю. Только выпив его, можно опустошить резервуар и увидеть, что в нем лежит… Вдруг вид ошеломленного Гарри утонул в водовороте, вся картинка смялась, будто тетрадный лист, а перед глазами возникли строки, написанные убористым, слишком знакомым почерком. Я знаю, что умру задолго до того, как ты прочитаешь это, но хочу, чтобы ты знал — это я раскрыл твою тайну. Я похитил настоящий крестраж и намереваюсь уничтожить его, как только смогу. Я смотрю в лицо смерти с надеждой, что, когда ты встретишь того, кто сравним с тобою по силе, ты уже снова обратишься в простого смертного…***
Я проснулся рывком, садясь и шумно глотая воздух, будто в том самом озере утонул я сам. Этот странный сон напомнил мне еще одну очень важную деталь. А именно – медальон Слизерина. Его хранил Кричер после смерти Регулуса, но так, что об этом никто даже и не догадывался. Вальбурга рассказывала, как после смерти моего непутевого братца тот вдруг совершенно ошалелый появился в доме, что-то бессвязно вопя. И в тот же момент имя Регулуса на родовом древе потускнело, а под его именем, после даты рождения, сама собой проступила вторая дата. Дата смерти. Сколько бы безутешная Вальбурга ни пытала упрямого домовика (и я сильно сомневаюсь, что она сказала это в переносном смысле), тот ничего не мог ей ответить, связанный приказом молчать, отданным хозяином. То, что мой брат умер, Кричера не останавливало, к тому времени он уже был немного безумным и явно себе на уме. И вот сейчас я вспомнил эпизод из фильма, где Гарри достал из «чаши без дна» медальон с запиской от брата. Может, так на подсознание повлияло моё появление на Гриммо, может, ещё что. Эх, Рег… Почему же ты не сказал никому? Ладно мне, но даже матери? Не доверял? Или не хотел подвергать опасности, решив, что справишься сам… Раз за этот амулет умер брат, мне точно было необходимо его найти. И он должен находиться где-то в этом доме, это я помнил четко и ясно. — Accio, медальон Слизерина! — я взмахнул палочкой, но ничего не произошло. Хотя, я и не думал, что будет так просто, следовало хотя бы попробовать. Вот засада. Где же Кричер может его хранить? Я сомневался, что тот постоянно таскает эту проклятую вещь при себе, часть души Волдеморта – это не кулончик «дружба». Такие артефакты смертельно опасны, а, судя по фильмам он еще и на разум может влиять. Может быть, поэтому эльф до сих пор ведет себя неадекватно?.. Хотя кто его знает. В любом случае, артефакт нужно было найти и уничтожить, или каким-то образом изолировать. А для этого мне нужна была палочка получше, чем старый артефакт Наземникуса. Кстати, нужно потом ещё его допросить и решить что с ним делать. — Ох… — схватился я за голову. Слишком много всего на меня одного. И ведь не попросишь кого-нибудь еще разобраться со всем этим. У Сириуса хоть друзья были… «Один из которых оказался трусом, другой – предателем» — ехидно подсказал внутренний голос, заставляя поежиться. Да, и то верно, не повезло Сири с выбором друзей, вся удача, видимо, закончилась на Джеймсе. Ладно, хватит себя жалеть, пора за работу! Первым делом я вновь вызвал Кричера, отправив того убирать остальные комнаты и подвал, тот едва успел пискнуть нечто вроде «ужин готов», по крайней мере, я разобрал только это. Кстати, надо, наверное, пояснить мое отношение к старику. Я никогда не был за жестокое обращение со слугами, но конкретно этого домовика нужно было чем-то занять. Сейчас Кричер, признав меня хозяином, начинает напитываться излишками магии, вылетающими в пространство просто от моего существования, а это на домовиков действует немного одуряюще, особенно тех, кто до этого был от магии очень долго отлучен, ведь уже три года эльф, можно сказать, сидел на голодном пайке. Пусть уж лучше убирается, чем страдает фигней и переизбытком энергии, особенно учитывая то, что тараканов в голове у этого эльфа тоже переизбыток, придумает ещё что-то такое, от чего останется лишь снова хвататься за волосы. Первым делом следовало подкрепиться. В библиотеке очень кстати обнаружился уютный столик для работы с книгами. Сейчас на полированной поверхности стояли разные блюда английской кухни, и преобладающим ингредиентом было мясо – то что надо бывшему заключённому самой ужасной тюрьмы. Отдав должное стряпне домовика, я направился в хранилище артефактов. Оно было скрыто банальнейшим образом – при нажатии на нужную книгу стенка вместе с частью шкафа, нещадно скрипя несмазанными петлями, отодвигалась и открывала проход в «тайную комнату». Это была сравнительно небольшая зала с чарами расширенного пространства, однако охранялось это место ничуть не хуже, чем сам дом, поскольку ещё один проход из этой комнаты вел прямо к родовому алтарю – сосредоточению фамильной магии, и по совместительству – крупному накопителю, который питал заклинания, наложенные на дом. Никто, кроме Блэков, не мог сюда войти, даже домовики, так что убираться тут придётся самому. Я скептически посмотрел на ещё более толстый слой пыли внутри залы. Работы предстоит много, но сейчас я был тут не для уборки. Здесь были не только палочки, а еще и различные артефакты темного и не очень происхождения, Блэки тащили в сокровищницу все, что плохо лежало на протяжении нескольких веков. Стоило разобраться с этим немного позже, сейчас меня интересовали только магические инструменты. Они лежали в ряд под витриной с массивной стеклянной крышкой, которая тут же исчезла, стоило капнуть на нее кровью. Каждая из палочек лежали на бархатных подушечках, не соприкасаясь друг с другом, чтобы не вызывать случайного резонанса. Концентраторы были самых разных форм, цветов и размеров, где-то в начале коллекции встречались даже самые настоящие жезлы. Они все были подписаны и принадлежали нашей семье, под каждой подушкой была табличка с именем хозяина. Правда некоторые были сломаны, либо изуродованы… Не все Блэки уходили в мир иной просто так, в окружении семьи, но это было неудивительно, этот род всегда выдавал первоклассных боевиков. Я двинулся вдоль ряда волшебных артефактов, протянув руку и пытаясь найти нужный отклик. Это в детстве, когда чародей ещё не может управлять своей магией, он должен держать палочку в руке, чтобы понять, подходит концентратор лично ему или же нет. Более взрослым магам этого не требовалось, но требовалось выбросить из головы все мысли, настроившись только на то, чтобы найти себе идеальную половинку. Я всё шел и шел, медленно продвигаясь вдоль бархатных подушечек, пытаясь найти подходящий инструмент. Некоторые палочки были словно бы рады мне, руку от них хотелось отвести как можно скорее, некоторые – несильно жалили, намекая, что они мне явно не подходят. Наконец, ладонь почувствовала приятное тепло, исходящее из тринадцатидюймовой, черной с вкраплениями алого, палочки. «Ликорис Блэк – черная вишня». Вот и все, что было написано на поясняющей табличке, никакого описания, только годы жизни. — Лаконично, — хмыкнул я и взял в руки теплую даже на ощупь древесину. Это была палочка пра-пра-пра-прадеда, если память Сириуса не подводила, ещё в детстве чистокровных мажат заставляли зубрить фамильное древо до какого-то там колена. Взяв ее в руки, я почувствовал на мгновение резкий отток сил, а затем во все стороны от меня хлынула огненная волна. На несколько секунд я действительно испугался, решив, что устрою локальное возгорание, но быстро вернул контроль над магией, утихомирив строптивицу. В комнате стало жарко, однако, к счастью, пострадала лишь пыль. Все артефакты были защищены, вероятно, даже от прямого попадания Бомбарды, а прочих предметов в зале попросту не было. Теперь, когда у меня был подходящий инструмент, следовало заняться делами. Что-то этих «позже» уже много поднакопилось. М-да…