I
Ярко-оранжевая форма с чёрными цифрами «15624» на спине выделяется на фоне дождливой зелени и тёмного мокрого асфальта. — Это он? Тот «невменяемый»? — Да, сэр. — Он нас не заметит? — Не должен. Стекло зеркальное. — Хм. Какое общее число жертв, вы говорили? — Сто двадцать шесть. Включая приёмную мать и сводную сестру. Эти два убийства засвидетельствованы, но… — Но? — Ребёнком. — Сто двадцать шесть… Он что, террорист? — Не совсем… сэр. — Я не понимаю. Два засвидетельствованных убийства. Остальные сто двадцать четыре? — Это сложно объяснить. Мы… решаем проблему… — Полным ходом. Сколько он здесь уже? — Почти три месяца, сэр. — Да уж, Вайсман. Сложный случай. Я раздражённо побарабанил пальцами по стеклу. В этот же момент, будто бы уловив стук, арестант повернулся. Дана бесцеремонно схватила меня за руку и отдёрнула от окна в глубину комнаты. — Вайсман! — Простите, сэр. Он не должен знать, что сейчас за ним наблюдают. — Чушь! В этом заведении все наблюдают за всеми двадцать четыре часа в сутки. Вообразили себя героиней романа? — Но он действительно очень опасен! Взгляд отчаянный. Я постарался улыбнуться, чтобы приободрить её. — Судя по отчётам, ему ежедневно вкалывают лошадиную дозу транквилизаторов… он уже давно мог превратиться в овощ… Что говорит Жаров? — Он считает, что шанс есть… — Для Жарова шанс есть и у трупа, простите, Дана. Я снова осторожно подошёл к окну, стараясь держаться так, чтобы на меня не падал свет. Объект наблюдений, присев на корточки, возился над каким-то кустом, осторожно поглаживая веточки и молодые листья. Видимо, заинтересованность растениями позволила Жарову сделать вывод о «шансах»… Сейчас я видел арестанта не со спины, а сбоку. Худой мальчишка (семнадцать лет, в другой стране считался бы совершеннолетним), острые колени торчат. Должно быть, довольно высок. Виски выбриты (вероятно, вытравлены, поскольку никто здесь не стал бы делать ему причёску), чёрные волосы падают на лоб. Несмотря на то, что сегодня довольно холодно — едва ли градусов десять по Цельсию — рукава формы закатаны, на предплечьях видны какие-то чёрные полосы и значки, видимо, татуировки. — Эрик ничего не оставил для меня перед отъездом? — Всё, что было, он передал Сёме. То есть, Жарову. Сэр. — «Сёме»… — пробормотал я, и, не выдержав, хмыкнул. Появился в моё отсутствие, проработал у нас всего около четверти года, а все называют его «Сёмой»… и только, наверное, я — «Жаров». Почему ему?.. Эти мысли отвлекли буквально на секунду. В следующее мгновение до меня дошло, что номер 15624 встал и смотрит на меня в упор. Потом он открыл рот и издал вопль. Он продолжал кричать, когда охранники Центра уводили его со двора. Я обернулся. Дана стояла, прикрыв глаза рукой. — Что это значит, Вайсман?! — Я не знаю… Он не должен был нас видеть… — Но эта реакция?! — Я же говорила… он опасен… — Чёрт-те что… и Эрика нет, когда он так нужен… — Мистер Ланге, — Дана сделала упор на фамилии. — Мистер Ланге перед отъездом пришёл к выводу, что должен оставить наблюдение за 15624. — Впервые слышу. Это ещё почему? — Личная вовлечённость, сэр. И не сказал мне. Снова тайны?.. Я не выдержал и запустил руки в волосы. Больше всего мне хотелось сказать «решайте ваши проблемы сами», но это означало бы подтвердить собственную профессиональную непригодность, а мне и так пришлось потратить время и энергию на то, чтобы доказать, что я ещё на что-то способен. Спасибо Эрику… хоть он и бессовестный эгоист, кидающий людей после того, как они прекратили его интересовать… Нет. Нет. Не думать об Эрике. Не сейчас. Мы постояли в тишине. Снова начался дождь, капли застучали по жестяному подоконнику. Серый день, унылый и мрачный, и чертовски тяжёлый, особенно когда ты вернулся на службу после такого длинного вынужденного отпуска, какой был у меня. Мы шли по коридору. Дана изредка бросала на меня умоляющие взгляды. Я был непреклонен. — Это дело нужно решать. Сто двадцать шесть жертв, Дана, сто двадцать шесть! И почти три месяца… дуракаваляния! Я гремел на весь коридор, надеясь, что меня слышат за неплотно прикрытыми дверями, и что те, кто меня слышат, трясутся от страха перед вновь появившимся начальством. — Ни одного специалиста, видимо, нет в нашем заведении, я повторяю, ни одного, кто бы мог расколоть этого… подростка! Всё приходится делать самому! Я осёкся, так как в этот момент чья-то рука легонько коснулась моего плеча, и так резко повернулся на каблуках, что они скрипнули. Я даже не успел сменить тон, когда гаркнул: — Что вам ещё… Марчак? — Потому что это была Нелли. Она испуганно отшатнулась, но тут же улыбнулась своей мармеладной улыбкой. — С возвращением, майор! Нам так вас не хватало! — Спасибо, я уже понял. — Мне было неловко, что я не сумел удержать себя в руках. Я продолжил уже обычным тоном: — Чего вы хотите? — Поскольку вид у такой безмятежной обычно Нелли был несколько нервный. — Это касается одного из наших пациентов… — Пациентов или арестантов? — Несомненно, да, арестантов… — Волнуется. Путает слова. Не привыкла. — Ну, так что же? — Как раз о том, о котором вы… только что говорили... — «Орал на весь коридор», понял я. Мне стало любопытно. — Ну? Марчак, не тяните. Дана испуганно переводила взгляд с меня на Нелли и обратно. — Дело в том, что… сэр… он изъявил желание говорить с вами… — Вот как? Именно со мной? — Да. Именно с вами. — Он вам это сказал? — Он… дал понять. Мой строгий и пристрастный взгляд она встретила стойко, но всё же лицо её дрогнуло. Я выдержал приличествующую положению паузу. — О чём же он хотел говорить? — Он хотел, — голос Нелли слетел до шёпота, — обсудить Библию… — Фантастика. — Я поднял очи горе. — И как давно это стало известно? — Только что, сэр. Такой шанс… Я поиграл желваками. Все желания должны быть исполнены. Номер 15624 не разговаривал ни с кем, кроме Эрика, но с этими беседами я ещё не ознакомился: слишком много было дел. Надо будет заглянуть к Жарову за материалами. Успею хотя бы просмотреть бегло. — Через два часа. В переговорной. Дана, будете наблюдать и вести запись. Приободрённый тем, что всё так удачно складывается, я отпустил обеих девушек и направился к Наблюдающему.II
Наблюдающий сидел за столом в наушниках и задумчиво изучал лист с какими-то каракулями. Я помахал перед его лицом рукой. Жаров, заулыбавшись, тут же выключил плеер, снял наушники, встал, вытянулся во весь свой немного нелепый рост и потряс мою протянутую руку. Сегодня мы ещё не встречались, хотя имели разговор в понедельник, когда я потихоньку начал возвращаться к деятельности сурового начальника. — Здравствуйте, майор! — Здравствуйте, Жаров. Изучаете записи? — Да. Пятый сектор… очень любопытные материалы, особенно в сочетании с творческими работами… — Об этом в своё время сделаете отчёт. Сейчас меня интересует то, что вам передал Эрик… Ланге. По пятнадцатому оставшемуся. — Да, разумеется… сейчас… — Жаров неловко перебрался через переплетения змеившихся по полу проводов и кабелей и, подойдя к шкафчикам пятнадцатого сектора (общее количество — двадцать четыре, из них опечатаны двадцать три), вынул контейнер с данными. Не то, чтобы очень много. Я принял контейнер, поставил его на рабочий стол и принялся перебирать материалы. Досье (родился в 2126 году, в Нью-Йорке, белый, отец неизвестен, бла-бла-бла, П-способности выявлены не были), показания по убийству приёмной матери (Магда Уильямс) и сводной сестры (Зои Уильямс), свидетельства очевидцев «энергетических атак» (вот вам и террорист!), фотографии разных лет, сложенные в отдельный конверт, папка с рисунками самого 15624. Отдельный файл — «Дженни-Мэй Линдберг». Так. Мать, стало быть. Сошла с ума. Покончила собой, перерезав вены осколком зеркала. В ноябре 2132 года… хм… прошло одиннадцать лет… Что дальше? А дальше — всё. Никаких следов бесед. Я несколько раз перерыл содержимое контейнера до дна и повернулся к Наблюдающему. Тот стоял, прислонившись к шкафчикам, засунув руки в карманы и глядя в окно. Рыжие волосы, отражаясь в матовой поверхности дверок, образовывали словно бы ореол вокруг головы. Возможный «альфа-плюс», отметил я про себя. На всякий случай. — Жаров, это точно все материалы? Он тут же вынул руки из карманов и развернулся ко мне. Боевая готовность. Но, впрочем, он ведь бывал на войне. — Точно, сэр. — Но я не вижу записей разговоров, а между тем у меня сложилось впечатление, что… Ланге имел несколько бесед с 15624. — Да. — Наблюдающий несколько смутился, и веснушчатое лицо его сразу покрылась пятнами, розовыми, как гвоздика. — Да, майор, беседы были, но… записей нет… — Может быть… Ланге не успел расшифровать их? Аудио-файлы могли остаться… в каком-нибудь другом месте… — уже на середине собственной фразы я понял, что этого не было. Не могло быть. И поэтому с тяжёлым сердцем продолжил: — Или Ланге решил оставить их при себе. Что совершенно незаконно! — Сэр, — осторожно и терпеливо начал Жаров, смотря по привычке как-то немного снизу и сбоку, словно большая птица, — по статье о неразглашении профессиональной тайны мистер Ланге имел право… в том числе как временно исполняющий ваши обязанности… Ненавижу, когда кто-то напоминает мне о моих промахах. Только сейчас я в полной мере начал понимать, что означало присутствие Эрика на моём месте. Последствия лезли прямо в глаза. — Он, как и вы, был, в том числе, Наблюдающим! И он же отказался наблюдать 15624! И должен был передать вам, Жаров, всё, до последнего клочка… чёртовых детских воспоминаний… — Детские воспоминания у нас есть… — Я не о том, вы прекрасно понимаете. Ладно. Я лично свяжусь с… Ланге. — «…потому что что-то ты мне не договаривал, Эрик, всё это время», закончил я фразу про себя. И, всё-таки, не выдержал: — И почему именно Библию? — Что, простите?.. — Ничего… Хорошо. Свободны. — Я махнул рукой в пространство и только после этого понял, что нахожусь не в своём кабинете.III
Я всё-таки задержался ещё, изучая хотя бы те данные, что оставались, хотя в общих чертах всё это уже слышал от Даны утром, попросил Жарова отправить контейнер ко мне, а затем прошёл в переговорную. На душе было муторно. Дождь так и лил, и конца-края ему видно не было. 15624 только что привели и усадили за стол. По другую сторону сел я. За зеркальным стеклом была Дана в наушниках и охранники, которым незачем было слушать наш разговор. «Лукас, — напомнил я себе. — 15624 зовут Лукас». Мы оба молчали, я изучал собеседника. Напряжён. Сидит, сутулясь. Руки на столешнице, ладонями вверх, по правилам. Совсем молодое лицо, бледная кожа. Дырки от пирсинга — две в нижней губе, штук десять в ушах, одна в левой ноздре, и, по-моему, одна в левой брови. Глаза чёрные, тоже как две дыры. И эти дыры смотрят прямо мне в душу. Две дыры, два пистолетных дула. Сейчас кто-то внутри нажмёт на курок, и оттуда вылетят пули, и убьют меня наповал… спокойнее, Пирс. Он может считывать твоё состояние. Спокойнее. — Ну, здравствуй, — начал я, стараясь быть как можно более дружелюбным. Он продолжал молчать. Затем приоткрыл рот, будто собираясь говорить, но не смог выдать ни звука, а только затрясся мелкой дрожью. — Мне передали, что ты хотел поговорить со мной… о Библии? 15624 несколько раз открывал и закрывал рот, как немой. Потом глубоко вдохнул и ломким, похожим на карканье, голосом произнёс: — Святая Библия. Эта жирная баба. Она одна, но триедина. Архивы боли. Она страдает. Первые фразы он говорил медленно, но постепенно начал разгоняться, всё так же пронзая меня своими глазами: — Мы все — ходячие выкидыши… Он парень, но ты хочешь девчонку, так что оторви ему член, трахай его, зови Ритой, если так тебе угодно… Не слушай слов, которые я говорю, слушай то, о чём молчу, единственный способ получить одобрение… это… эксплуатировать то, что обесценивает меня… и… я бы хотел умереть летом, мой дом — шесть футов под землёй. Мой мавзолей… Зачем опять зеркало?! Вы же обещали занавесить… Он выдохся и замолчал. Я, поражённый, молчал тоже. «Альфа-минус»?.. Или прикидывается?.. 15624 что-то зашептал, до меня донеслось «эта жирная баба»… он уронил голову на руки и разрыдался. Отличное начало разговора. Не стало бы оно заодно и концом. — Лукас? Он дёрнулся, как от удара. Я покосился в сторону зеркала и предпринял новую попытку: — Лукас… тебя ведь так зовут? 15624 не отрывал взгляд от столешницы. — Меня так звали. — Значит, теперь ты… 15624. Скажи мне, до того, как я вернулся, ты… беседовал только с одним человеком? Очень медленно он поднял голову. Взгляд его стал настороженным. — Я думал, что это Вы. — Нет. Меня здесь не было. Я вернулся в Центр только на этой неделе. — Я думал, что это Вы, — повторил 15624. — Что Вы всё-таки вернулись. Что можете помочь. Но если это не Вы, то всё не важно. Она смотрит на меня из всех зеркал! В одно мгновение он вскочил со своего места, схватил стул, на котором сидел, и ударил по зеркалу. К счастью, стекло было рассчитано на подобные атаки. Послышался топот ног, в дверях показались охранники. Я жестом приказал им выйти. 15624 стоял перед зеркалом, тяжело дыша. — Вы видите? Она не уходит. Он явно не о Дане говорил. Я осторожно подошёл к нему, протянул в утешающем жесте руку. 15624 шарахнулся от меня. — Вы не тот. Всё подделка. Зачем я рассказал Вам о ней?.. Уведите меня. Я больше ничего не скажу Вам. Вы не тот. Он замолчал и отвернулся, кусая губы. Я кивнул зеркальному стеклу. Разговор был окончен. После того, как 15624 увели, Дана вышла из наблюдательной кабины, её глаза были красными. — Дана, вам доводилось присутствовать при других беседах? — Нет, сэр. — Почему-то, я так и думал… добудьте мне чашку чая в кабинет… отдайте Жарову запись и приходите вместе с ним через… три четверти часа. Струйки дождя, стекающие по оконным стёклам, были похожи на слезы.IV
Образцово-показательная беседа, что и говорить. Я в очередной раз просматривал отчёты Эрика, где он ненавязчиво упоминал об установленном вербальном контакте. Лист использования переговорной, хм. За прошедшее время, начиная с декабря, двенадцать бесед. Мне было известно только о пяти. И ни одной записи. Я вспомнил письмо, в котором Эрик, ссылаясь на окончание контракта и неотложные дела в Европе, прощался со мной «не имея возможности встретиться лично». В свете одной только ситуации с 15624 это выглядело как… измена? предательство? подстава?.. А чего ещё ожидать от посланника гауптштадта, горько подумал я и одним глотком допил остывший чёрный чай, сморщившись от терпкого вкуса. Полгода меня не было на рабочем месте, и — странно, такое ощущение, что здесь мало что изменилось, а вот мир вокруг — сдвинулся. Материалы по 15624 мне мало что объяснили. Вернее, ощущалось, что за сухими данными скрывается ещё что-то. Что-то огромное и тёмное. Рисунки 15624 угольным карандашом пытались это «что-то» изобразить, резкие линии свивались в спирали, застывали черными дырами здесь и там. Я отложил конверт на подумать и взял следующую папку. Количество жертв смущало. Сто двадцать четыре человека погибли в один и тот же день, одно и то же время. Связи между ними было не больше, чем у пассажиров корабля, наскочившего на айсберг. Номер 15624 не отрицал, что это его рук дело, но не мог объяснить больше ничего. Когда случился этот «энергетический взрыв», 15624 находился в его эпицентре и не сделал ни малейшей попытки избежать задержания. Так и стоял посредине воронки. Позже выяснилось, что в тот же день, раньше на каких-нибудь сорок минут, 15624 стал причиной смерти приёмной матери и сводной сестры, обрушив балкон, на котором находилась женщина. Девушка была внизу и погибла под обломками. Как он это сделал, 15624 также не мог объяснить. Хотя и свидетель был. Правда, только один и шести лет от роду… Однако именно по причине необычности происшествий 15624, в итоге, и оказался в нашем Центре, а не на электрическом стуле. И в мою задачу теперь входило определить: было ли убийство продуманным террористическим актом, либо это и в самом деле был внезапный энергетический выплеск, неожиданное для носителя проявление П-способностей. Далее следовало решить, что с этим всем делать: отправить 15624 на соответствующую совершённому преступлению экзекуцию, оставить в изоляционной камере этажа минус один для изучения (то есть, разобрать его по клеткам во имя Науки) — другими словами, заменить быструю казнь медленной, или сделать его сотрудником ЦПИ, или… оружием. Что также было весьма возможно. Со времени проекта «подводная бомба» все исследования по теме были опечатаны. Естественно, они ищут новый способ. Для того ЦПИ и существует… Начальство пришло бы в восторг. …но что такого 15624 сказал Эрику, что тот прекратил наблюдение и сбежал в Европу? Да, я понимаю, Эрик в любом случае вернулся бы, но не раньше, чем выжал бы всё, что сможет, из своего проекта… хотя, возможно, он и правда выжал… В дверь постучали, вошли Дана и Жаров, рыжая шевелюра Наблюдающего показалась мне отблеском солнечного света на фоне общего серо-дождливого освещения. Я указал на стулья. — Можете придвинуть к столу… Ну, что скажете? Жаров, вы прослушали беседу? — Да. — И как вам? По-прежнему «шанс есть»? Жаров пожал плечами. — Это не был бессмысленный разговор… — Вы так считаете? Дана, ваше мнение? — Я… — Она покосилась на «Сёму». Внезапно я понял, что у них явно отношения. — Сэр, я согласна с… Жаровым… 15624, может быть, выглядит сумасшедшим, но есть какая-то закономерность в его словах. — И в его криках? — В криках тоже. Сэр. Я помолчал, переводя взгляд с одного лица на другое. Дана покраснела. — Хорошо. То есть, всё, конечно, плохо. Плохо то, что за Ланге числится двенадцать бесед с 15624… — Двенадцать? — Жаров выглядел обескураженным. — Двенадцать. Не перебивайте. Двенадцать бесед. Никаких записей. Вы обратили внимание, что 15624 не может отличить меня от Ланге? А Ланге уже в Европе. Тут целый ряд неувязок и нарушений, и мне интересно, как все мы дошли до жизни такой. А, Вайсман?.. Дана покраснела ещё сильнее, но справилась. — Сэр, но ведь вы сами назначили Ланге Наблюдающим и вашим заместителем… — Заместителем его назначил гауптштадт, пока я… пока меня не было здесь. Ланге прекрасный Наблюдающий. — Я стрельнул глазами в сторону Жарова, но тот не смутился, — с большим опытом работы. Сумел разговорить даже 15624. Но вот о чём они разговаривали — этого нам не известно. Ладно. Ланге я беру на себя. Жаров, вы, стало быть, считаете, что слова 15624 исполнены великого смысла? — Мне показалось, что я уловил закономерность. Боюсь, что не смогу объяснить сейчас. Его манера говорить. Больше похоже на цитирование… Я сталкивался с подобным проявлением у Химер, их способность к репликации…— Жаров замялся. — Химер, — едко и с нажимом вставил я. Ох уж эти зоологи. Красный как маков цвет Жаров подытожил: — Боюсь, мне понадобится доступ в Тотальный Архив. — Доступ получите. Дана, найдите мне телефон Ланге, если понадобится, воспользуйтесь ТА вместе с Жаровым. По 15624 пока ничего не предпринимать. Пусть остаётся без изменений. Возможно, мне придётся вылететь в Европу. Всё, свободны. Хлопнула входная дверь, и я сжал виски. Нет, мир не сдвинулся. Я просто слишком много пропустил.