Хейл-Стилински-Арджент

Упакуй багаж, оставь этикетку с именем, объясни, что Бог заплатил за тебя.

Уборщик возле медленно двигается по линолеуму, скрипя дешевыми резиновыми тапками, двойные щетки полотера издают ровное гудение. Запах моющих средств забивается ему в нос вдобавок к больничной вони отделения реанимации. Его отец лежит за толстым стеклом в палате интенсивной терапии. Вокруг пищащие мониторы, он сам на навороченной кровати нового поколения, с пластиковыми трубками в носу и отекшими запястьями. Сильно постарел. - Реаниматолог принял решение ввести его в медикаментозную кому, - говорит Мелисса, словно Стайлзу и без того не ясно, что он не спит. - Организм был ослаблен и не справился с последствиями поражения клеток мозга. Следующие двадцать четыре часа будут решающими. - И что это значит? - Стайлз раздражается. Ему хочется наорать на Мелиссу за ее спокойствие, но вместо этого он срывается на уборщике, попутно отпинывая гудящий полотер. - Все санитарные работы проводятся в первой половине дня! Убери это, мать твою, в сраную подсобку вместе со своим сраным си-ди-плеером! Это, блядь, больница, ты драишь пол в отделении, а не в «Хард Рок Кафе»! С восьми у него те же головные боли, что были у мамы. Иногда он так же сильно ненавидит шум телевизора, свет люминесцентных ламп и пустую болтовню в холле. Но за последние двадцать лет это уменьшилось за счет постоянной боли в желудке. В конце его рецепта есть мелкий шрифт. Прямо перед объяснением дозировки, но после инструкции, есть список побочных эффектов. Понижение аппетита, тошнота/рвота, боль в животе, сонливость, судороги, беспокойство, учащение дыхания, галлюцинации, агрессивность, паника. Могут возникнуть иные побочные действия кроме перечисленных. Не принимайте препарат во второй половине дня. Не смешивайте с другими лекарственными средствами. О любых побочных эффектах, либо о тех, что вызывают особенное беспокойство, немедленно сообщите врачу. - Стайлз? - голос Мелиссы тонет в ватной ушной глухоте и гудении в затылке. Его начинает сильно мутить от запаха антисептика, хлорки и стирального порошка с ее формы. - Ты меня слышишь? - Мне нужно к отцу. - А ему нужны двадцать четыре часа в полной стерильности палаты интенсивной терапии. А мне нужны горячий душ, хоть какой-нибудь ужин и восьмичасовой сон, потому что я все еще не обладаю сверхъестественной способностью быть на ногах двое суток на одной пачке сырных крекеров анестезиологов. Так что иди домой, милый. Сегодня тут дежурит заведующий, а я не собираюсь потерять последнюю работу, - говорит Мелисса, выталкивая его из отделения. - А если он столько не протянет? Что тогда? - Стайлз останавливается, нервно крутя зажигалку между пальцами. - Знаешь, если бы ты славилась монашеским аскетизмом, то работала бы в хосписе, а не в проклятом городском госпитале, - обиженно выдает он. - Послушай меня, милый, - раздраженно говорит Мелисса. - То, что я скажу, наверняка покажется тебе старческим бредом, но клянусь, если и есть что-то еще, чего ты не знаешь о своем отце, это оно. Мы познакомились в восемьдесят восьмом. Тогда все говорили о Буше, слушали дельта-блюз, Бон Джови и Слепого Вилли Мактелла. Мне было пятнадцать, я жила с чернокожей приятельницей матери в трейлере в латиноамериканской общине, а твой отец был моим соседом. Недолго, год или два. Он носил длинные волосы, как Джеймс Хэтфилд, и обыгрывал мексиканскую ребятню в кункен. Мы не были друзьями, но я знала, что ему приходилось нелегко. Но он никогда не жаловался. В общине его звали toro corrido – бык, который участвовал в корриде, но не пал от шпаги матадора, - Мелисса задерживает руку не его предплечье. - Мальчик мой, он перенес инсульт. Никто не может сказать, что будет с ним через двадцать четыре часа. Никто не может гарантировать, что выведение из комы не приведет к риску развития патологических нарушений в функциях головного мозга. Но за все сорок семь лет, что я живу, я не видела человека более сильного духом, чем твой отец. - Я все равно отсюда не уйду, - отвечает Стайлз. - Если придется все двадцать четыре часа просидеть у двери в его палату, я сделаю это, ясно? Я не вернусь в дом, откуда его увезли на каталке и где меня не было, чтобы сделать для него хоть что-нибудь, когда он больше всего в этом нуждался. - Это участок. Инсульт застал его в участке, - Мелисса переносит вес на пятки. - Ладно, тогда уж лучше принесу нам кофе. А ты найди медсестру. Ночь обещает быть длинной, а мистер Барнс снова обделался. Ему девяносто шесть. Стайлз просыпается от того, что кто-то трогает его за плечо. Его обдает запахом соуса чили, псины и моторного масла. За запотевшими стеклопакетами приемного отделения грохочут гром и забитые багажники. - Ты проспал почти четырнадцать часов, - Скотт опускается на соседний пластиковый стул. - Шериф в норме. Медленно приходит в себя, в основном спит. Утром его сняли с искусственной вентиляции легких. Он крепкий орешек. Стайлз молчит. Он читал об инсульте. Возможны паралич мышц одной стороны тела, параплегия. Он не сможет сам мыться, ходить в туалет. Его будут обтирать губкой. Он этого не потерпит. Могут быть проблемы с пролежнями. Речь не восстановится на сто процентов. Дважды в день физиотерапия. - Стайлз? - у Скотта в руках запакованная в целлофан сигаретная пачка. Стайлзу хочется курить. - Реабилитация - долгий процесс, но он справится. Кто, если не твой отец? - Дашь мне одну? - Стайлз шарит по карманам. - Кажется, оставил свои в аэропорту. Его мышцы затекли от долгого сидения на одном месте. Могут быть проблемы с пролежнями, снова думает он. - «Кэмел» синие? Долбанное дерьмо. Я сказал Лидии, что брошу курить. - Я то же самое пообещал матери уже лет шесть как назад. Правда, тогда было не лучшее время, если ты понимаешь, о чем я. - Почему не бросил, когда вы съехались? - Привычка? - Сраная привычка. Его отец спит. Возле него по-прежнему полно медицинского оборудования и его бог знает чем подкармливают через трубки, но это определенно он. Слишком большой для больничной койки. Выглядящий нелепо в голубой операционной рубашке, пропахшей дезинфицирующим средством. До того как он вошел в палату, Мелисса сказала ему про показатели электроэнцефалограммы, судя по которым мозг у его отца в полном порядке. Ее форма смялась за ночь, проведенную на жестком пластиковом стуле в пустом приемном отделении. Она в очередной раз заменила ему недостающих членов семьи. Принесла ризотто в пластиковом ланч-боксе, недовольно заметила, что осталась не для того, чтобы разбираться с последствиями неправильного питания при его больном желудке. Но Стайлз знает, что она заботится о нем, потому что чувствует за него ответственность перед отцом. Потому что она единственная, кому он смог когда-либо доверить свою жизнь после смерти жены. Поэтому Стайлз не сказал ей, что понял, что она что-то скрыла от него. Он берет отца за руку и снова чувствует себя восьмилетним Стайлзом, похоронившим маму в четверг. - Все... в порядке... ребенок. Я.. все еще с тобой. Ему нужна Лидия. Он хочет, чтобы они собрались в столовой, Томас включил заставку радио BBC4 и снова почувствовал себя ведущим «Десерт Айленд Дискс». «Какие восемь песен ты возьмешь с собой на необитаемый остров, пап?». Стайлз ненавидит четверги. Скотт ждет в приемном отделении, отпивая газировку из банки и поглаживая Малию по бедру. На них мокрые штормовки, волосы прилипли к лицам. Рядом стоит Лидия, концы ее брючин в пятнах от грязи, но укладка все еще свежая и она безупречна в своем черном льняном костюме. Стайлз замечает, что Малия старательно сдерживает недовольство ее присутствием и тем, что Скотт набросил ей на плечи свою куртку из плащовки. Малия кивает ему, а он кивает ей. Он знает, что она терпит их общество из уважения к его отцу, и он заставляет себя выдавить улыбку. - Как насчет того, чтобы перекусить где-нибудь по трассе? - спрашивает Скотт. - ЛанчБокс и двойной гранд чизбургер по старинке? - С вялеными помидорами, и побольше лука и соуса карри. - Мне нужно отлить. Встретимся на парковке, - Скотт чешет затылок, его рука все еще стискивает руку Малии. В другой раз Стайлзу стало бы неловко от того, сколько интимного они могут вложить в простое поглаживание, но сейчас ему все равно. - Ты не обязана была приезжать, все не так плохо. Помощь подоспела вовремя, новый зам подсуетился, - он проводит ладонью по своей заросшей щеке, хотя брился без малого сутки назад. - Я ведь мог бы быть с ним. - Ты слишком строг к себе. Твой отец знает, что ты делаешь для него все, что в твоих силах. Это может случиться с каждым, ты не убережешь его от жизни. - Да, но иногда я спрашиваю себя, сколько еще ему осталось? А мне? Сколько осталось всем нам? Я не знаю, сколько лет пройдет, прежде чем самодвижущиеся шторки в крематории закроются за моим гробом. Пятьдесят? Тридцать? Десять? Когда мама только заболела, врачи говорили, что при правильном лечении у нее есть годы, но она угасла за шесть долбанных месяцев, что я не успел понять, как все к этому пришло. Как человек, который так долго рождается, может так быстро умереть? Еще недавно нам было по семнадцать, а через пару лет мы разменяем уже четвертый десяток. - Стайлз, - Лидия подается вперед, чтобы обхватить его лицо. - Это человеческая природа. Так устроен мир. Это бесконечно неправильно, если человек не способен познать годы глубокой старости, но такова жизнь, и мы не в силах выбирать, когда из нее уйти. Но мы можем изменить то, что есть здесь и сейчас. Знаешь, семьи, которые мы выбираем, - это результат наших действий в прошлом, настоящем и небольшом промежутке между ними, часть того места, где мы решили пусть корни. Мы можем выдержать испытание временем и остаться. И я в любом случае буду рядом с тобой, детка. Я буду рядом, если ты этого хочешь.