Иное

Стены тьмы расходятся перед ней и закрываются за её спиною. Она идёт вдоль памятников и картин. Иногда играет музыка, чаще грустная, реже – весёлая. Совсем редко – шедевральные композиции заставляют её замереть и грустно улыбнуться. Кажется, что она идёт между мирами, разделёнными изолирующей чернотой, целые эоны. Конечно, это не так. Она просто здесь уже была. Была слишком много раз, и воспоминания о прошлых прогулках, посещениях и торжественных церемониях дополняют настоящее, переполняют её память. Она продолжает идти. - О, привет, дорогуша! – восклицает Вильгельм, когда входит в его секцию. Выглядит как живой, в конце концов, именно в таком виде он и хотел, чтобы его помнили. Живым, оптимистичным, «в расцвете сил». – Как делишки? Я тут, знаешь ли, пробую всё переустроить, как тебе? Она оглядывается. Камни вновь поменяли расположение. Как и вода. Как и ветер с небом. То, что раньше было обыкновенным памятным Вильгельму пляжем, со временем превратилось в сюрреалистичную композицию. Не такую сюрреалистичную, как у соседа справа, зато меняющуюся со временем. Вильгельм был известен за умение из старых красок создавать нечто совершенно новое. - В твоём духе, – отвечает, слабо улыбаясь. - Слу-у-у-ушай, Воскрешающий камень там как, не встречался? Мне тут надоело! Хочу снова бороздить океаны фантазийных просторов! Может, поищешь для меня? Я расскажу тебе о своём самом секретном кладе, а в нём… - И зачем я рассказала тебе о Камне? – вздыхает она. – Нет; извини, Вил. Просто… проведаю учителя. - Ты же не веришь во всю эту муть? – нисколечко не расстраивается он. – А ходишь через мой мирок почаще всех. Если ходишь, то хоть подольше поболтай! Эжак не одобрил бы все эти грусти-шмусти! - Ещё он пил чай без тортиков, – выдавливает из себя улыбку, проходя мимо Вила, корчившего из себя не то воздушного, не то водяного, не то какого-то штормового духа. – Прости, я… мне надо подумать. - Думай, конечно, – водяные пучины и воздушные вихри расходятся, а камни выстраиваются в дорогу под ногами. Хорошо хоть не жёлтую. С Вила бы сталось надругаться над любой сказкой, какую только вспомнит. Вильгельм… как давно они познакомились? Она забыла. – Но и о Камушке не забывай! - Я помню, – она проходит сквозь разделяющую тьму, вздыхая. – Я слишком много помню, – поднимает голову навстречу свету. – Ну привет, учитель. Эжак Су невозмутимо смотрит на неё – статуя, сделанная буквально собственными руками. Максимально традиционная. Всё, на что она была согласна, – комплекс чар, ограничивающий ход времени. Смотрит в его глаза, в то, как она их помнила те самые «эоны назад». Слышит его голос – как живого. Вспоминает. А затем совсем уже привычно – столько раз бывала здесь! – уходит в свои мысли. Память об учителе помогает принимать решения, особенно – ключевые. И на неё никто не смотрит странно, что решать ходит на кладбище. Художники. У каждого – свои причуды. Ей хватает всего лишь пяти минут, наполненных горестным сожалением, чтобы выбросить все мысли и просто смотреть на учителя. Не то настроение, чтобы думать и решать. Хочется или напиться, или кого-нибудь прикончить. Растоптать чью-нибудь гордость, как делал порою Локонс, художник и герой. Учитель предпочитал просто тихо «решить проблему». Лучший враг – отсутствующий. Если нет такого варианта или он дороговатым будет, то… ну, Сирень давала Эжаку парочку уроков. Как и он ей. Моргана – тоже. И ему, и ей. Моргана была где-то здесь – встретились на входе. Хочет посетить могилу, которую больше никогда и не увидит. Но Моргана будет биться. Биться за прошлое. - А малыш Гилдерой прав, учитель, – вслух говорит она. – Как то бишь? Устами младенцев глаголет истина? Пойти набить кому-то морду – хорошая идея. Не говорю «прощай», – кивает статуе. – Говорю – до встречи. В этой жизни иль в иной. Назад она идёт уверенным шагом. Неожиданно для себя останавливается у могилы Вильгельма: - Эй, Вил. - Ну что, развлечёшь, наконец, старого мертвеца какой-нибудь побасёнкой? – является он немедля. - К тленным Камень. Пошли со мной. Есть одна идейка. Специально для тебя. - Серьёзно? – он искренне удивлён. – И что, традиции… - Пусть подотрутся своими традициями, – ухмыляется она, обращаясь к давно забытой части себя. – Жвачку не предлагаю, а вот придуркам задницы надрать – со мной? - Хах! – громогласно смеётся он, извлекая огромный призрачный топор. – Чёрт бы тебя побрал, сестричка Эбби… ДАВНО ПОРА!