Правительство скроет от любознательных глаз.

      На окраине одного из непримечательных провинциальных городков было два около-особняка, что стояли напротив друг друга. Один из них был обвит растениями и его будто бы обнимали со всех сторон деревья, в саду было много кустов, которые образовывали собой различные фигуры, а так же круглая беседка с решетчатыми стенами с облупившейся местами белой краской, сквозь которые вился дикий виноград, что осенью был бордово-красным, а кое-где кроваво-винным и охристо-желтым. Второй же дом был воплощением строгости — все угловатое и идеально ровное, с серо-персиковыми стенами одного тона и красной черепицей на крыше; деревьев около дома было мало и они все были идеально выстрижены в около-геометрические фигуры, что не давало никакой возможности пофантазировать с таинственными узорами в ветвях и их тенях. Однако, характеры самых младших жильцов были диаметрально противоположны этим домам.       В первом доме жил мальчик, который любил выращивать розы самых разных цветов. На его подоконнике были все мыслимые и немыслимые сочетания и переливы красок, но в самой комнате находились лишь темно-бордовые. Их было всегда ровно три и стояли они на небольшом письменном столике.Мальчик в свои 13 лет был значимой личностью самиздата и печатал свои стихи на первых страницах подпольных газет. Многие люди считали его колдуном, ибо видели необычные розы, но лишь ученые люди и умные понимали, что дело не в магии, и с ними-то он и общался.       Был и мальчуган по соседству, жил он в том самом доме напротив и окна их выходили на комнаты друг друга. Этот мальчишка отличался особой тягой к знаниям, но была интересна ему по большей части со стороны практики. Он был таким непоседой, что вам и не снилось и не раз нарушал покой первого, например, случайно попавшем камнем в окно. Прилежный юный публицист всем сердцем ненавидел второго, а тот лишь дразнился и как бы сказал наш ученый ребенок «провоцировал его на конфликт, всячески подначивая и раздражая.» Хоть и жили они вместе и семьи их были в самых дружеских отношениях, мальчики напрочь отказывались даже пообедать за одним столом. Один из-за ненависти, а другой держал обиду за то, что его не поняли.       Время шло, ребята росли и вскоре вполне безобидные стишки первого попали на первые полосы государственной газеты, только вот не в том ключе, который был нужен. Заголовки гласили «ЮНЫЙ ПРЕСТУПНИК И КОЛДУН — ДМИТРИЙ ЛАРИН, ДОЛЖЕН БЫТЬ ПОЙМАН» и прочее, прочее, прочее. Второй тоже прослыл «звездой» из-за очередной утки — «БЕЗУМНЫЙ УЧЕНЫЙ — ЮРИЙ ХОВАНСКИЙ, СТАВИЛ БЕСЧЕЛОВЕЧНЫЕ ОПЫТЫ, ДОСТОЙНЫЕ ПОЖИЗНЕННОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ» и что самое забавное — на тот момент они все еще оставались соседями.       Как-то взбрелось Юре навестить соседа, да заодно про творчество и ту самую статью спросить, может их вообще в одну камеру посадят. Юрий смотрит на зеркало в пол, проводит по волосам, приглаживая кудри назад, поправляет галстук, улыбаясь самому себе, хватает со стола стопку книг и тетрадей, и с громким смехом мчится по лестнице, прокручивая в голове всевозможные реплики, чтобы все-таки помириться с этим занудливым, но чертовски умным и интересным человеком  Дмитрием.       Юрий стучит в дверь размеренно и ритмично по два раза, но в ответ тишина. Хованский повторяет попытку и со второго этажа становятся слышны приближающие шаги хозяина дома. Ларин открывает дверь и тут же ее закрывает прямо перед носом Юры. — Дмитрий, Вы наверное не так меня поняли. Я…Я пришел обсудить с Вами…мм… — Все вылетело из головы и он начал судорожно искать глазами якобы предмет обсуждения и дальнейших дискуссий, и его взгляд пал на загадочные цветки на подоконнике, — Я бы хотел с Вами поговорить о розах, что так сильно привлекают внимание своей красотой и необычностью, Дмитрий, я уже очень давно наблюдаю за Вами и они до сих пор поражают меня… Я…Не то чтобы Ваш поклонник, может только отчасти, но… — Открытая дверь прервала этот странный монолог Хованского и после того, как Дима мотнул головой, Юрий все-таки пересек порог дома. — Юрий, так, давай только по делу, без фанатизма и прочего. У меня много дел и к тому же я готовлюсь к переезду, мне не до тебя. 5 вопросов и все. Давай быстрее, ты отрываешь меня от работы. — На втором этаже, на который можно было подняться по спиральной лестнице в комнате Дмитрия было душно и стоял странный аромат старых книг, на стенах было множество черно-белых, пожелтевших от старости фотографий, каких-то статей из газет и отрывков из книг; стоял огромный шкаф, что отгораживал рабочую зону от спальни, как целая домашняя библиотека и на письменном столе с множеством ящичков и дверц стояли три темно-бордовые розы. Ларин сидел на стуле из красного дерева, обтянутым орехово-салатовой тканью, с пером в руках; в белой, идеально выглаженной рубашке, сверху которой изящными линиями ложились подтяжки — ныне модная вещь, бабочка шоколадно-кофейного цвета, что так подходила цвету его волос и в горчично-бежевых довольно узких брюках. На соседней длинной тумбе, что шла вдоль стены к окну, находились какие-то колбы и прочее. — Дмитрий… Могу я поинтересоваться, о чем Вы сейчас пишите? — Хованский подошел ближе и оперся руками о край стола, складывая свои пару тетрадей рядом с наработками Ларина, от чего Дмитрий издал странный недовольный звук, похожий на рычание, но мешать Юре не стал, — Я, кстати, всегда поражался поэтам и писателям. У них, верно, должна быть прекрасная память и огромный жизненный опыт, чтобы описывать все так, что читатель им верит и переживает сюжет книги вместе с ними. А сколько хотя бы задумка стоит! — Дмитрий улыбался и что-то очень быстро записывал, возможно даже слова Юры, после чего резко повернулся к Хованскому. — Я так понимаю, и дальнейшие вопросы будут не о розах, ну да ладно. С твоего позволения, я прочту. — Он опустил глаза в пожелтевший листок, на обратной стороне которого были какие-то зарисовки, похожие на портрет; начал читать. На его лице с каждым словом менялась эмоция и интонация, с которой он будто наизусть читал свой текст. С каждой минутой Хованскому казалось, что от былой ненависти не осталось и следа и в какой-то момент тихо прошептал: «это.великолепно». Ларин замер. Хованский опомнился и застыл тоже. Испепеляющий взгляд, что прожигал в Юре дыры размером с Вселенную, заставил его сглотнуть. Тишину, что за мгновение возникла в комнате казалась вечной, но ее оборвал Дмитрий, резко поднявшись со стула и сквозь зубы в пол голоса произнося, — Вон. Сейчас же, вон из моего дома. — Он резко встал и сминая свой черновик, кинул его в голову Юрия. Такого вихря эмоций от прилежного домоседа-писателя Хованский не видел никогда.       Оказавшись за пределами дома Ларина, Юра оперся на колени, чтобы перевести дыхание и понял, что тот комок с несколькими минутами ранее написанным стихом все еще у него в руке, да к тому же свои бумаги он оставил в той комнате. Удар в дверь с внутренней стороны дома тут же вернул в реальность. Шорох одежды, скользящей о дерево и грохот тела, что осело на пол, — Ты…ты ни черта не понимаешь! Стихи — это не просто «красота», стихи это гораздо большее. Хотя.Я даже не уверен, что ты стоишь за дверью там сейчас и слушаешь меня. Потому что меня услышит лишь тот, кто понимает о чем я, для чего все это и почему я в розыске. Ничто не приходит из ниоткуда и не пропадает без следа, Хованский! — Ларин бьет кулаком по дереву и оно несильно прогибается, — Розы…«Я бы хотел обсудить с Вами розы!». Да-да, конечно. У цветов ведь лишь только одна функция - восхищать людей своей красотой, не так ли? — Хованский будто чувствовал все всхлипы и слезы, что катились по щекам, обжигая их. Молчали оба. Юрий сидел у двери пока плач не прекратился и не послышались удаляющиеся звуки шагов и характерный скрип деревянной лестницы.