Небо в осколках

В одном из приморских городков, которых немало на побережье Устричного моря, на одной из центральных улиц, мощенной старинной брусчаткой, уже изрядно вытертой тысячами ног, ступавших по ней, стоит дом. Построен он еще во времена Империи — в школьных учебниках истории ее еще называют Талигойской Империей — то есть, не менее четырехсот лет назад. Несмотря на многочисленные перепланировки и реставрации, в нем ощущается древность. Под пошлыми завитушками в стиле Первой Республики, украшающими фасад, выкрашенный в пурпурный цвет, угадываются благородные и лаконичные формы. Высокие стрельчатые окна, всегда задернутые тяжелыми бархатными шторами, слепо глядят на залив, где равнодушное море с ленивым рокотом катит на берег свои свинцовые волны, точно так же, как и века назад… Интересно было бы заглянуть внутрь, но, к сожалению, это доступно далеко не всем. Лишь немногие могут увидеть лестничные пролеты из мореного дуба, резные перила, старинные серебряные зеркала, которые отражали в себе еще несущих свои пышные кринолины дам, — нет-нет, да и померещится, что видишь чью-нибудь тень, мелькнувшую в глубине! — и эти тяжелые драпировки из натуральных тканей, всю эту поистине «имперскую» роскошь. Этот дом интереснее не только сам по себе. Как и у почти всякого старинного здания, у него есть своя легенда, своя темная история, свои призраки. Если вы зайдете в Исторический музей города и спросите директора — то этот сухонький старичок, одержимый любовью к древностям, с удовольствием поведает вам много увлекательных историй — и не только подлинно происходивших, но и городских легенд — это его конек. Расскажет он и об основании славного города Хексберга, построенного для того, чтобы защитить морские рубежи древней империи от вторжения с севера, и о длительных кровопролитных войнах с Кесарией Дриксен, коих насчитывается более двух десятков. Расскажет об отважных моряках, сражавшихся с захватчиками. Конечно, вспомнит он и о знаменитом адмирале — Ротгере Вальдесе, Бешеном. Веселом и удачливом южанине, некогда наводившем страх на дриксов, и не единожды в сражениях доказывавшему, что не зря он носил свое прозвище. Может быть, разошедшийся историк даже подведет благодарного слушателя к окну, и покажет — благо, музей расположен совсем недалеко — в каком именно доме жил этот адмирал. Упомянет, что и сейчас можно познакомиться с очевидцем тех давних лет — у безобразно-пурпурного дома и сейчас растет высокий, со стволом в два обхвата, старый, четырехсотлетний вяз. Охотно будет погружаться в глубины веков ваш старый рассказчик, и глаза его будут мечтательно блестеть, когда он будет вспоминать героические победы и славные битвы прежних времен. — Что же сейчас? — возможно спросите вы, любознательно и наивно. — Чем славен ваш город ныне? По-прежнему ли ходят ваши корабли по всем морям и океанам? На каких героев хотят походить сейчас хексбергские мальчишки? Не стоит спрашивать. Историк лишь смутится и начнет торопливо протирать платочком стела своих очков. А потом извинится, и, сославшись на непредвиденные дела, заспешит прочь. Ярко-синее весеннее небо глядело с высоты. Ветер дул с моря и нес в себе его терпкий, солоноватый запах. Где-то в кустах, за пределами аэродрома, насвистывали пичуги, радуясь первому по-настоящему теплому дню. Ротгер Вальдес, пилот ВВС Хексбергской Республики, несколько лет назад отделившейся от стремительно разваливающейся на куски Талигойской Империи, отдыхал после тренировочного полета и грелся на солнышке, валяясь на ярко-зеленой, недавно выросшей, еще остролистной травке. Он щурился, глядя прямо на солнечный диск, и насвистывал себе под нос какую-то веселенькую мелодию. Светло-синий летный комбинезон был не по уставу расстегнут на груди. — Эй, Ротге! — издали, с бетона взлетно-посадочной полосы окликнул его звонким голосом другой пилот. Помахал рукой. — Ты идешь? На автобус опять опоздаем! Ротгер чуть повернул голову в сторону товарища, лениво махнул рукой в ответ, не то предлагая отвязаться, не то приглашая присоединиться к себе, и снова раскинулся морской звездой. После полета двигаться не хотелось. Надо было бы принять душ и отправляться в общежитие… Но весеннее солнце оказалось сильнее слова «надо». Он с улыбкой понаблюдал, как развивалась на ветру ярко-блондинистая шевелюра Филиппа, приближающегося к нему с явно заметными коварными намерениями. Чуть более длинные, чем было положено, волосы совсем не типичного для южан-марикьяре цвета то и дело лезли своему хозяину в лицо, выбившись из-под резинки. Филипп досадливым движением откидывал их в сторону. Он попытался звонко шлепнуть ладонью Ротгера по животу, но промахнулся, и, резко дернутый за руку, плюхнулся носом в траву, издавая протестующий вой. — Сволочь, — довольно сказал он, перевернувшись на спину и смотря на маленькое пушистое облачко, пытавшееся закрыть солнце. — Мы с тобой опять будем к майору в машину напрашиваться? — Ага, — согласился Ротгер. — Вот посмотрим, как он отлетает, и пойдем. Напрашиваться. Филипп Аларкон согласно промолчал, устраиваясь поудобнее. И тут же ойкнул, когда Вальдес, коварно притворившийся ни в чем таком не заинтересованным, цапнул его за нагло торчащий набок хвостик. Возмущенный до глубины души такой вопиющей несправедливостью, Филипп бросился на обидчика. Завязалась потасовка. В конце-концов, они снова улеглись на траву. Ротгер сжимал в руке свой трофей — ярко-зеленую резинку для волос. Филипп с законной гордостью поглядывал на перепутанную и задорно торчащую во все стороны шевелюру Вальдеса. Он к ней довольно основательно приложил руку. Воздух задрожал от тяжелого, басовитого рева реактивных двигателей. На полосу медленно вырулили две «Астэры». Истребители были раскрашены в цвета республиканского флага — красно-синие. Красный в этой комбинации, должно быть, обозначал райос, древний военный флаг, а синий — был цветом моря, дававшего большую часть доходов маленькой стране. Получив команду на старт, самолеты один за другим взяли разбег и взмыли в небо. Ротгер и Филипп с земли с интересом наблюдали за легкими, кажущимися издали совсем невесомыми машинами. «Единичку» вел сам командир эскадрильи, полковник Рамон Альмейда, или, как его полушутя, по аналогии со средневековыми главнокомандующими, называли подчиненные, альмиранте. Высокий, крепко сложенный южанин, потомственный военный и внимательный командир, он вызывал уважение у всех, кто хоть сколько-нибудь был с ним знаком. Так что прозвище его не было случайно. Самолеты несколько раз описали круг над аэродромом, набирая высоту. И там, на нескольких километрах, начали свой воздушный бой. Пилот «двойки» не уступал Альмейде в мастерстве. Истребители будто танцевали в голубой вышине, пилоты выжимали из машин все, пытаясь поймать друг друга в прицел. Уходя от атаки противника, «двойка» стремительно вошла в штопор. Филипп даже приподнялся на локтях, с беспокойством и восхищением наблюдая за стремительно вращающейся вокруг своей оси и несущейся к земле машиной. Только у самой земли «Астэра» выровнялась, и тут же, сделав круг, стала набирать высоту. — Во дает! — уважительно выдохнул Филипп. — А то! — согласился с другом Ротгер. — Не зря ж Салина носит майорские погоны! Они долго еще лежали на траве, наблюдая за головокружительными фигурами пилотажа. — Скоро будут садиться, — сказал Ротгер, взглянув на свои щегольские, с темно-стальным циферблатом, часы. — Полчаса выходят. Они встали с травы. Ротгер кое-как пригладил свои буйные черные вихры, расчесав их пальцами, застегнул комбинезон. Скосив хитрый темный глаз на Филиппа, спрятал в нагрудный кармашек его резинку. Аларкон отряхнул колени от прилипших к ним прошлогодних сухих травинок, широко улыбаясь и невозмутимо глядя в глаза Ротгеру, залез в его карман, доставая свою резинку. Собрал волосы в хвостик. — Эх, какую красоту прячешь, — тяжело вздохнул Ротгер, с тоской во взгляде наблюдая, как собирается роскошная блондинистая грива. И тут же предложил: — Меня тут недавно тетушка на пироги зазывала. Поехали со мной? — Зачем? — несколько удивился Филипп. — Хотя я не против пирогов! — Да понимаешь, — Ротгер придал голосу доверительных ноток, заставив Филиппа насторожиться, — меня уже давно жениться уговаривают. Как ни приеду, так начинают пытать: когда, мол, ты невесту привезешь? А вот приеду я с тобой — и все будут довольны. Блондин-ка, красавец-а, чем не невеста? — закончил он, смеясь и уворачиваясь от затрещины. — Чокнутый, — беззлобно ругнулся Филипп, и, в два шага догнав таки Ротгера, уронил несопротивляющегося пилота на землю. — Помоги встать, предатель, — возмутился Вальдес. Филипп протянул ему руку, но тот вскочил на ноги сам, тревожно вглядываясь куда-то вдаль, за спину Аларкона. С подвижного, всегда смешливого лица исчезла улыбка. Филипп оглянулся, пытаясь понять, что могла так встревожить Ротгера. На горизонте, в той стороне, где в нескольких десятках километров от аэродрома было морское побережье, к небу поднимался столб дыма. Черный, лохматый, он разрастался вверх и в ширь, рос, как гигантский гриб. Тишина резала уши. Воздух, казалось, сгустился, и все звуки вязли в нем, как в патоке. Где-то в небе, чуть слышно, как большие шмели, жужжали «Астэры». — Что это? — тихо спросил у кого-то в тишине Филипп. — Что это, черт побери?! Ротгер промолчал, он сосредоточенно смотрел теперь наверх, туда, где в вышине плавали два самолета. — Там ничего нет. Только база нашего флота, — растерянно продолжал Аларкон. — Склады. Не может быть, — он оглянулся на белевшую невдалеке вышку. Крикнул: — Почему нет тревоги?! Истребители вдруг развернулись, начали набирать высоту, «тюльпаном» расходясь в стороны. А потом «единичка» стремительно вильнула, уходя от атаки, выбрасывая желтый фейерверк ложных целей. Быстрая, невидимая глазу ракета взорвалась в воздухе, расползаясь огненным клубком. Бой был учебным. На «Астэрах» не было вооружения. Пилоты могли только пытаться уйти от нападения. Исход был предрешен. Яркими тропическими цветами расцвели в небе два взрыва. Вместе, как и служили, и летали, ушли в вечность командир эскадрильи полковник Рамон Альмейда и его заместитель, майор Диего Салина, ведущий и ведомый. С неба, медленно, будто в старой кинопленке, черным траурным дождем сыпались обгорелые куски металла. Наконец, будто спохватившись, пронзительно и протяжно завыл сигнал тревоги. От ангаров бежали, спешили к месту катастрофы маленькие фигурки техников. Бесполезно — ведь катапульты не успели сработать. Следующая ракета, пронзительно закричала раненым зверем, проносясь мимо, и взорвалась в ангарах. — Быстрее! К самолетам! — перекрывая вой тревоги, крикнул Вальдес уже на бегу, рванув Филиппа за собой. Отмерший Аларкон кинулся следом. Их самолеты, «тройку» и «четверку», уже отогнали, но на полосе стояли, подготовляемые техниками ко взлету, «пятерка» и «шестерка». Пилотов в них еще не было. Они бежали так быстро, как могли, и все же не успевали. Еще две ракеты поразили свои цели, одна — взметнула кучи земли за пределами аэродрома, поднимая клубы пыли. Их сбило с ног ударной волной и протащило на несколько метров. Филиппу в рот набился песок, но когда он, поднимаясь, поискал глазами Ротгера, тот уже снова был впереди, бежал, спотыкаясь, к пока еще целым самолетам. У «пятерки», прижав к залитому кровью лицу ладони, сидел техник. — Топливо есть?! — встряхнул его за плечи Ротгер. — Есть?! Услышав ответ, он полез в кабину, крикнув Филиппу напоследок: — Это война! К морю! Филипп бросился к «шестерке». Около нее совершенно неожиданно нашелся ее пилот — молоденький, недавно присланный из летной академии паренек, племянник майора Салины. Испуганный, он плакал, размазывая слезы по покрытому толстым слоем грязи лицу. На Филиппа смотрели два черных, расширенных от страха глаза. Губы у лейтенанта дрожали. — Ч-что… Я… Ч-что теперь? — Он весь трясся. Филипп раз, другой встряхнул его, подтолкнул в сторону ограды аэродрома. — Беги, — сказало он. И, торопясь, залез в кабину «Астэры». Вальдес уже выруливал на пока еще целую взлетную полосу. «Только бы успеть! Только бы успеть», — лихорадочно билась в виски мысль. Филипп, наверное, впервые в жизни молился — тому, кто там, наверху. Где-то в небе со страшным воем летели ракеты, самолет вздрагивал от далеких взрывов и тяжело, натужно гудел двигатель. Со лба падали горячие капли пота, заливая глаза, но смахнуть их не хватало рук. Не было шлема, не было связи с диспетчером, не было уже, наверное, и самого диспетчера. Лежала в развалинах и горела вышка. Казалось, что следующая воронка будет не на месте ангаров, а прямо перед носом истребителя. Где-то впереди яркой путеводной звездой маячило вырывающееся из сопла двигателя «Астэры» алое пламя. Филипп взлетел через десять секунд после того, как от серого бетона полосы оторвались шасси «пятерки». «Астэры» резко набрали высоту. Перегрузка тяжело легла на плечи, вдавила напряженное тело в кресло. Филипп, как всегда, летел чуть позади Ротгера, прикрывая. Впереди, на горизонте, уже открылась подсвеченная полуденным солнцем темно-зеленая полоска моря. Радар будто взбесился: мигающие значки воздушных целей ползли по экрану целыми эскадрильями. Филипп взглянул на землю — за самолетами, подпрыгивая на верхушках деревьев, бежали крылатые тени. А потом он увидел базу флота. В прищуренных серых глазах лишь на миг отразилось непонимание, а потом густые брови хмуро сошлись над переносицей. Впрочем, смотреть там было особо не на что. Ни белокаменных, с красными черепичными крышами зданий, ни прямых дорожек, окантованных лентами газонов, ни стоящих под открытым небом музейных экспонатов — старых, списанных подлодок. Выжженный, черный квадрат, надо которым еще курился дым. Резко, остро кольнуло что-то в сердце. Вспомнился, почему-то, веселый парень Луиджи, капитан противолодочного катера. У него еще всегда, когда он улыбался, глаза были грустные-грустные. Не встретиться им больше за кружкой пива в прибрежном баре. Прощай, друг, мир твоему… Филипп покрепче сжал зубы и стал смотреть вперед. Они подлетали. На глубокой, прозрачной поверхности моря, в паре миль от берега, как раз напротив пологих, золотистых дюн, плавно спускающихся к воде, стояли чужие корабли. Хищные черные силуэты топорщились остриями антенн, гулко плевались огнем ракет; с широких, разверзнутых в небо взлетных площадок один за другим взлетали, трудолюбиво гудя, маленькие грязно-зеленые смертоносные пчелки — истребители и штурмовики. Филипп глубоко вздохнул, выравнивая дыхание. Пальцы привычно легли на гашетки, побелели костяшки. Шесть вражеских истребителей изменили курс, отделившись от строя.