(Not) Just Friends

      — Марко-о, глянь какая прелесть!       Стар сидит на постели взъерошенная, счастливая. Волосы золотой мантией скрыли тело, слишком бледное на фоне красных подушек и простыни, слишком слабое, такое, какой Стар давно не была, но она не жалуется и продолжает улыбаться.       — Это Дженна подарила! — Стар извлекает из подарочной коробки, которую минутой ранее принес слуга, две книги, говорящего плюшевого Тедди и мешочек мягких игровых кубиков с буквами. При этом ее сердечки слабо розовеют, а губы широко улыбаются.       Стар продолжает тянуться к свету, видеть во всем, даже в боли, — хорошее, и пусть ее сердечки побледнели, краски поблекли, взгляд все еще светится радостью и озорством.       — Так мило с ее стороны! Не ожидала чего-то подобного от Дженны, думала, что она скорее подарит погремушку в форме черепа. Только не говори ей что я так сказала, она обидится.       Стар умилительно хихикает и прижимает к щеке мягкую игрушку, ластится, словно та живая. Марко тяжело сглатывает, наблюдая за ней: в Стар есть что-то необъяснимо светлое, катастрофически жизнерадостное, что-то не «во имя», а «вопреки». Она всегда настроена на хороший финал, всегда надеется на то, что в конце книжки будет «и жили они долго и счастливо», и Марко не должен винить себя за ее состояние, но винит. Ненавидит себя за то, что он человек, а она нет; за то, что не предпринял меры и не выяснил, чем может быть чревата для Стар беременность от него; за то, чего изменить уже никогда не получится.       Стар вот уже четвертый месяц носит их ребенка, и с каждым днем становится все бледнее, белее, словно превращается в привидение. Она плохо ест и беспокойно спит, ее состояние не плохое и не хорошее, она будто балансирует на канатной дороге и каждый в королевском дворце боится момента, когда она не справится и сорвется вниз. Навсегда. Ни земные, ни мьюнианские врачи не дали конкретных прогнозов: насколько похожими были Стар и Марко, настолько же они были разными и только время покажет, что принесет за собой их союз.       — Та-а-ак, это земные сказки, это земная азбука, а это… — меж бровей Стар пролегает морщинка, пока она извлекает из бархатного мешочка мягкие кубики. Затем она тянется к Марко и дергает за рукав, прося этим жестом подвинуться ближе. Так ей спокойнее. Марко потакает — в последнее время он делает все что Стар попросит, будь то мелочь или нечто серьезное, потому что день, когда канатная дорога оборвется, пугающе близок: беременность у мьюнианок длится быстрее и интенсивнее чем у человеческих женщин и за какие-то четыре месяца живот Стар совсем вырос, а ей самой стало хуже. Словно она не вынашивала ребенка, а умирала от какой-то неизвестной болезни.       — Ладно, я понимаю для чего эти штуковины, но разве не достаточно двух книг? — она вертит в руке красный кубик с буквой «J», затем кладет ладонь на живот, — Малыш, они намереваются засыпать тебя буквами вместо игр. Скука.       — Он сможет с ними играть.       Стар вскидывает голову и улыбается, радуясь тому, что Марко наконец хоть что-то сказал по поводу ребенка. За все время беременности он почти никак не выразил, что счастлив скорому появлению малыша на свет, как будто сказав хоть что-то, приблизит неизбежное еще больше.       Стар неизменно поправляет:       — Она сможет с ними играть, — и смеется, — Может, я просто устала, или поглупела от экстракта, которым меня пичкает док, но в этих кубиках мало веселого. Разве что…       Стар прищуривается, окидывает взглядом Марко и, прикусив губу, метко запускает кубик прямо ему в голову. Мягкая игрушка попадает в лоб; Марко только мельком усмехается и подыгрывая выдыхает:       — Ауч.       — Да, вполне забавная штука! — довольно улыбается Стар и берет второй кубик, с буквой «A». Марко на деле плевать на подарки — он наблюдает за Стар, у которой глаза как никогда горят жизнью, в голосе слышна неподдельная нежность и руки с любовью гладят живот. — Еще три месяца и я покажу крошке, как правильно играть с этими кубиками! Надеюсь ты готов стать первым подопытным, Марко.       Марко не подает виду, но все в нем холодеет от ее слов. Три месяца, так мало. Он вдруг живо представляет жизнь без Стар: бесконечный, ничем и никем непобедимый кошмар и страх, с которым он будет засыпать и просыпаться. Боль, с которой придется жить каждый день. Мьюни, лишенный принцессы, король и королева, лишенные дочери. Он сам и, возможно, их ребенок — живут без нее.       Нет, это слишком мрачно, слишком невыносимо.       — Ой, не делай такое лицо, это будет не самая ужасная пытка, — Стар игриво пихает его в плечо, словно насмехается над его мыслями. Марко старается расслабиться и даже улыбается: нельзя показывать ей, о чем он думает, чего боится. Стар нельзя нервничать, а разговоры о собственном здоровье и риске всегда выводят ее из себя.       — Я думаю, что все-таки надо использовать их по назначению, — беря один кубик, предлагает Марко.       — Скука.       — Надо складывать их вместе, собирая слова. «S»… «K», «Y»…       — Ску-у-ука-а.       — Значит «небо», — последний, голубой кубик с буквой «Y» становится в конце.       — Скука! — очередная игрушка прилетает Марко в лоб, — А вот кидаться ими куда интереснее.       — Не самый лучший пример для ребенка, — качает головой Марко и хоть немного веселится. Из Стар, которая сама вела себя как маленькая девочка, чертовски сложно представить мать.       А потом она закатывает глаза, пробегается пальцами по животу и с нежностью шепчет:       — Ну уж нет, я буду для нее лучшим примером. Самым лучшим.       … и «чертовски сложно» превращается в «совершенно легко».       Если все обретет дурной поворот, если хорошей концовки не будет, если… если ему придется однажды проснуться в кошмаре, Марко хочет запомнить ее вот такой: влюбленной в того, кого она носит под сердцем, красивой, смешной, взъерошенной. Если они все же окажутся слишком разными, то лучше стерпеть ее глупости, запомнить ее нелепые выходки и позволять швырять в себя кубиками, игрушками, да чем угодно. Больно не будет, верно? По крайней мере не так как в мире, где счастливого «долго» так и не произойдет.       — Эй, прекрати так пялиться на меня, я знаю, что выгляжу огромной как кит, — фыркает Стар, неправильно истолковав его выражение лица.       Марко прокашливается и неловко подшучивает:       — Ты самый очаровательный кит на свете, дорогая.       — Очень обнадеживающе, спасибо за поддержку! — Стар старается выглядеть раздраженной, но уголки ее губ дрожат в сдерживаемой улыбке. Она быстро складывает из кубиков слово и пихает Марко, с торжественным видом указывая на разноцветное слово «болван», а потом смеется над его видом и легко залепляет поцелуй в щеку.       Хочется счастливого финала. Хочется, чтобы она снова искрила сотнями огней, чтоб взрывалась хлопушками и конфетти, осыпала его поцелуями и мило хлопала длиннющими ресницами, рассказывая дурацкие истории громко, быстро-быстро, заплетаясь в словах. Хочется, чтобы все было хорошо и чтобы она осознала, как могут сложиться буквы в слова. «H»* не всегда означает «счастливый», а «love» наоборот читается почти как «зло».       — Марко, ну что случилось? — Стар виснет на его шее и капризно дует губы, превращаясь в ту, какой была до всего этого клубка страха. — Выглядишь так, будто тебя сейчас стошнит. А это пока что моя привилегия в нашей паре, не забывай, пожалуйста!       Но он по прежнему напряжен, по прежнему вымученно улыбается, о чем-то думает, думает и думает, а потому она должна показать — не надо думать о том, что будет в худшем случае, не надо готовиться к тому, что придется жить вот так, как отколотому от целой части осколку. Есть нечто намного важнее собственного страха и счастливый финал заслуживают все.       Она молча обнимает его одной рукой, а второй тянется к россыпи игрушек на постели. Подтягивает один мягкий куб за другим, ищет по букве, а Марко хмуро следит за ее манипуляциями, стараясь запомнить, закрепить в голове.       — «F», «A», «M»… — Стар кладет один кубик за другим, складывает цвет к цвету, букву к букве, образуя слово.       ...«I», «L», «Y», — семья.       — «F» значит «семья», — Марко чувствует, как пальцы Стар стиснули холодным браслетом запястье. Она больше не выглядит слабой и хрупкой: ее взгляд твердый, слова пронизаны решительностью. Стар уверена — в конце будет «долго и счастливо».       — «F» значит «семья», Марко, — повторяет, кладя его ладонь на свой большой живот, — Не «страхи». Мы похожи больше, чем все думают. Все будет хорошо.       В руку мягко толкаются; Стар не морщится, только слегка кривит губы. Такой порядок кубиков устраивает каждого из них.