Хейл-Стилински-Арджент

Они называют это гинекологической чисткой, что на самом деле значит, что ребенка из ее матки выскоблят по частям и сольют в хирургическом лоток с оторванными руками и ногами. «Это несложная операция», - говорят они. «После выскабливания девяносто процентов женщин в дальнейшем благополучно вынашивают и рожают ребенка». Малия смотрит на спину гинеколога и думает, что теперь все парки развлечений, любимые соусы Скотта через отдел с подгузниками и детскими смесями в супермаркете и пластиковые трансформеры Томаса будут вечно напоминать ей о том, чего она лишилась. «Мне жаль, что я не смогла защитить тебя», - обращается она к их ребенку, закусывая щеку, чтобы не разреветься. Скотт сказал, что они попробуют снова. У них обязательно получится. Малия сдержалась, чтобы не ответить то, что она об этом думает. - Миссис МакКолл? Малия, - (она не сразу замечает, что доктор Скиннер стянул перчатки и опустил кресло). - Мелисса МакКолл только что сообщила, что ваш муж настаивает на повторном УЗИ. Скотт гладит ее руку, пока доктор Симмонс выдавливаете гель и распределяет датчиками по ее животу. С того момента, как они оказались здесь, Малия проговорила про себя заголовки на медицинских плакатах и бесплатных брошюрах для беременных уже сотню раз, чтобы только не думать о том, что ей снова придется через это пройти. «Нарушение молочных желез, кормление грудью, роды». «Сердечко не бьется». - Он жив, - объяснил Скотт, когда она вышла к нему в приемное отделение, шурша больничной рубахой и скрипя одноразовыми шлепанцами. Они оба хотели, чтобы все это закончилось. - Это сверхъестественное чувство. - То, что ты альфа, не поможет его сердцу снова забиться, - тогда Малия впервые заметила, что у него появилась морщина на лбу. Она потеряла слишком много времени, мотаясь по полушарию десять лет назад. И отняла это время у него, когда Кира могла нарожать ему идеальных детей и создать с ним шумный дом, с нарисованными пальцами картинками, осыпающейся штукатуркой и пластмассовыми игрушками. Малия чувствует, что Скотт крепче сжимает ее руку и его пальцы с въевшимся под ногти машинным маслом тянутся к ее мокрой щеке, но потом он наклоняется и прижимается к ней губами. - Боюсь, что... - Симмонс водит датчиком по ее животу. - Послушайте, Малия, замершая беременность чаще всего случается из-за генетической ошибки, которая в девяноста процентах случаев больше не повторяется. Вы молоды и здоровы. Через пару месяцев опять попробуете. Малия выдергивает руку из-под руки Скотта не из желания причинить ему боль, хотя это и выглядит так. Она начинает приподниматься, не дожидаясь, пока Симмонс все уберет, и тогда это происходит. Аппарат УЗИ выплевывает этот звук, слабый, но похожий на тот, что они слышали несколько недель назад. Когда доктор Симмонс заставляет ее лечь и уводит липкий датчик к низу ее живота, его сердцебиение становится таким сильным, словно это ребенок пытается сказать ей: «Поверить не могу, что ты хотела, чтобы они меня достали, когда все это время я был в твоем животике живой». - Я так боялась потерять тебя, - выпаливает она, облизывая нижнюю губу и ощущая, как Скотт притягивает ее к себе. И когда она прижимается к его пахнущей имбирем и соленым теплом груди, она понимает, как сильно все последние годы в Лос-Анджелесе хотела завести с ним ребенка. // Элли чувствует, что спина прилипла к горячей влажной сидушке в том месте, где футболка задралась. Она по привычке тянется, чтобы втолкнуть ее обратно в шорты, когда запах жареной картошки с бензоколонки ощутимо бьет в нос с ползущим по воздуху сухим жаром. Она разлепляет глаза, и вместе с этим ее пустой желудок выдает бит «Without Me» Эминема совсем как из раздолбанной магнитолы машины Коры (вещдок: в скинутых в гараже коробках есть потертая золотая шина за победу в дерби в Кинтана-Роо в 2017 и странные стеклянные бутылки с трубками. «Гугл» сказал, что это бонги). - Доброе утро, солнышко, - говорит кто-то с переднего сидения и разворачивается в пол-оборота. Солнцезащитные очки висят на его загоревшей переносице, скрывая половину лица, но Элли все равно узнает, кто это. - Вот же дерьмо, - замечает она и тут уже вспоминает, что было. Засохшие разводы под ее носом и на вороте футболки в зеркале заднего вида так некстати напоминают о том, что она сказала папе. «Поверить не могу, что вы все все это время мне врали! Поверить не могу, что ты все знал! Ненавижу тебя!». (Ситуация: девочка сбегает с бродячим цирком и спит с жирафами). Питер приподнимает очки - они отпечатались по обе стороны от его носа. Даже по такой жаре он сияет, как королевство Принцессы Жвачки, и пахнет ментоловыми леденцами и Манхэттеном. – То, что я теперь сама по себе, еще не значит, что ты можешь похитить меня и продать на органы, - выговаривает она, копируя Кору и скрывая за этим, что ей немного страшно. (Ситуация: как бы ты предпочел умереть? Выпить бензина и бросить в рот горящую спичку или чтобы похоронили заживо?). - Что смешного? - злится она. - Лама. - Лама? - Лама. Только что перешла через дорогу, - Питер возвращает очки на переносицу, и Элли замечает несколько колец на его пальцах. - Где твоя жена? - спрашивает она. - Я не был женат. - А дети? - Есть дочь. Еще вопросы, или перекусим в этой миленькой мексиканской забегаловке? - интересуется он и приветливо машет продавцу надувных бассейнов возле фургона доставки и расставленных у дороги пластиковых столов и стульев. - Что? Он мне нравится. - Где мы? Питер наклоняется к своему крутому мобильнику и стучит по нему пальцами. Элли думает, что хотела бы такой, чтобы снимать на него sicarios, которые убивают собак в Хуаресе, и отправлять в полицию штата Чиуауа. Если бы она взяла папин телефон с камерой, он бы узнал, что она ездит на велосипеде в районы с многоквартирными домами, как пчелиные соты, и закидывает sicarios камнями. (Вещдок: шрам на животе - она бежала от sicarios по забитым сушилками для белья и садовыми наборами крышам и провалилась под треснувший кусок фанеры в комнату четырех маленьких мальчиков). – Мы в селе Ханос. По крайней мере так говорят мне гугл карты, - между тем продолжает Питер и снова стучит по мобильнику. - Да, определенно Ханос. – Куда мы едем? – В Эль-Беррендо. К блокпосту на границе. – Зачем? – Разумеется, чтобы попасть в Соединенные Штаты Америки, солнышко. В мексиканском климате у меня страшная мигрень. – С чего ты взял, что я собираюсь туда с тобой ехать? - она складывает руки на груди, и над ее головой загорается лампочка. (Ситуация: Элли в блендере). - Ну конечно! Ты делаешь то, что они тебе сказали, - догадывается она. - Ты типа нянька. Ты следишь за мной и думаешь, что поступаешь правильно. А они сказали тебе, что врали мне? Они врали мне насчет моих родителей! Они насчет всего мне врали! А потом они подослали тебя, чтобы отвезти меня в Бикон-Хиллс - вот зачем тебе пересекать границу! Но я лучше умру, чем поеду туда, да еще и с тем, кто выглядит, как придурок, ясно? – Предельно, - невозмутимо отвечает ей Питер и просовывает загоревшую по рукав поло руку с ее рюкзаком-Салливаном между сидениями. Это папа купил ей на Комик-коне прошлым летом. Они ездили в Сан-Диего с Эминемом в магнитоле на полную громкость и пачками луковых колец на заднем сидении, и она кричала в соленый воздух, высунувшись в окно: «Ты никогда не видел, не слышал, не чувствовал и не встречал настоящего эмси, который был бы достоин меня» и еще что-то про Лидеров Свободного Мира; и переползала к папе на колени, чтобы опустить мелочь в автоматический шлагбаум на платной дороге тайком от дорожных патрульных, зная, что это грозит штрафом. Иногда она думала о настоящей маме, которую никогда не знала, и выдуманной супермаме с рисунков фломастером на дне коробки со сломанными супергероями в гараже и просыпалась на мокрой подушке. Но она никогда не чувствовала себя одинокой, как Люси или Капитан Призрак, который живет в пчелиных сотах под сваленными в кучу шезлонгами и метает с ней камни в sicarios. У нее всегда был папа. – Ты даже не попытаешься меня остановить? - говорит Элли, когда Питер достает из кармана шорт бумажник и открывает дверцу. – Нет, - отвечает он, подзывая к себе продавца бассейнов и спрашивая его про бензин и сальсу из манго. «Такую только на побережье делают», - хочется сказать Элли, но вместо этого она сгребает рюкзак к груди и выползает из машины в пахнущий сладкими мексиканскими лепешками воздух. Она будет жить на пляже в Пуэрто-Либертад и торговать сальсой. Она справится, потому что она - Лимонный солдат. Элли вытирает под носом кровь и делает шаг вперед потасканным красным «конверсом», сдерживаясь, чтобы не расплакаться, когда Питер останавливается рядом с ней с бумажными пакетами с едой. В нос забиваются запахи мяса под чили и жареных овощей. – Упрямство тебе определенно досталось от матери, - замечает он, протягивая ей один пакет. – Тебе-то откуда знать? – У нас это семейное. Элли смотрит на него дольше обычно: – Что ты имеешь в виду? Питер перекладывает буррито на крышу машины и обтирает пальцы в соусе о край пакета. Потом протягивает ей руку. – Начнем сначала, - говорит он. - Питер Хейл. Твой дедушка.