«Веселье кругом. Вишни со склона горы, Вас не позвали?» Мацуо Басё (1644-1694)
***
Весна — замечательное время года. Природа оживает после зимних холодов: распускаются цветы; животные, спавшие в укромных уголках, делают свои первые в этом году шаги по прогретой земле. Сверкает покрытая росой зелень, источая запах прошедшего ранним утром дождя; птицы щебечут радостные песни, делясь новостью о пришедшей весне. И за всем этим так отрадно наблюдать, особенно, не находясь по ту сторону окна в кабинете академии. Это ведь сущее преступление, что в такую погоду учеников-синигами заставляют сидеть в аудиториях, слушать лекции, писать конспекты… Зачем же появляться на занятиях, когда всегда можно одолжить записи у одногруппника? Джоширо ведь не откажется поделиться своими записями. Именно так рассуждал Шунсуй, прогуливая очередную пару. Коридор опустел с началом урока, в здании было тоскливо и одиноко, только голоса преподавателей доносились из аудиторий. Неужели все остальные сидят на лекциях и только ему хватило смелости сбежать? Как они могут быть такими черствыми и холодными к ожившей за окном сакуре, и ни единая душа не захотела полюбоваться, как ветер срывает лепестки? Шунсуй ловко проскочил мимо приоткрытой двери аудитории, из которой доносился не то предсмертный крик меноса, не то очень эмоциональный рассказ. Если преподаватель хоть краем глаза заметит, что Кьераку снова улизнул с занятий, обязательно доложит Яма-дзии, а тот, в свою очередь, устроит очередной нагоняй. А кому хочется получить головомойку от Яма-дзии? Только не Шунсую. Поэтому он выработал определенный план побега с занятий: Шунсуй всегда появлялся на первых и последних лекциях, словно он был погружен в учебный процесс с головой. Конечно, иногда он и в самом деле был втянут в водоворот обучения и посещал каждое занятие от начала до конца, но такого рьяного запала хватало ненадолго. Обычно — до очередной взбучки от деда Яма. От мысли о возможном наказании старика по спине пробежали мурашки, словно по коже провели кубиком льда. Но Шунсуй ничего не мог с собой поделать — лекции буквально вгоняли его в сон, а зачем спать в аудитории, когда можно поспать за ее пределами, и даже не получить затрещину от преподавателя. Наконец, оказавшись на улице, Кьераку вдохнул свежий весенний воздух полной грудью. О, как же приятно чувствовать лучи солнца на коже! Как замечательно ощущать, как легкий ветерок треплет волосы! Запах цветения повсюду, звуки природы доносятся ото всех концов!.. Это, конечно, все здорово, но любоваться природой не было главным делом в сегодняшнем списке молодого человека. Главное — покинуть территорию академии духовных искусств как можно скорее, пока кто-нибудь не заметил его, — разгуливающего в полнейшем одиночестве, — из окон аудитории. Хотя молодой ученик был даже не против небольшого приключения, но убегать от гоняющегося за тобой сенсея веселее в компании. Прогуливание уроков вместе с парочкой приятелей сразу же превращает неприятные инциденты в прекрасные дружеские воспоминания. Но, как раньше заметил для себя Шунсуй, сегодня на всех напала непреодолимая тяга к знаниям, и никто не поддался на его уговоры устроить себе небольшой отдых. Совсем неподалеку послышались голоса, но Кьераку был уверен, что это не другие прогульщики, как и он, поэтому припал как можно ниже к земле, дабы не быть пойманным опять. Уже несколько раз его ловили именно в этом месте, в паре метров от тренировочной площадки, которая практически никогда не пустовала. Но на своих ошибках учатся, поэтому молодой ученик не побоялся замарать свою белую с синими полосками форму, (стирать-то ее все равно не ему придется) по-змеиному отползая прочь с территории академии синигами. Посмотрев по сторонам, прикрыв глаза рукой от палящего, практически в зените, солнца, второй сын одной из уважаемых семей Общества душ, насвистывая какой-то прицепившейся мотив, быстро встал с земли, убежденный в том, что побег остался незамеченным. Стряхнув остатки пыли, осевшей с земли на — теперь уже — серую ткань косоде, молодой человек прогулочным шагом направился в сторону, подальше от академии, унылых лекций и до неприличия скучных одногруппников. Главное — не встретить какого-нибудь преподавателя, идущего на занятия, ведь они не торчат в стенах академии с самого утра: например, учитель каллиграфии приходит на занятия только после полудня по вторникам, средам и пятницам, а в другие дни, напротив, заканчивает преподавать до полудня. Была еще одна важная проблема, которая требовала незамедлительного решения: чем же заняться в неожиданно освободившееся время? Это еще одна причина, почему быть одиноким прогульщиком не так весело. В компании такой вопрос не возникает, а если и возникает, то решается очень быстро. Шунсуй грустно вздохнул, шмыгнув носом и прекратив насвистывать фальшивую мелодию. Желудок, предательски заурчав, решил за молодого человека, куда ему стоит направиться. Куда же стоит пойти? Может быть в какое-нибудь сёкудо, перекусить дешево и сытно? Нет, сегодня у Шунсуя, не было настроения есть рис. Канми-кисса! Молодой синигами улыбнулся, представив как уплетает данго, политые соусом, запивая горячим чаем, приятно согревающим горло… А еще в таких чайных очень любят проводить время симпатичные девушки. Значительно ускорив шаг, парень направился в ближайший канми-кисса. Хорошо, что в последний год таких чайных развелось так много, что выбирать, где провести время, можно было по принципу: «А подходит ли цвет вывески к моему сегодняшнему костюму?». К тому же, в разгар ханами в подобных заведениях всегда начинали подавать ханами данго, так что на отсутствие посетителей хозяева не особо жаловались. Кьераку решил остановиться в канми-кисса, стоявшего совсем неподалеку от парка: удобное расположение, прекрасный пейзаж в сочетании с тем, что ученики академий или школ искусств, пришедшие после занятий, обязательно заглянут в чайную. Внутри заведения было не так оживленно, как ожидал молодой синигами: всего-навсего старушка, решившая порадовать внука сладостями, а себя — чаем, да какой-то прохожий. И ни одной девчонки! Шунсуй, горестно пересчитал лежавшие в кармане монеты, посмотрев на цены: ему не хватало всего ничего на данго, сделанные в честь праздника любования цветением сакурой, а, значит, придется взять обычные боттян данго — тоже трехцветные, но совершенно не праздничные. Сев за один из пустующих столов, Шунсуй сразу же принялся за данго. Сладость рисовой муки в соусе немного прилипала к зубам, от чего проснулась жажда. Молодой человек взял в руки глиняный стакан с зеленым чаем, сделал глоток и сразу же скривился. Это же надо было так испортить послевкусие таких хороших данго столь отвратительным порошковым чаем! Больше всего на свете Кьераку не любил порошковый зеленый чай — после него оставалась какая-то неприятная горечь на языке, которую потом нельзя было перебить. Наверное, это сама карма наказала прогульщика. Запихав в рот разом оставшиеся данго, молодой синигами попытался избавиться от горечи оставленным зеленым чаем. Вкус разноцветных шариков моти смешался во рту, а загорчило, кажется, даже сильнее. Ну, конечно, зеленые шарики же тоже со вкусом зеленого чая! Рисовая мука слиплась во рту одним большим вязким комком. Со стороны, наверное, это выглядело глупо: ученик уважаемой академии ведет себя как пятилетний ребенок, засунув в рот все сразу, а теперь не в силах проглотить оказавшиеся сладости во рту. — Ханери-сан, только давай возьмем разные данго, не как в прошлый раз! — взволнованный девичий голос заставил ученика академии духовных искусств сразу же поменяться в лице и проглотить слипшиеся данго. Все-таки не зря он пришел в эту канми-кисса с мерзким чаем! В чайную вошли две девушки, на вид чуть старше шестнадцати, мило разговаривающие друг с другом. Обе были одеты в простые хлопчатобумажные кимоно с цветочным узором, в котором, если присмотреться, можно было различить квадратики, расположенные в упорядоченном хаосе. Шунсуй сразу понял, кто эти девушки: ханамати расположен всего в паре кварталах от парка. Что же, тот факт, что в чайную зашли сикоми вдвойне компенсирует неприятность с порошковым чаем. Девушки недолго задержались у витрины; определенно, они были здесь не в первый раз. Брюнетка, чьи убранные в пучок волосы отливали слабой рыжиной, достала деньги из шелковой сумочки и расплатилась с хозяйкой канми-кисса. Вторая же, что была ниже ростом и оттенком волос темнее подруги, помогла забрать купленные сладости. Вот это странно. Обычно девушкам из ханамати достаточно просто сказать из какого они дома, чтобы расплатиться. Мудрено, но таковы традиции — за всеми расходами учениц пристально следят. Молодой синигами посмотрел в след уходящим сикоми, отметив, что они взяли лишь несколько данго, совершенно проигнорировав напитки. Наверное, девушки обосновались где-нибудь в парке, а в чайную решили зайти под влиянием прекрасной погоды. Шунсуй решил не упускать появившейся так неожиданно возможности познакомиться с будущими гейшами. В последнее время обучаться искусству карюкай стало безумно модным в Обществе душ и даже могло посоперничать по популярности с ролью синигами. Хотя, конечно, далеко не каждая сикоми в итоге становилась майко, а потом гейшей, а так и оставалась служанкой в окия — желающих все равно было предостаточно. Кьераку самодовольно улыбнулся, когда понял, что его рассуждение о том, что девушки расположилась совсем неподалеку, оказались верными. Они выбрали довольно хорошее местечко, в тени клена. С этого места открывался довольно скудный вид на растущие по периметру вишневые деревья, но спрятаться от палящего солнца вполне достаточно. Сикоми звонко щебетали, обсуждая недавние события в их школе. Ведь это обычно обсуждают между собой девушки, верно? Та, что была повыше, с ржавым блеском в волосах, грызла шпажку из-под данго, задумчиво кивая подруге, сидя за деревянным столиком, вторая же заливисто смеялась, размахивая тонкими ручками. Легкий порыв ветра колыхнул рукава серого кимоно сикоми. — Прекрасная погода, не находите? — начал молодой синигами, прикрывая рукой серые глаза от лучей солнца. Парень ненавязчиво улыбнулся, так, чтобы неожиданно начавшаяся беседа продолжала казаться лишь совпадением, а не тем, что какой-то ученик академии увязался за девушками от самого канми-кисса. Невысокая сикоми сразу же замолчала, уставившись округлившимися темными глазами прямо на Шунсуя. Синигами даже почувствовал себя немного неловко от такого пристального взгляда. — Да, хорошая погода, — ответила вторая, оставив в покое шпажку и кинув немного высокомерный взгляд в сторону парня. — …но она не так хороша, как вы, — Кьераку заметил, как надменна темноволосая сикоми; она хмыкнула, когда ее подруга, сидевшая на траве в тени листьев клена ближе к молодому синигами, залилась краской и тут же отвернулась. Хороший знак: хотя бы не убежали. — Мои глаза словно умерли и попали в рай. — Не обращай внимания, — обратилась высокая девушка к своей зардевшейся подруге, взяв очередное данго, щедро посыпанное кунжутом. Аккуратно надкусив шарик моти и прожевав его, сикоми вновь повернулась к девушке. — Он ненормальный. Просто сделай вид, что его нет, и он отстанет. Ее подруга, прижав ладони к горевшим щекам, старательно отводила взгляд от стоящего рядом синигами. Игнорировать? Они собираются его игнорировать? Ну это же смешно! И оскорбительно, по меньшей мере! Уж что-что, а не замечать Шунсуя просто невозможно! По крайней мере, сам парень считал это нереальным. — Но он не выглядит как ненормальный, — румянец немного поблек, но дрожащий голос девушки выдал ее волнение. — И это как-то неправильно… — Твоя подруга права. — Темные глаза рыжеватой брюнетки, как холодное лезвие, резанули Шунсуя по самому сердцу, заставив оборвать предложение, так и не закончив мысль. Она что, изо льда сделана, что ли? Тогда почему она еще не растаяла в такую жару? А вот вторая — ее подружка — довольно милая, но, если бы не приказ подруги, вряд ли бы она осталась сидеть здесь. Точно бы убежала трусливым зайчонком. По правде сказать, он впервые видел сикоми, гуляющих за пределами ханамати. Разве это не строжайше запрещено? Ведь, в отличие от академии синигами, занятия девушек не заканчивались на танцах и музыкой в театре. — Просто игнорируй, — выдохнула сикоми, доев шарик данго. Девушка стремительно отвернулась, продемонстрировав длинную тонкую шею. Ее движения были точны, грациозны и ненавязчивы, но в них без особого труда читался налет антипатии. — О, красавица, — Шунсуй обошел хладнокровную девушку со спины, ухмыляясь. Раз уж они ученицы школы карюкай, то оценят хайку. Пусть он и не поэт, но говорят, что у парня неплохо получается. — Молви хоть слово в ответ. И тотчас же умру я от счастья. Да, как-то не особо возвышенно. Все-таки стишки-шутки над сенсеем выходили куда лучше. Девушка продолжала делать вид, что не слышала ни слова, вылетевшего из уст Кьераку, а вот ее подруга, ерзая на месте, снова покраснела и принялась кусать губы. — Нет? И слова не скажешь? — парень опечалено надул губы, взъерошив короткие каштановые волосы рукой. Своей холодностью она наоборот только его раззадоривает и вызывает желание заставить сикоми, наконец, заметить синигами. Да она же с ним играет, выставляя упертым дураком! — Ты что-то сказала? — обратилась высокомерная сикоми к собеседнице, а та лишь покачала отрицательно головой. — Мне показалось, ты что-то сказала… наверное, ветер. — Вы такие холодные, — протянул молодой синигами, притворно поежившись, словно ледяная вьюга пронзила тело до самых костей. — Прямо зима наступила в разгар весны. Высокая сикоми тяжело выдохнула, словно ей на плечики взвалили тяжелый тюк, и подняла голову, но посмотрела куда-то за плечо Шунсую. Парень отметил для себя, что у этой девушки отлично получается притворяться, что он пустое место. Даже взгляд у нее как будто проходит сквозь него. Да и черты лица у нее правильные для будущей «искусницы»: овальное лицо, аккуратный нос, черные глаза, прямо как угольная сажа, но губы немного тонковаты, хотя этот крохотный недостаток скроет макияж. — Вы взяли мне что-нибудь? — На скамью рядом опустился завернутый в ярко-зеленую ткань музыкальный инструмент. Кьераку сразу же понял, что это сямисэн. Еще одна сикоми, по-видимому, из их общей окия, в таком же сером хлопчатобумажном кимоно, но волосы девушки были светлее. Синигами слегка удивился, а потом расстроился тому факту, что совершенно не заметил, что кто-то смог подойти к нему со спины незаметно. Отвлекся. Учениц школы карюкай, конечно, обучили ходить плавно, словно девушка не идет — летит, но шаги не были беззвучны совсем. Шорох подолов кимоно, деревянная подошва гэта, да даже дыхание — все выдавало живое присутствие человека. Блондинка, не спеша, села за столик, с досадой посмотрев на оставшиеся данго светло-салатового цвета на тарелке. Наверное, она тоже не любила вкус зеленого чая у моти. На вид ученице было тоже в районе шестнадцати лет или старше. Сложно сказать, сколько лет девушке, просто взглянув на нее, да и это не очень-то вежливо. — А это?.. — девушка удивленно похлопала ресницами, переводя взгляд с подруг к улыбающемуся синигами. В отличие от своей высокомерной и чванливой подруги, внешность этой ученицы была подобна весне. Глаза теплого зеленого оттенка напоминали распустившуюся на деревьях зелень. — Просто игнорируй, — скомандовала брюнетка, но ее голос все равно оставался ласковым, елейным, даже отдавая приказы. — Хорошо, что ты пришла. Я как раз хотела спросить, что там с Шианни-сан? Она отсутствовала на занятиях сколько? Три дня? — Она просто поранила ногу, и Матушка запретила ей посещать занятия, пока рана не заживет, — блондинка покосилась в сторону Шунсуя, проверяя, не ушел ли он, но юноша продолжал стоять, слушая разговор и ожидая момента, чтобы вставить свое слово. Он мог поклясться, что буквально кожей чувствует, насколько светловолосой неловко от его присутствия. — Как обидно, верно, Ханери-сан? — снова оживилась невысокая болтушка, поправив рукав кимоно. Ее темные глаза радостно заблестели — не очень-то им жаль ту Шианни-сан. Кьераку усмехнулся себе под нос: вот это конкуренция и лицемерие, а ведь кажется, что искусство карюкай — это что-то поэтично красивое, непорочное и честолюбивое. В мире этих девочек из ханамати вполне естественно жить в постоянной конкуренции, и их дружба, на данный момент, удобна для них самих, но появится шанс, и любая может постараться избавиться от своей «подруги». Это так похоже на законы природы. Только самые сильные и стойкие будут существовать дальше. — Не говори глупости! — голос ледяной Ханери поднялся до визга от недовольства, заставив синигами отвлечься от своих размышлений и осознать, что он упустил добрую часть беседы. — Почему, если одна паршивая овца не может попасть в ритм, то мы начинаем играть заново? Это раздражает! Почему просто не ударить ее по рукам! Темноволосая невысокая девушка закивала, соглашаясь с Ханери, которая бросила многозначительный взгляд в сторону блондинки. Та в ответ лишь хмыкнула, опустив взгляд и положив ладонь на сямисэн, лежавший рядом. Видимо, брюнетка с рыжеватыми прядями имела в виду именно светловолосую, говоря о какой-то метафорической девушке. Если сикоми даст слабину, высокомерная сожрет ее заживо! Интересно, стало бы меньше желающих попасть на обучение, если бы они знали, насколько суровые законы царят в квартале гейш? Наверно, нет. Все же знают, что синигами редко проживают долгую и счастливую жизнь, но все равно поступают в синорэйдзюцуин. Но это актуально, только если в тебе есть хоть какая-то духовная сила. А если последней обнаружилось недостаточно для того, чтобы стать синигами? Или ты откровенный пацифист и махать мечом тебе не по нраву? Выбор был огромен, как это ни странно, но девушки предпочитали «продать» себя в ханамати. Ведь жизнь гейш кажется такой простой и не отягощающей. Дорогие шелка кимоно, драгоценности и любовь со стороны многочисленных поклонников и клиентов… — Такие красивые и такие жестокие. Как шипы у розы, — пропел Кьераку, говоря довольно искренне. Для него было странно слышать, что одна сикоми так сердечно ненавидит другую, только за то, что та выбивается из ритма мелодии. Ханери манерно закатила глаза, и в какой-то момент Шунсую показалось, что у девушки вообще никогда не было зрачков, только белая пелена. Нужно отметить, что именно в этот момент девушка стала непередаваемо жуткая, как будто ее захватил пустой. Ханери с высоко поднятой головой встала из-за стола, отряхнув полы серого кимоно. Пылинки весело заплясали в лучах солнца, закружились и осели наземь. — Ты чего, Ханери-тян? Я же пошутил! — рассмеялся Кьераку и тут же осекся. Глупо как-то вышло. Получается, что он пошутил не только, что они жестокие, но про то, что эти сикоми красивые. Неловко получилось… — Минори, вставай! Нам пора! — отчеканила брюнетка, посмотрев на подругу угрожающе. — Я думала, мы еще немного посидим, — невысокая сикоми выжидающе посмотрела на свою знакомую, ожидая, что же та скажет в ответ на приказ Ханери. Блондинка лишь удрученно пожала плечами, показывая свое безразличие. Минори грустно вздохнула, ее черные глаза огорченно потускнели, а уголки губ опустились. Молодой синигами отлично знал это выражение лица: видимо, ей совершенно не хотелось возвращаться обратно домой, где поджидает огромное количество обязанностей. — Если ты так хочешь, Ханери-сан, — поправив выпавшие из низкого хвостика на голове волосы, зеленоглазая сикоми потянулась за своим музыкальным инструментом и тоже встала из-за стола. На ее запястьях звякнули пара медных круглых браслетов: такие безделушки продавали на каждом шагу за пару монет. Как правило, сикоми не носили украшений; у них просто не было денег на что-то по-настоящему стоящее. Поэтому девушки носили дешевые безделушки, сделанные по большей части своими руками, которые после долгого ношения оставляли на коже зеленоватые отметины, либо не носили ничего вовсе. Ханери строптиво цыкнула, всем видом демонстрируя, насколько раздражает медлительность подруг, заставляющих ее ждать. Нет, эта девушка не станет гейшей с таким строптивым характером. Гейша — это гибкая ива, а Ханери — колючий кустарник шиповника, пусть и цветущий невероятно красивыми бутонами. Минори тоже порывисто вскочила с земли, но сделала это подобно сжатой пружине — одним резким движением. Кьераку заметил, как метался её взгляд из стороны в сторону, изредка останавливаясь на нем и как бы говоря: «это все из-за тебя». Хотя здесь не было его вины, по крайней мере обоснованной. Это был вполне ожидаемый исход. Ханери двинулась вперед, даже не задумываясь о том, чтобы позволить подругам поравняться с собой. Белокурая сикоми лишь гримасничала за ее спиной, приложив ладонь в манерном жесте к груди, а другой небрежно держа сямисэн за гриф, отчего вызвала смешок у миниатюрной подружки. Шунсуй лишь проводил удаляющихся девушек ленивым взглядом серых глаз. Внутри был какой-то странный осадок. Не из-за того, что его в очередной раз продинамили — к этому–то он привык. Но эти сикоми… Он не раз видел гейш из сейрейтейского ханамати на банкетах, устраиваемых отцом: последним было что-то вроде празднования свадьбы старшего брата, и сейчас, получив мимолетный шанс поговорить с такой отвратительной ученицей, внутри произошел откровенный диссонанс. На банкетах он видел женщин искусства: прекрасных танцовщиц, музыкантов, остроумных и веселых красавиц. А эта Ханери? Ханери была красавицей, но внутри — чудовище. У таких чудовищ было необъяснимое желание попасть в общество аристократов любой ценой.