First Line. Узник Могильника

Все же работа медсестры оказалась далека от моих почти радужных представлений. Особенно, если учесть, что работать приходилось с детьми, которые не хотят лечиться. Однако, я всячески бодрилась и не разрешала себе сдаваться. Если уж я выучилась на медсестру, то должна добросовестно выполнять свою работу, невзирая на скверный характер некоторых пациентов. В мои обязанности входило делать уколы Волку, следить, чтобы ему приносили еду, чтобы он не сбегал, чтобы вёл себя, как положено. На словах-то все это звучало вполне просто, но только не на деле. Когда утром я вошла в его палату (которую с недавних пор стали запирать), Волк совершенно на меня не отреагировал. Он лежал на подоконнике, смотря сквозь белые решетки на двор. Что ж, такая реакция, вернее, полное ее отсутствие, было лучше, чем если бы он снова решил сбежать. Однако я чувствовала, что это лишь напускное спокойствие, Волк точно ещё не сдался. Нужно будет спросить у Яна про его настоящее имя. Звать мальчика «Волком» было все ещё непривычно, пусть даже эта кличка ему и подходила. — Доброе утро. Я принесла тебе завтрак. — начала я. Не стоило пока говорить про уколы, которые мне предстояло сделать своему новому подопечному. Мальчик был очень худым, и у меня складывалось впечатление, что он не жалует местную еду. Волк по-прежнему не реагировал на меня, даже не шелохнулся на подоконнике. Но я не желала сдаваться. — Почему ты лежишь на подоконнике, когда у тебя есть кровать? Сейчас же зима, от окна очень дует, ты можешь заболеть. Волк все ещё не реагировал, но теперь я хотя бы поняла, что он меня слушает, потому что он весь как-то напрягся. Я решила пока не давить на него и чуть-чуть подождать. Палата Волка почти ничем не отличалась от других, за исключением разве что каких-то непонятных рисунков на стенах. Подойдя поближе, я смогла разглядеть, что эти рисунки будто бы несколько раз пытались замазать краской, но кто-то упрямо рисовал их снова. А ведь Волку, должно быть, жутко одиноко здесь. — Ты здесь совсем заскучал, да? — снова обратилась я к мальчику. На этот раз он все-таки решил почтить меня вниманием и сел на подоконнике, испепеляя своим взглядом. — Что вам надо? — совершенно не дружелюбно спросил волчонок. — Я просто принесла тебе пару книг из библиотеки, потому что посчитала, что тебе скучно без товарищей. Сколько ты уже здесь? — возможно, последний вопрос был лишним, но меня мучило любопытство. Он говорил что-то про полгода. Неужели он и вправду торчит здесь так долго? — Где книги? — Волк все ещё старался выглядеть сердитым и грозным, но я заметила, как радостно блеснули его глаза при упоминании книг. Я не смогла сдержать улыбку и под внимательный взгляд моего пациента достала из сумки «Приключения Тома Сойера» и «Белый клык». — Замечательные истории, — я положила книги на прикроватный столик. — Если ты ещё с ними не знаком, обязательно прочти, не пожалеешь. Волк то жадно смотрел на два томика, то немного растеряно на меня. Он будто не мог решить, стоило ли дальше меня ненавидеть, делать вид, что ему ничего не интересно, или же схватить книги и начать читать. Однако я вдруг вспомнила про уколы. — Но сначала у меня есть к тебе дело. Видишь ли, чтобы поскорее выйти из медблока… — Могильника. — Нет же, лазарета. — Могильника. — Ладно, как хочешь. Так вот, чтобы поскорее выйти из Могильника, тебе нужно соблюдать строгий режим. Не бегать по коридором, а слушаться врачей. Сегодня, например, твой лечащий врач поручил мне сделать тебе пару уколов. Это быстро, не волнуйся. Волк тут же поморщился, будто бы вспомнил, как ему насилу пытались сделать эти самые уколы. — Пойми, не нужно так враждебно воспринимать нашу помощь. Никто ведь не желает тебе зла, мы, а в частности, я, просто хотим помочь. И я потихоньку взяла шприц с каталки, стараясь двигаться медленнее, будто каждое моё неосторожное, резкое движение могло спровоцировать негативную реакцию Волка. А он и правда был очень похож на дикого зверька в тот момент. Весь напрягся, смотрел злобно и насторожено, как волк, загнанный в угол. А такие звери, как известно, невероятно опасны. И в глазах Волка в тот момент я видела решимость, готовность драться до последнего, лишь бы не даться живым. И эта странная решимость вызывала у меня как удивление и непонимание, так и что-то вроде уважения. — Спокойно, я не сделаю больно. Просто займу всего лишь секунду твоего времени, хорошо? А потом ты сможешь погрузиться в увлекательный мир книг. Пойдём, сядем на кровать. — я старалась говорить как можно более успокаивающе и ободряюще. Но Волк не сдвинулся с места. — Пожалуйста, доверься мне. Я правда не сделаю ничего плохого. Поверь, я мастер делать безболезненные уколы. — я попыталась улыбнуться, но сама в тот момент нуждалась в поддержке. А что, если Волк снова попытается сбежать? А я ведь даже не заперла дверь. И как они могли оставить меня одну? Но я тут же приказала себе прекратить думать в этом направлении. Все здесь, похоже, видели в Волке настоящего дикого зверя, готового в любой момент перегрызть всем глотки. Однако он был всего лишь мальчишкой, одиноким, отчаявшимся. И в то же время, сила духа его была так велика, что не могла не вызывать уважения. — Вы не похожи на местных пауков. — неожиданно сказал Волк. — Пауков? — непонимающе переспросила я. — Да. Пауки — врачи, заправляющие могильником. — Не стоит воспринимать медблок как что-то поистине страшное, сулящее смерть. Ведь напротив, его призвание — помогать, лечить, оживлять, а не губить. — Вы заблуждаетесь. — коротко бросил Волк. В его коротких фразах, казалось, было столько скрытого смысла, что делало его взрослым не по годам. — А ты попробуй подавить все негативные эмоции и взгляни на это место по-новому. Неужели в твоей памяти не найдётся ни одной светлой эмоции, вызванной этим местом? — Нет, — твёрдо сказал Волк. Глаза его злобно сузились, и он в тот момент как нельзя более точно походил на хищника, готового броситься на добычу. — Но ты не можешь все равно отвергать лечение. Уколы необходимы для выздоровления. Иначе некроз позвонков так и будет прогрессировать. Было понятно, что Волк осознаёт всю серьёзность его положения, но отчего-то (может, из-за упрямства), он не мог поддаться на уговоры и позволить сделать себе укол. А заставлять его силой мне совершенно не хотелось. И потому я не звала никого на подмогу, потому что в таком случае Волка точно бы скрутили, опять поднялся бы шум, а мой подопечный окончательно потерял бы ко мне всякое доверие. Хотя, не факт, что оно вообще у него было. — Вы повторяете одно и то же. Уж лучше я умру из-за некроза позвоночника, чем добровольно сдамся паукам. — Ты не умрешь, просто будешь мучиться от сильных болей в спине, возможно, не сможешь больше бегать или даже ходить. Неужели это того стоит? — конечно, я приукрасила тогда немного, но исключительно в благородных целях. — Я вполне здоров. А боль можно потерпеть. Я не сдержала горестного вздоха. Мальчишка был жутким упрямцем. — Хорошо, что мне сделать, чтобы ты разрешил мне сделать тебе уколы? Взгляд Волка переменился, теперь на его лице играла ухмылка, хоть и она быстро исчезла. — Поклянитесь, что меня скоро выпустят. И не будут запирать. Не думая ни секунды, я ответила, даже не задумываясь толком о смысле его слов. — Клянусь, что тебя скоро выпустят. А вот насчёт закрытой двери сказать точно не могу, мне нужно поговорить с доктором. Но я очень постараюсь убедить его в том, что ты больше не будешь сбегать, а значит, и запирать твою комнату больше не будет нужды. Ну что, уговор? Волк подумал с секунду и протянул мне руку. — Уговор. Я ответила на рукопожатие и с удовольствием отметила, что взгляд Волка был направлен только на книги. Сделать укол не составило никакого труда. Волк, как и обещал, спокойно сидел, хоть и был напряжен, и я видела, что вся эта ситуация доставляла ему массу неудобств. — Ну вот и все. Теперь можешь спокойно почитать. Только не сиди больше на подоконнике. — я улыбнулась и направилась к выходу из палаты, оставляя завтрак в виде запеканки на столике рядом с книгами. Щелкнул замок, и я облегченно выдохнула. Что ж, я и не думала, что придётся так уговаривать его сделать простой укол. Если так пойдёт дальше, то я за несколько дней поседею. По пути в кабинет Януса я встретила Михаила Ивановича. Он был воспитателем стаи, в которой жил Волк до попадания в м… могильник. Надо же, как это слово быстро привязалось к этому месту, стало частью моего словарного запаса. — Доброе утро. Вы же Анна? Рад знакомству. Я слышал, что вы устроились всего два дня назад. — Вы правы, я всего лишь новый работник, которому уже поручили следить за столь своевольным пациентом, — невозмутимо сообщила я, — Полагаю, вы слышали об этом? Михаил Иванович улыбнулся, на его лице сразу появилось несколько морщинок, но они будто делали его только красивее. — Да, я слышал. Как раз направляюсь навестить его. Как поживает наш волчонок? — Честно говоря, я хотела бы задать вам пару вопросов. Чтобы работать с таким упрямым юношей, мне просто жизненно необходимы ваши советы. Михаил Иванович снова тепло улыбнулся.  — Буду рад помочь, чем смогу. — Что ж, отлично. Для начала, я хотела бы знать побольше о состоянии спины… Волка. А также его настоящее имя. — Боюсь, что с последней просьбой я вам не помогу. В этом Доме бытует мнение, что попав сюда, ты избавляешься от имени, тебе дают кличку, ты будто рождаешься заново. Так что, если Волк захочет поведать вам, как его зовут по-настоящему, то так тому и быть. — Ладно, как-нибудь попытаю счастье и спрошу у него… И все же, давно он находится в медблоке? Меня беспокоит возможная прогрессия некроза. — Волк попал в Дом два года назад. Вероятно, он не из самой благополучной семьи… Когда он пришёл сюда, у него уже были проблемы с позвоночником. Плюс он часто устраивал драки. И в один такой раз загремел в могильник надолго. Потом его отпустили, и он какое-то время старался беречься (насколько это вообще возможно, если говорить о Волке). Однако в этот раз он действительно слишком уж задержался здесь. Три месяца уже терроризирует врачей. Но знаете, у мальчика всегда был непростой, непокорный характер. А уж как он ненавидит могильник… Михаил Иванович замолчал, а я не спешила задавать вопросы, переваривая новую информацию. — Вас уже одарили кличкой? — Да, меня прозвали Агатой… Быть может, это как-то связано с тем, что я притащила с собой томик Агаты Кристи (моя любимая писательница), и случайно оставила его на видном месте в кабинете Януса. Честно говоря, я не совсем понимаю необходимость давать всем клички… Даже воспитателям. — Да, в Доме много странностей, Агата, но вы скоро привыкните. Меня вот, например, отчего-то прозвали Лосем, можете себе это представить? Я не сдержала широкой улыбки. — И что, к вам так и обращаются воспитанники? — Конечно. Все как один. Полагаю, многие из них вообще не знают моего настоящего имени. И вообще по именам друг друга могут и не знать. Думаю, что на уроках их все-таки называют не по кличкам, но все же они здесь гораздо важнее. Вы привыкните. — ещё раз повторил последнюю фразу Лось. А привыкнуть было действительно вовсе не трудно. Затем мы снова говорили о Волке, о его непростом характере и о нашей возможной тактике его «усмирения». Лось дал мне много полезных советов, большинством из которых я действительно пользовалась. — Категорически не рекомендую вам пытаться направить Волка на путь истинный, так сказать. Во-первых, его это ещё больше раззадорит, и он решит действовать вам на зло. Во-вторых, я бы на вашем месте относился к нему, как к равному, взрослому, а не как к ребёнку. И никогда не теряйте бдительность. Этот мальчик может быть кем угодно, от ангела до дьявола, в зависимости от того, как вы к нему относитесь. Друзей он в обиду не даёт, а вот его врагам приходится очень туго. Так что старайтесь не надоедать ему, не опекать излишне. Он все-таки скорее дикий волчонок, не привыкший к ласке, выросший в джунглях. Пожалуй, вот все, что я могу вам посоветовать. — Спасибо вам огромное! Я приму все ваши слова к сведению. Надеюсь, это поможет мне найти с Волком общий язык. Я очень хочу, чтобы он не воспринимал меня, как очередного паука, — призналась я. — У вас все получится, Агата. А теперь прошу простить, я хотел бы навестить нашего волчонка. Его по-прежнему запирают? Я только и могла, что кивнуть. Нужно все-таки попытаться выпросить у Януса больше свободы для моего пациента. Когда я открыла дверь палаты, пропуская вперёд Лося, то увидела следующую картину: Волк лежал на полу с книжкой в руках и не отреагировал на наш приход. До того момента, пока Лось не подал голос. — К тебе гости, а ты их не встречаешь. Тут Волк поднял голову, явно нехотя отрываясь от увлекательного чтения, и подскочил к воспитателю. Я же отметила про себя, что не ошиблась, когда принесла ему книги. А ещё, Волк все-таки выполнил мою просьбу насчёт того, чтобы не лежать на подоконнике. Зато лёг на пол. Ну что ж, по крайней мере, начало положено. — Лось! Тебя давно не было. Когда меня выпишут? Как Хламовник? Я не переставала удивляться отношениям Волка и Михаила Ивановича. Они действительно общались на равных, а не как воспитатель и его подопечный. Лось улыбнулся и поднял книгу с пола. — Без тебя в Хламовнике совершенный беспорядок. Но ты в силах это исправить, если будешь выполнять указы врачей. Тогда тебя очень скоро выпишут, вот увидишь. Тут только Волк заметил, что помимо Лося в палате нахожусь ещё и я, и его взгляд стал враждебным. Сначала я хотела просто молча постоять и подождать, пока эти двое поговорят, но потом все-таки не удержалась и вставила свои три копейки. — Как тебе книги? — как можно более дружелюбно поинтересовалась я, однако Волка это спугнуло, он нахмурился и снова перевёл свой взгляд на Лося, делая вид, что меня в комнате и вовсе нет. Они поговорили ещё немного о чем-то совершенно непонятном для меня, но я особо и не старалась вдаваться в подробности. Я чувствовала себя лишней в этой комнате, а может, так оно и было на самом деле. Наконец, Лось сказал, что ему пора идти, напоследок одарив меня взглядом, полным поддержки. Я была ему очень благодарна за все, потому что тогда чувствовала себя невероятно одинокой. Мне только предстояло разгадать все тайны Дома, а пока все казалось непонятным и далёким. Когда Лось вышел из палаты, Волк снова лёг на пол с книжкой в руке. — Почему бы тебе не лечь на кровать? Пол холодный и грязный. — А кровать слишком чистая и белая. Я обвела взглядом комнату. Белые стены, белая кровать, белый стол с нетронутой запеканкой… — Ты многое делаешь просто из-за упрямства? Просто, чтобы было по-твоему, даже если люди желают тебе только добра и хотят заботиться? — непроизвольно вырвалось у меня. Я чуть было не зажала себе рот рукой, после того, как осознала, что озвучила. Волк оторвался от книги и посмотрел на меня глазами, полными боли и ненависти одновременно. — Никто обо мне не заботится. Я сам по себе. Что ж, было ожидаемо, что мальчик, многое время проведший в детском доме, почувствует себя одиноким, никому не нужным. Вполне вероятно, что он решил для себя, что будет сам о себе заботиться, и что это ему совершенно никто не нужен, он и один справится. Эта самостоятельность и стремление тащить на себе весь мир были нетипичным для девятилетнего мальчика. Который, похоже, не знал, что такое материнская любовь. Конечно, в сыновья Волк мне не годился, я была ещё слишком молода, но мне в тот момент ужасно захотелось окружить его материнской заботой. Хотя я знала, что Волк её не примет и будет всячески отвергать мою помощь и делать все назло. — Если до недавнего времени о тебе было некому заботиться, это не значит, что ты всю жизнь будешь одинок. Нужно лишь открыться, позволить себе принять чужую любовь. Волк на это ничего не ответил, но было видно, что он злится. — Твоих друзей все ещё не выписали? — решила переменить тему я. — Нет. — Тогда, может, сегодня заглянешь к ним? В глазах Волка загорелся странный огонёк. — С чего это вам меня отпускать? — Просто хочу, чтобы мы доверяли друг другу. Тебя никто не будет запирать или мешать тебе общаться с друзьями, если ты не будешь препятствовать лечению. Ну и если не решишь снова убежать, конечно. Так как, согласен? Заключим договор? — На крови? — светло-карие глаза озорно блеснули. Признаюсь честно, я удивилась его словам, но как бы мне не хотелось подыграть, я все же была в первую очередь медсестрой, а не его другом, на мне была ответственность. — Зачем же на крови? Можно просто пожать руки друг другу. — В таком случае договор не будет иметь силу. И как мне знать, что вы не решите его нарушить? — Нуу, боюсь, что тебе придётся просто поверить в моё честное слово. — Лаадно, но если вы нарушите договор, то очень сильно об этом пожалеете. — недобро и предупреждающе сказал Волк, но в его глазах будто бы плясало веселье. Я уже было протянула руку, чтобы, как недавно утром, пожать её, скрепляя договор, но Волку ещё было, что сказать. — И прекратите повторять одно и то же, говорить со мной, как с мелким. Оставьте эти свои показушно ласковые слова и убеждения. Все равно не подействуют. Под пристальным взглядом Волка мы пожали друг другу руки. У меня возникло чувство дежа вю. Волк же, кажется, немного расслабился. Кажется, он уже было собрался выйти из палаты, как я его остановила. — Подожди-ка секунду. Что насчёт запеканки? Почему ты ее не съел? — Я не питаюсь людской едой. Только кровью. Это заявление меня очень насмешило. Ну надо же, как о свободе услышал, сразу так переменился. — И с чего ты это взял, интересно? — С того, что вампиры, если вы не знали, питаются людской кровью. — терпеливо объяснил мне Волк, будто я была слабоумной. — А ты, значит, у нас самый настоящий вампир? — Конечно. Есть сомнения? — Ну, вообще-то есть. Вампиры, насколько я знаю, выглядят совсем по-другому. Как минимум, у них должны быть длинные и острые клыки… — не скрою, мне нравилось подыгрывать ему. Это было очень даже интересно. — Я просто не хочу вас пугать, поэтому скрыл свой истинно дряхлый облик трехсотлетнего вампира. А клыки у меня очень даже имеются, и их скрывать уже нет надобности. — с этим словами Волк оскалился, оголяя ряд ровных зубов. Что ж, клыки действительно были, на мой взгляд, чуть удлинены, но скорее напоминали зубы настоящего волка, чем вампира. — Вау, боюсь-боюсь. Теперь без осинового кола к тебе не зайду, — все-таки не сдержала смеха я. — Можешь навестить друзей, я к обеду зайду. — На вашем месте, я бы не шутил с вампирами, — и Волк выбежал за дверь. Что ж, по крайней мере, теперь он не такой угрюмый и злой. Надеюсь, он не обманет и не убежит из могильника. Почему-то очень хотелось в это верить. А время до обеда прошло незаметно. Пару раз Роза причитала на то, что дети устроили посиделки в палате Смерти, которому нужен был покой. Я же продолжала удивляться кличкам и совершенно не считала поход Волка к друзьям плохой идеей. Конечно, от него можно было ждать подвоха, да в принципе чего угодно, но в глубине души я все же радовалась, что он сдержал уговор и не покинул Могильник на всех порах. Может, стоит принести ещё книг? В качестве награды, так сказать? — Расшумелись-то как! Без этого Волка хоть тише было, хотя и эта девчонка ужасно влияет на больного мальчика, которому нужен покой. — кудахтала Роза мне на ухо. Из её причитаний и ворчаний я узнала только, что Смерть — «не жилец», а Рыжая — его подруга, к которой он очень привязался и которая добровольно составляет ему компанию в лазарете и вообще позволяет себе слишком многое. Признаться честно, мне было интересно послушать про других ребят, поскольку могильник казался мне жутко пустым и одиноким местом. Хотелось знать, как живут дети в своих «стаях», какие у них ещё придумки, вроде кличек, необычные есть. Но пока моим собеседником была лишь Роза. Остальные медсёстры держались холодно и на контакт не шли. А впрочем, я не сильно-то и пыталась завести с ними разговор. Сделав себе пометку на будущее как следует расспросить Лося о жизни местных детей и учителей, я покатила каталку с обедом в сторону палаты Смерти. Ещё издалека стали слышаться звонкие голоса детей. Веселятся. Как только я открыла дверь, смех и громкие голоса тут же стихли. Я успела лишь рассмотреть жуткий бардак, который царил в палате, когда на меня уставились три пары глаз. На кровати посередине сидел очень худенький и бледный мальчик с ярко-рыжими, отливающими красным, волосами. По бокам от него примостились Волк и Рыжая — та самая девочка, на которую так жаловалась Роза. Ребята играли в какую-то игру, но как только я зашла, тут же обратили все внимание на меня. Хотя ровно через секунду снова занялись своим делом. Только Смерть, кажется, не старался делать вид, что они в палате снова только втроём. — Ну что, проголодались? Я вам обед привезла. Рыжая тут же вскочила, подошла к каталке и забрала три миски с супом. — Вы вовремя, — как заботливая мать, девочка выдала каждому по миске и сама принялась хлебать щи. Что ж, ну ладно, я здесь явно теперь лишняя. Со скромной улыбкой я удалилась из палаты. Я совершенно не разделяла мнения Розы. Пусть дети играют, раз им приходится столько времени проводить в четырёх стенах. Я знаю, что многих угнетает белый цвет лазаретов. Он давит, будто лишает свободы, высасывает всю твою душу, и от тебя в итоге остаётся лишь пустая оболочка, лишенная каких-либо стремлений или желаний. Такой участи я бы не пожелала даже врагам, что уж тут говорить о детях. На меня же белый цвет действовал умиротворяюще. К стенам могильника я какое-то время все ещё не могла привыкнуть, но атмосфера этого места не казалась мне опасной. Скорее какой-то сонной, немного грустной. И в тот момент мне вдруг захотелось пройтись по Дому. Устроить себе самой экскурсию, так сказать. Это было не очень разумной идеей, но тогда мной двигало лишь любопытство. Лось говорил что-то про исписанные стены. Когда я только вошла в Дом, как-то не заметила особых надписей или рисунков, хотя, может, это потому, что я смотрела только на свой поломанный чемодан, боясь его уронить. А теперь во мне проснулось это самое любопытство, и я в тот момент решила, что прогуляться по коридорам Дома будет отличной идеей. У меня оставалось около двух часов относительно свободного времени, пока не нужно было снова навещать Волка, надоедая ему новыми уколами или таблетками. Я не сомневалась, что Роза проследит за тремя пациентами и не даст им уж слишком сильно разбушеваться. А потому я отправилась на разведку, немного нервничая при выходе из могильника. Вряд ли у них тут каждый день врачи гуляют по коридорам… Стены действительно были полностью исписаны, изрисованы, разукрашены. Надписи сливались друг с другом, и было очень сложно что-либо разобрать. А если это мне и удавалось, то я не понимала смысла написанных фраз или слов. «Наружность — зло» Гласила одна из надписей. Спросить бы Лося обо всех этих словах. Я не сомневалась, что в каждом есть свой смысл. Только вот, я чувствовала, что Лось мне не ответит. Видимо, здесь было не принято задавать вопросы. Нужно наблюдать самому, слушать, смотреть, анализировать. Я свернула за угол и услышала детские голоса. Кричали яростно, злобно, задорно… Я не могла разобрать слов, но все же отчего-то ускорила шаг, идя на звук голосов. А как только приблизилась достаточно, чтобы различить силуэты, так и обомлела. Дети устроили драку. Голоса стали уже поистине оглушающими, и я сорвалась на бег. Их было трое. Трое на одного. Они били мальчика, отчаянно пытавшегося бить в ответ. Впрочем, без особого успеха. У мальчика не было рук.