Воронёнок: я никому не верю!

      Жизнь на Тисовой улице совсем не изменилась. При виде Гарри тётка всё так же поджимала губы. Дядька багровел, будто бы придушить его хотел, хотя чёрт его знает. Может действительно хотел, но проблемы с законом ему были не нужны. Изменился только Дадли. Школьная жизнь его изменила. Отсутствие знакомых поблизости и уверенность в собственной безнаказанности уже наложили печать подростковой жестокости на совсем ещё детское лицо.       Младший Дурсль был крупнее и выше многих своих сверстников, ему исполнялось двенадцать лет, а по росту, полноте и выражению лица можно было дать уже и четырнадцать. Правда, это не мешало ему канючить, как маленькому когда он пытался добиться своего. С момента возвращения Гарри в ненавистный дом прошла ровно неделя, а скандал ему закатывали уже три раза, вот и сегодня утром дядька проснулся от уханья совы. — Третий раз за неделю! Вышвырни её немедленно, коль не умеешь с ней управляться! — дядька был красный как варёный рак. Гарри посмотрел на него и монотонно спросил: — Как вышвырнуть? Вместе с клеткой на голову соседки миссис Брусвит? — Петунья вскрикнула, а Вернон побагровел, хотя больше, наверное, и нельзя было представить. — Ты идиот? Или так ловко притворяешься?! На вот! — на стол тяжело брякнулся ключ от клетки, — Чтобы духу её не было здесь через пять минут. Гарри схватил ключ, побежал к себе в комнату и посмотрел на Буклю. — Птичка, тебя амнистировали за примерное поведение! — он открыл клетку. Букля степенно выбралась на стол, посмотрела на Гарри и ухнула, расправив белоснежные крылья.       Мальчик торопливо написал записку, привязал её к лапе совы и тихо попросил: — Лети к Хагриду, моя милая. Он хоть и глупый, но хороший. Он позаботится о тебе. Встретимся осенью.       Букля снисходительно посмотрела на хозяина, но подчинилась. Уже поняла, что Воронёнка ей не переспорить. Окно распахнулось, и птица бесшумно выскользнула в утреннее небо. Гарри спустился вниз и только хотел сесть на своё место, как его свиноподобный кузен смачно рыгнул и заявил: — Хочу ещё бекона! — Кушай, деточка, — умилилась Петунья, — школьная еда просто ужасна. — Глупости! Я сам учился в той школе. Уж на еде они не экономят, — фыркнул Вернон, — просто парень растёт. Он своё возьмёт. «Он и чужого не упустит», но эту мысль Гарри озвучивать не стал. Он сел доедать завтрак. — Ты, дай мне бекон! — в приказном тоне потребовал Дадли. — А волшебное слово? — Дадли выпучил глаза, пискнул как мышь и свалился с табуретки. Тётя Петунья кинулась поднимать свою обожаемую деточку, а мистер Дурсль вскочил и со всей силы треснул кулаком по столу. Лицо его побледнело, потом снова побагровело, и напуганный Гарри быстро сказал:  — Пожалуйста. Нужно говорить — пожалуйста. — Никогда не смей учить моего сына! Это раз! И никогда не смей упоминать о своём уродстве! Это два! «Учить? Да он же необучаемый! Ты, папаша, рехнулся что ли? Интересно, а за сколько месяцев он размотает весь Граннингс?» — Хорошо, хорошо…. — Гарри вскочил и на всякий случай отступил к лестнице, попутно мечтая, чтобы дядьку хватил удар прямо на месте. Дадли с пыхтением поднялся с пола. Сейчас в его толстом черепе шла тяжкая умственная работа. Пирс Полкисс стащил у старшего брата кассету с порнофильмом, очень хотелось бы посмотреть её, но для этого надо было выпроводить родителей из дома. Отец что-то говорил про сделку, и он решился: — Пап, не заводись. Сегодня же Мейсоны придут. Это ведь сделка всей твоей жизни. — Ах, сынок, — снова восхитилась Петунья, — такой маленький, а уже о деле думаешь. — Вот! — Вернон назидательно потряс толстым пальцем перед Гарри, — учись! — Молодец, сын! Поедешь смокинги смотреть? — Папа, а можно я друзей приглашу? А вы с мамой прогуляетесь. Она вон в Лондоне уже сколько не была? Вернон с сомнением посмотрел на Гарри, но Дадли перехватив взгляд, скривился и дожал: — Ты же запер весь этот гадкий хлам под лестницей, что он мне сделает? — Верно, хорошо, приводи друзей. Это очень правильно, что ты с детства налаживаешь связи.       Через полчаса машина Вернона и Петунии скрылась на шоссе, а Пирс, Дадли, Гордон и Малькольм проследовали в комнату Большого Дэ, как они называли своего дружка. Пирс торжественно выудил кассету, и мальчишки приготовились смотреть. После первых трёх кадров Дадли нажал на паузу и сказал: — Малькольм, Гордон, со мной. Есть идея. — Что задумал. — Покажем настоящее мужское кино этому хлюпику в очках? — Да он же у тебя педик, заблюёт тут всё. — Заблюёт — заставлю убрать. «Всё-таки догнали, сволочи», думал Гарри, рыча и дико вырываясь из рук тупоумных дружков Дадли. Он был несколько удивлён, когда вместо того, чтобы избить его, кузен наставительно проговорил: — Вот, смотри кино для настоящих мужчин! Ребята, подержите его, чтобы не ранить нежно-голубую душу, а то ещё в обморок грохнется.       Дадли снова включил магнитофон и мальчишки, включая Гарри, заворожено уставились на экран. Дадли, Пирс, Мальком и Гордон ощущали себя взрослыми, брутальными и очень мужественными. Гарри же открыл рот в немом изумлении. На экране шёл псевдо-мифологический фильм, а проще говоря, ролевая порнуха. Один из актёров изображал мага. Он был завёрнут в простыню, расшитую похабными зелёными пенисами. Сама простынка была нежно-незабудкового цвета. Всё остальное действие Гарри особо не рассматривал, он сосредоточился на мелких деталях. Розовые рюшечки на белье прожженной, матёрой женщины, которая так силилась изобразить юную девственницу, приведённую на поругание нечестивому магу, но венцом сего шедевра был спаситель-инквизитор. — Так вот с кого Снейп себе образ прорабатывал! — не выдержал и вслух сказал Гарри. — Кто? — рыкнул Гордон. — Преподаватель в моей школе. Он преподаёт…. — Дадли напрягся…. — основы естественных наук. Гарри скалился и насмешливо смотрел на Дадли. — Выкиньте его отсюда, — протянул Дурслёныш, — он всегда всё портит.       Поттера выпихнули из дома, и пока он бесцельно слонялся по улицам, Дадли и дружки досмотрели фильм и пошли играть на компьютере, потому что в двенадцать лет это намного интереснее. Вернон и Петунья вернулись только через три часа и застали Дадлика прилежно читающим книжку и пока миссис Дурсль, довольная тем прекрасным, лососёвого цвета, платьем, которое купил ей супруг, разогревала обед, дядька начал инструктировать своё семейство, как себя вести. В общем всё свелось к тому, чтобы показать себя образцовой семьёй, в которой нет никаких племянников. Гарри не осудил их за это, но было немного неприятно. Всё-таки у него день рождения, а ему даже слова тёплого не сказали. Конечно же, ему было всё равно. Это же детский праздник, и вообще от таких родственников ничего не надо, но ведь тётка мамина сестра. Да, в том альбоме была фотография его матери и тёти в далёком детстве. Милая, чуть сердитая, но это совсем её не портило, блондинка, и огненная, словно солнечный луч, рыженькая мама. Дядька зло посмотрел на племянника и сказал: — А сейчас мы с Дадли едем покупать смокинги. Ты, Петунья, приведи всё в идеальный порядок. А ты, — он погрозил Гарри кулаком, — не мешай тётушке, не путайся под ногами. Гарри сидел в саду и тихо мурлыкал себе под нос: Жизнь бывает разная… Для кого опасная, А кому идти по краю кажется верней. Ты поймешь, как рисковал ей, Когда на пороге дома встанешь у дверей.       Шёл ли он по краю, он не знал, но близких он потерял и в глубине души стыдился, что он не помнит глаза и улыбку отца. Не помнит заботу рук матери. Он даже не знал, крещёный ли он. А если да, то где его крёстный. Почему не забрал? Ладно, может не хотел, но наведаться, узнать, как он живёт. Как у него дела? «Я никому не нужен, и мне никто не нужен», мрачно думал мальчик. Настроение стремительно неслось к нулю и грозило перейти в отрицательную плоскость и до сего чудного момента оставалось чуть больше десяти минут. Дадли, ожидавший отца, на крыльце наблюдал за Гарри, а Поттер просто напевал странную песню и смотрел на кусты.       Гарри вздрогнул, из кустов на него смотрели большие, будто теннисные мячи, зелёные глазищи. «Что за дрянь!» Гарри вскочил со скамейки. За ним следили, и это было неприятно. Спина покрылась липким потом, но рассмотреть того, кто это делал, Гарри не успел. Послышался голос Дадли: — А я знаю, какой сегодня день! — толстый мальчик подошёл ближе. — Поздравляю! Нет, даже не так! Горжусь, умилён, восхищён. Далеко пойдёшь! К двенадцати годам выучил все дни недели! Жалко тётушка не слышит, она бы растрогалась. Вот что, юный гений, попытайся выучить, сколько месяцев в году. Даю подсказку для тупых, то есть для тебя, их двенадцать. — А я знаю, что сегодня твой день рождения, — зло выплюнул кузен. — Ты вообще не должен был появиться на свет, готов спорить, что будь твои родители живы, то отдали бы тебя в приют. Ты никому не нужен. Кузен-заморыш, подкидыш, нахлебник.       Гарри вздрогнул, а кусты, на которые он смотрел — вдруг вспыхнули синим пламенем. Дадли побелел и заорал во всё горло: — Мама, мама, он…. Ты понимаешь?! — а потом затараторил, — прекрати немедленно. Папа сказал, что выгонит тебя из дома. А идти тебе некуда. У тебя даже нет друзей. — Да наплевать. Утоплюсь, и проклятие от гибели мага ляжет на вашу семейку, а я из Ада со своей сковородки посмеюсь над всеми вами. Именно эту фразу и услышала подоспевшая тётка. Кусты уже погасли, всё же Гарри был ещё ребёнком и магических сил ему не хватало. Конечно же, она поняла, что всё это блеф, но для острастки замахнулась на племянника сковородой, да ещё и работой завалила. — Пока всё не закончишь, об обеде и не мечтай, — бросила она и вернулась к своим делам.       Дадли намеренно притащил мороженое и газировку в сад, чтобы подразнить кузена, работающего на солнцепёке, но Гарри не обратил внимания. Он спокойно подрезал кусты, унавоживал клумбы, мыл машину дядьки, мечтая, что как только станет совершеннолетним — спалит её к чёртовой бабушке. В половине восьмого тетушка, наконец, позвала его: — Иди ешь! Да смотри, наступай на газеты! А то ещё нанесёшь грязи!       Гарри прошёл на кухню, посмотрел на пудинг тётушкиного приготовления. «Великолепно! Вот то, что готовит она прекрасно — этого у нее не отнять!» Быстро проглотив свой скудный ужин, он поднялся в свою комнату, включил свет и замер. На кровати сидел домовик, таких он видел в Хогвартсе, знал по рассказам Терри и немного читал о них. Но как он выглядел. Огромные, как у летучей мыши, нечищеные уши, пальцы перевязанные какими-то тряпками, сопливый нос и грязная, рваная, засаленная наволочка. Герба на ней не было, поэтому узнать кому он принадлежит было невозможно. Существо не вызывало доверия. — Ты кто? — тихо спросил Гарри, прикидывая, а не смотаться ли из комнаты и пусть дядька потом побьёт. Жить-то охота. — Гарри Поттер! — пронзительно заверещало существо. Дядька внизу подпрыгнул. Гости, которые тоже услышали эти вопли, озадаченно переглянулись. — Добби так давно мечтал с вами познакомиться, сэр…. Это такая честь…. — Молчать! — мальчик властно вскинул ладонь. — Зачем пришёл? — О, Великий Гарри Поттер! Добби… — Молчать! Чётко отвечай — зачем явился? И говори не громче человеческого шёпота! Напрасный труд, домовики слушались приказов только своих хозяев. А этот, похоже, из ума совсем выжил. — Это трудно выразить, — домовик всё метался по комнате, чем вызывал желание его пнуть. — Сядь уже, — приказал Гарри, а домовик разразился громкими рыданиями. Он кричал о том, что ему ещё никогда не предлагали сесть как равному. — Да тише ты! Уймись, успокойся, ты что с дегенератами жил? — Добби уловил смысл, кивнул и тут же с воплями о том, что он гадкий начал биться головой об стену. — Перестань! — Добби обязан наказать себя, сэр! Добби подумал плохо о своей семье. — Кто они? — Гарри напрягся. — Добби не может рассказать. — Я могу помочь, — Гарри умел задавать наводящие вопросы и делать выводы. Он пока ещё не знал, что это у него от отца. Недаром тот был одним из лучших следователей аврората. Дикий эльф снова начал визжать, восхвалять величие и доброту Гарри, а попутно ещё его скромность и смирение. — Ближе к делу, — потребовал мальчик. — Гарри Поттер благороден и смел. Он уже одержал столько побед, но Добби пришёл защитить его, предупредить об опасности. Гарри Поттеру нельзя возвращаться в Хогвартс. — Почему же? — ледяным тоном спросил мальчик. — Заговор, — Добби выкатил глаза на Гарри и задрожал всем телом. — В школе будут твориться кошмарные вещи.