devil's whore

Бетти Данэм не впервой приходилось брать интервью. С перехода в старшую школу она занималась журналистикой и считала, что в ней хватает той доли смелости и наглости, чтобы полностью посвятить себя столь грязной и нервной работенке. В ее портфолио уже были и репортажи с митингов против мутантов, провокационные интервью для избирателя в Конгресс, пара сенсаций и настоящих скандалов, связанные с политикой, криминалом , светской жизнь и тем, чем любят порадовать себя люди за завтраком, покупая газету. Более того, ей даже приходилось видеть вскрытие трупа и несколько ужасных автомобильных аварий, так что она считала себя достаточно закаленной. Но когда она услышала суть своего нового задания, коленки у нее затряслись. И дело даже не в том, что она боялась мутантов, их она как раз не боялась. У нее даже был парень мутант, с шуточной способностью в виде излучение радио-волн. Она не выступала за их права, но и никогда не была против. Занимала в этом вопросе индефферентную позицию. А вот девушка у которой она должна была брать интервью таким не могла похвастаться. Ева Холдинг. Легенда. Ходячий труп. Devil’s whore. Бетти Данэм шла по указанному адресу, нервозно одергивая юбку. Обычно она разговаривала по телефону, чтобы назначить время и место, и этого двухминутного разговора хватало для того, чтобы понять в каком тоне вести беседу и что от собеседника можно ожидать. Но в этот раз такого не удалось. Ева Холдинг жила отчужденно, не выходила из квартиры в плохом районе Нью-Йорка и имела мало знакомых. Говорил с ней издатель, какой-то там ее приятель. История Евы Холдинг для издания посвященного толерантного отношения к мутантам могла стать новой сенсацией и жемчужиной для карьеры Бетти. Поэтому ее и трясло. К таким людям как Ева нужен особый подход, тонкий и виртуозный. Высотка в районе Мидтаун устрашала своей масштабностью и покоряла обветшалой уродством. Бетти понятия не имела, каков достаток Евы. Мидтаун дорогой район, но вот само здание едва ли было не в аварийном состоянии. Поднимаясь на 23 этаже в старом скрипучем , Бетти проверяла вводные файлы, которым снабдил ее издатель: «Ева Холдинг. 26 лет. Известная как мученица, шлюха дьявола, в прошлом довольно известная активистка, борец за права мутантов, нестандартная внешность.» И ни слова больше. А больше наверное и не требовалось. Личность Евы была обнесена слухами. Кто-то говорил, что она была любовницей одного из террористической группы «Братство мутантов», кто-то, что она тайная родственница не безызвестного Чарльза Ксавьера, чуть ли не его незаконорожденная дочь, кто-то, что она на самом деле русский шпион, призванный демотивировать анти-мутантские движения и тем самым приведя Америку к краху. Квартира номер 108. Бетти простояла минут пять, пытаясь прийти в чувство, прежде чем несмело и, несвойственно ей, робко постучать. Открыли спустя минуту. Бетти много чего повидала, и видала она это с каменным выражением лица, но сейчас рваный вдох шока вырвался сам и она тут же добавила:  — Извините. Ева усмехнулась. Она была белой. Не как девочка из богатой семьи, не как дама 19 века с фарфоровой кожей. Она действительно была белой. Белее альбиноса. Кожа у нее была тонкая, чуть ли не прозрачная, и абсолютно белой. Как и волосы. Нечеловеческого цвета. Две линии скул неестественно торчали. Это действительно были те скулы, о которые можно было нарезать пармезан. А вот губы были совершенной иной структуры. Поначалу Бетти показалось, что они в крови. Но лишь с секунду поняла, что цвет его был неравномерен. К центру они набирали пунцовую яркость, а вот по краям становились белыми. Глаза отдавали янтарной желчью и зрачок был какой-то чуть иной формы. Она напоминала то ли инопланетянку, то ли эльфийку, но что-то уж точно не человеческое. А вот одежда на ней была вполне приземистая: джинсовые шорты и огромный свитер, на ногах угги. Казалось, что она только встала с постели. Бетти не знала, что она мутант. И не знала, что сказать. Ей казалось, это был провал.  — Проходи, — довольно резво ответила Ева, даже не улыбнувшись, она пропустила ее внутрь, тут же закрыла дверь и вальяжно сделала пару шагов по крошечной студии. Довольно уютной, но и безвкусной. Солнце делало весь интерьер оранжевым, а ее кожу будто прозрачной. Ева рухнула на диван, кивнула на соседнее кресло и Бетти присела напротив. Скованно и неуверенно. Она чувствовала себя виноватой и лишней, и так и не могла поднять на нее глаза.  — Пока все похоже на неинтересное порно, — сказала она через тяжелый вздох, пододвигая к себе кружку. — Чай, кофе? Есть вроде как кола. — она поднялась с места, прошла к холодильнику и задумчиво почесала свои белые волосы. Бетти огляделась. Ни одного фото в рамке, но какие-то пустяковые статуэтки все же стояли на полках вместе с битниками, антиутопиями и подростковыми книжками. Ни Достоевского, ни Айн Рейнд, ни Джейн Остин она не читала. Здесь был легкий беспорядок. Кухня с гостиной, крошечная спальня, дверь которой была открыта. Создавалось впечатление, что жила она здесь одна и довольно бедно.  — Я буду чай. У вас уютно.  — Неа, — ответила она сквозь зевок. — Здесь паршиво. Аренда дорогущая. Квартира едва держится. Непонятная плесень в ванной. Тебе черный или зеленый? Прям как та плесень в ванной.  — Зеленый. Так почему же не уедете? — Бетти была рада, что ей было за что зацепиться.  — Куда?  — Хотя бы в пригород.  — В пригороде меня чуть не сожгли на костре, — журналистка не поняла шутка это или нет. — Тем более, я родилась в Нью-Йорке. Я чертовски люблю этот город. Бетти включила диктофон и достала блокнот. Медленно заурчал чайник.  — Вы знаете для какого издания я работаю?  — Конечно, — она обернулась к ней. — Что-то посвященное толерантному отношению к мутантам.  — Тема сборника романтические отношения между человеком и мутантом, — в ответ Ева фыркнула. — Так ваш парень…или девушка…он или она человек.  — Нет, — она быстро влила кипяток, едва ли не ошпарив руку и поставила кружку на стол. — Я человек. Бетти откашлялась, чтобы снова по-идиотски не охнуть и не возмутиться. Может,это была такая шутка толерастов. Все мы люди, все мы равны.  — Вот это все, — обвела рукой Ева, — все это приобретенное.  — Приобретенная мутация? Радиация? Заражение? Эксперимент?  — Наказание. Меня хотели наказать. Бетти никак не могла собрать всю информацию в единую картинку.  — За что?  — За то что я полюбила мутанта. Боже, милочка, вам совсем обо мне ничего не рассказывали? Журналистка нерешительно пожала плечами.  — Мне просто дали задание и все…- решила косить она под дурочку. Ева закатила глаза. — Задание собрать материал. Материал о Еве Холдинг.  — О Вероники Вольт.  — Что?  — Вероника Вольт. Так меня звали, когда я была человеком. В голове крутилась какая-то смутно знакомая информация, что-то ужасно напоминало это «Вероника Вольт».  — Фонд Вольтов, научный центр Вольт, клапанный двигатель Вольт, альтернативное топливо Вольт…  — Подождите-подождите. Вы хотите сказать, что ваш отец Уолтер Вольт, владелец…  — Одноименной фирмы и один из главных акционеров Старк Индастриз. Да. Такие дела. Бетти нервно рассмеялась и оглядела комнату. Может те безделушки стоит кучу денег, а не куплены за бесценок на блошином рынке? Может все здание принадлежит ей?  — Но они отреклись от меня, — Ева просто взмахнула руками.  — Когда?  — Когда Курт Вагнер сделал мне предложение.  — Что?! — Бетти спросила эта слишком громко. — Ночной змей? Один из Людей Икс? Курт Вагнер? Ева вздохнула тяжело и встала с места, приговаривая: «придется начать издалека». Краткое ее отсутствие пошло Бетти на пользу, журналистка пыталась привести в себя норму. Перед ней была настоящая сенсация. Ева вернулась со старой обувной коробкой, поставила ее на столик, рядом с чашкой и протянула первую фотографию. Два рыжих парня, один был широким и статным, очень красивым, второй тоже отличался красотой, но совершенно другой. Очень худой, в очках, в веснушках и с очаровательными ямочками на щеках. Вероника казалась подкидышем. Девочка-подросток была шатенкой и имела мало что схожего с нынешней Евой. Почти ничего. Личико у нее было как у лисички. Четкий и хитрый изгиб бровей, темные глаза, тонкий вздернутый нос.  — Мне было шестнадцать, когда я переехала в Уэстчестер…

***

Мне было шестнадцать, когда я переехала в Уэстчестер. Точнее сказать, меня туда сослали. Я росла в обеспеченной семье настоящих магнатов, и разумеется, я была белой избалованной маленькой белой сучкой. Нас было трое. Кэмерон. Эдди. И я, младшая, Вероника, позор семьи. Кэмерон отрекся от наследства и решил пробивать свой путь, чему родители были рады. Он переехал в Уэстчестер, небольшой городок, недалеко от Нью-Йорка, и быстро поднимался по карьерной лестнице полицейского. Эдди отправился в Оксфорд, чтобы закончить там бакалавриат по био-инженерии. Я в это время не уезжала никуда дальше Манхэттена, нюхала кокаин и тусовалась с той же золотой молодежью, бессовестными и безответственным детьми, которые едва могли шнурки завязать. После одного неприятного инцидента в школе, где непонятно было, кто кого совратил: учитель или ученица, родители приняли решить меня отправить к брату в Уэстчестер. Во-первых, Кэмерон был с характером и всегда дружил с дисциплиной, в отличие от Эдди, комнатного гения. Во-вторых, Уэстчестер не так далеко, как Лондон. В-третьих, я изрядно попортила репутацию своим родителям и мне нужно было залечь на дно. В итоге, я променяла Манхэттен на эту деревню, и не совсем была этому рада. Кэмерон жил на свои средства. Снимал небольшую квартирку, похожую на эту, прямо у железнодорожной станции. Вагоны проносились чуть ли не вплотную к его окну на кухне, поэтому каждый час весь дом буквально сотрясало как при землетрясении. Сначала это бесило, потом я привыкла, даже потом стало как-то неудобно засыпать без этого звука. Но меня всегда выводило совершенно другое: поезда. Уходящие поезда. Покидающие этот крошечный городишко, который я так и не смогла полюбить. С месяц я бунтовала, отказывалась выходить из своей крошечной комнаты и снимать одежду от Dior. В Уэстчестере не так много людей, так что чужаки их смущали, а богатые чужаки тем более. В новой школе приняли меня плохо, приняв за того, кем я и являлась: за избалованной богатую дрянь. В какой-то момент я уяснила, что родители вряд ли пустят меня обратно, что побеги не увенчаются успехом, когда твой брат коп, и мне оставалось только смириться. Я сменила дорогущие платья на более скромные, пыталась притаится в старшей школе и от скуки, от просто невыносимо изнывающей скуки, даже устроилась на отвратительную работу в книжном магазине. Я никогда особо не любила читать. Если это не Vogue. А в том крошечном книжном магазине даже новых книжек не водилось. Обычно мы скупали их с рук, желтые и помятые, неровно ставили на полки и жили в этом пыльном захолустье. Я мечтала работать в Vanil Tears, в магазине через дорогу, где продавались пластинки. Музыку я любила куда больше литературы. В Vanil Tears я сбегала в обеденные перерывы. Это был огромный магазин, полный молодежи, света, чистоты и всего того, по чем я скучала в Нью-Йорке. Там я встретила Питера Максимоффа.  — Питер Максимофф? — ахнула Бетти. — Братство мутантов? Террорист? Сын Магнето?  — Абсолютно верно. Но тогда он учился в школе Ксавьера. Если вообще можно сказать, учился. — Ноториус? Серьезно? — этот тип чуть ли не дышал мне в ухо минут пять, перед тем как со мной заговорить. Так что изначально он бесил меня до чертиков. До того как он это произнес, мы встречались взглядами раз пять во время моего перерыва, и каждый раз, он довольно ухмылялся. Я выхватила у него пластинку каких-то The Doors.  — Тебе вообще сколько лет, пацан? Или ты прибыл из шестидесятых, судя по твоей куртке? Придурок громко чмокал жвачкой и ухмылялся.  — Уже можно. И нет.  — Что уже можно.  — Это ответ на твой вопрос «сколько мне лет».  — Боже. Мой, — я закатила глаза так, что чуть не разглядела во всех подробностях свою лобную долю. — Этот прикол старше моего папы.  — You can call me the Big Poppa, — процитировал он мне Бигги, и я удивленно уставилась на него. Во-первых, потому что он знал реп Ноториуса, во-вторых оттого, какую пошлятину сказал. Я молча оплатила пластинку и вернулась на свое место работы. Покупатели заходили редко, делать было нечего, так что периодически я почитывала книги, которые сохранились лучше всего. Каждый перерыв, я встречала Питер Максимоффа, и с каждый встречей его подкаты становились все непристойнее и непристойнее. Но больше всего меня смущало то, что иногда он говорил цитатами из книг, которые я читала на работе. Это было подозрительно. К тому же, участились атаки мутантов. Городские были обеспокоены, дома об этом постоянно говорил брат и даже ввел комендантский час. Он советовал меня не с кем вступать в "близкие отношения". Тогда еще ходили слухи, что мутация передается половым путем. Полный бред. В итоге: я жила в страхе. Я вглядывалась в людей, пытаясь найти у них жабры или хвост, повсюду видела угрозу. После школы я на старом велосипеде отправлялась на работу, с работы до восьми вечера меня встречал Кэм и на полицейской тачке подвозил до дома, если у него не было вызовов, а если были, добиралась сама. Город вводил меня в уныние. Общаться мне было совершенно не с кем. Одноклассники бесили, старые друзья обо мне быстро забыли, я потеряла какой-либо интерес к жизни, лишь тревогу от нее. В один из дней к нам зашел Питер Максимофф. Он тут же облокотился о стойку и грубо пялился на меня, пока я читала «Дивный новый мир». Его друг, высокий и долговязый, сразу показался мне странным. Он молча, опустив голову, стал бродить среди полок. Меня поразили его пальцы. Длинные и худые, таким бы позавидовал любой пианист. А еще эти пальцы не размыкались. Как у Спока. Я заметила это, потому что пока Максимофф говорил мне какую-то бессмыслицу, я неотрывно следила за его нескладным и застенчивым другом. В них чувствовалось что-то странное, что-то опасное, что-то, чего в одном Максимоффе легко скрывала его беспечность и наглость.  — Слушай, если я привезу тебе полсотни книг, ты со мной сходишь куда-нибудь?  — Даже, если бы это лечило рак у всего населения Земли — ни за что, Максимофф.  — Ох, да ладно тебе, Ронни.  — Ве — ро -ни — ка.  — Ну не ломайся, — просил он уже как ребенок.  — В этом городе девушек что ли других нет? Его друг ни разу на меня не взглянув, вывалил на кассу стопку детских учебников по английскому и немецко-английский словарь.  — Иностранец? — поинтересовалась я вежливо, все глядя на его пальцы. Он мелко закивал головой.  — Немец?  — Скорее немой, — мерзко ухмыльнулся Максимофф. Мне казалось, что его друг пытался что-то сказать. Возможно, «помогите». Когда Питер вытянул его из магазина, «немец» на меня даже взглянул. Выглядел он совсем жалко. Если б Максимофф так активно ко мне не приставал, я могла бы подумать, что он держит его в подвале для сексуальных утех. Питер Максимофф никогда не питал ко мне ничего, кроме спортивного интереса, который погас даже оскорбительно быстро. В лавке было скучно. Единственное, что было интересного в работе, это когда Сникет, владелец магазина, экстравагантный старичок, поручал мне ездить по домам и забирать старые книги. Если приезжать к клиенту домой, то мы платили лишь половину суммы за экземпляр. Как-то раз за Мартина Идена я заплатила лишь пятьдесят центов, при этом, мотаясь на велосипеде на другой конец города. С моим старшим братом Кэмероном мы всегда хорошо ладили. Он любил Wu-tang clan, как и классический джаз, всю юность провел в Гарлеме, обожал черный юмор и многого от меня не требовал. Ему было плевать на мои оценки, его беспокоила лишь моя безопасность. Но комендантский час я соблюдала, делать все равно было нечего после десяти вечера. Кэмерон был одержим школой Ксавьера. И вообще мутантами. Если в городе что-то происходило по вине икс-гена, он тут же мчался туда. У него даже была целая папка с вырезками из местных газет о странных происшествиях. Порой, меня это пугало. В один день мистер Сникет сказал, чтобы я отправилась в школу одаренных подростков на такси, где щедро, безвомездно, хотели пожертвовать нам часть библиотеки Ксавьера. Прежде я никогда там не была , школа была на окраине, но в городе часто ходили слухи. Кто-то придумал, что это экспериментальный центр, другие, что это вообще секта. Ксавьеры жили тут чуть ли не с основания города, но вековая репутация была разрушена в меру экстравагантным профессором биологии за пару лет Я же считала, что под «одаренностью» подразумевается совсем другое: может какая-то форма аутизма или отсутствие дисциплины. Я ожидала кучу уголовников, но в итоге я видела совершенно другую картину. Особняк напоминал рай. Не само здание, а атмосфера. Дети играли во дворе, повсюду слышался смех, старшекурсники увлеченно болтали, сидя на лестнице. О подобном я мечтала, когда думала о колледже, и понятия не имела, что дверь возможно в школьные годы. Дверь мне на удивление открыл как раз тот друг немец. Он еще пару раз заходил вместе с Питером, и почти незаметно бродил где-то рядом, пока тот за мной ухлестывал. Каждый раз "друг" покупал какие-то простенькие сказки или сборник рассказов, видимо, изучал язык. Однажды он счастливо улыбнулся, когда нашел у нас что-то на немецком. Ни разу он со мной не заговорил, и я даже имя его не знала. Питер называл его то эльфом, то змеем, то попрыгуном, то просто синим. В его облике я не видела ничего особенного. Ты хочешь спросить, как я не заметила слона? Дело в том, что Курт носил что-то вроде голограммника, а способности детишек в день моего прибытия были умело скрыты иллюзией Ксавьера. Открыв дверь, он удивленно ахнул и что-то пролепетал на немецком.  — Ронни? Меня сразу поразил его акцент, голос, и то, что из его уст «Ронни» звучало совсем иначе. Но и конечно тот факт, что он помнил, как меня зовут, в отличие от меня.  — Извини, но ты…  — Курт. Курт Вагнер, — ему не очень понравилось, что не помнила его. — Профессор предупредил, что ты придешь. Сейчас я тебе помогу. В Нью-Йорке я никогда не общалась с такими парнями как Курт. Я имею ввиду, с хорошими. Повсюду были такие как Питер, наглые и самодовольные. Курт мало говорил, но мои вопросы о школе отвечал охотно, он одолжил у кого-то машину, помог уложить коробки, спросил как у меня дела в магазине, не скучаю ли я по дому. Я понятия не имела, откуда он знал, что я приезжая, но решила, что город маленький, наверное, до него дошли какие-то слухи. По дороге мы встретили и Питера, тот вяло махнул рукой и даже не встал с дивана. Я ему уже была не интересна. Курт показался мне милым. Обескураживающе милым. Он подвез до магазина, донес все сам, хотя особо сильным он не казался. Мне хотелось что-то подарить, поблагодарить его, впервые, наверное, за всю жизнь, но казалось, что ему это даже не нужно. Он исчез быстрее, чем я смогла произнести «спасибо». Затем был странный период в моей жизни. Я зачитывалась анти-утопиям, брат ссорился с девушкой и часто срывался на мне, все это дало мне стать тем бунтующим подростком с активно-политической позицией, над которыми всегда смеялась. На сходках в поддержку мутантов я ходила сначала по приколу. Там была странная цветастая молодежь, вся раскрепощенная, амбициозная, требующая от мира невозможные вещи. Ну и экстази. Чаще марихуанна. Я уже сняла свои платья. Сменила на джинсы, на мужские свитера, перестала брить ноги и наносить макияж. Я чувствовала себя частью чего-то большего и воображала, как случайно встречу своих бывших друзей мажоров на каком-нибудь митинге и как они будут удивлены. Жизнь начинала меня радовать, хотя с братом появлялось все больше и больше проблем. Конечно, он не о чем не знал. Я соврала, что у меня появился парень, когда он поймал меня в три часа ночи пролезающей через окно. Скандал был страшный. Но не так страшно, как то, что случилось в мае, когда мне было семнадцать. Я все-таки участвовала в протесте. Он начинался как небольшой перформанс на улице, напоминающий гей-парад. Мы вырядились так странно как могли и с плакатами «между нами нет никакой разницы» шастали по улицам, скандируя какую-то чепуху. Откровенно говоря, и тогда я не особо переживала за судьбу мутантов, мне просто нравилось отрываться и считать себя бунтарем. К редким мутантам, которых мы встречали, я все равно чувствовала неприязнь. Митинг вышел из-под контроля. В начале из ниоткуда выскочила толпа, которая присоединилась к нам, кто-то на азарте начал крушить витрины. И прибыла полиция. Нас поливали шлангом. Я сразу реетировалась, пыталась спрятаться, но толпа обезумела, и в итоге, меня сшибли с ног на обочину трассу и свалили почтовый ящик. Я пролежала пять минут. А потом каких-то образом оказалась в своем магазине. Я помню запах серы, вспышку. Мне казалось, что это сон или я просто приняла что-то не то. Но я не сильно обеспокоилась об этом. За окном до сих безумствовала толпа. Там творился настоящий ад. На следующий день я услышала от знакомой, что с ней случилось тоже самое. Только она оказалась на соседней улице, а вокруг нее рассеялось облако серы. Нас спасли мутанты. Спасли от людей.  — Это был Курт? — Бетти знала, что да. Но рассказ увлек ее настолько, что она уже забыла, что у нее работа. Благо, диктофон работал исправно.  — Конечно, Курт, — и в ее взгляде мелькнула забытая уже мягкость. Она показала несколько фотографий с митингов, газетную вырезку. Боковым зрением, Бетти заметила простое серебряное распятие на цепочке на дне коробки, Ева тут же прикрыла его какими-то бумагами.  — Так как вы…- через паузу попыталась начать Бетти.  — Начали встречаться? — усмехнулась Ева ее скромности. — Это…очень романтичная история, — сказала она через силу.