(Not) Just Friends

1.       Стирая жесткой зеленой губкой до красных пятен кожу, выливая на руку столько геля, что потом из-за стекающей пены не было видно ног, Стар злилась. От собственного бессилия и глупости. Но упрямо продолжала мучить чувствительную кожу.       Стар скребет ногтями запястье, наивно надеясь, что чужой кривой очерк какой-то формулы стечет вниз с водой и пеной, черными потоками, как слезы. Но этого не происходит, и Стар уже просто назло себе и соулмейту продолжает бессмысленную процедуру. Думает о том, что мать снова увидит царапины и расчесанные места, устроит истерику. Мать Стар считает, что стесняться и беситься тут нечего, и вообще, Стар должна радоваться. Она ведь, типа, избранная.       — Избранная, как же, — ворчит Стар вдали от всех — друзей, родителей, — слушая назойливый стук дождинок о стекло. Она, вообще-то, не из вечно недовольных жизнью, но пока никто не видит, можно такой побыть.       На руке проявляется очередная надпись — опять шпаргалка, на этот раз по химии. Стар стонет и закрывает рукавом рубашки пятно.       — Уж скорее проклятая, — вздыхает она, как вдруг на ладони появляются несколько чисел. Стар прямо-таки воет от досады:  — О боже, он что, не может использовать бумагу?! Кретин.       Этот кошмар, преследующий Стар с четырнадцати лет, это вечное нежеланное присутствие кого-то чужого настолько близко, прямо на теле, на каждом его участке — это то, чему нужно радоваться?       Стар коммуникабельна, открыта и дружелюбна к новым знакомствам. Но это… это, мать вашу, уже чересчур.       — А ты хоть раз попробуй написать ему в ответ. Встретитесь — и все прекратится, — как-то ответила на это ей мать, пока они со Стар нарезали мясо и овощи к ужину. По голографическому телевизору робот-синоптик возвещал о непрекращающихся до конца недели дождях.       — Лучше бы предложила найти способ избавиться от этой хрени, — пробурчала Стар под нос, но мать все равно услышала.       — Во-первых, не выражайся передо мной, а во-вторых — ты знаешь, Стар, это невозможно.       — Медицина давно не то что шагнула — прыгнула вперед, телепортации скоро будет десять лет, а богачи путешествуют по измерениям, но понять, как избавиться от… этого, — Стар рывком вытягивает руку, демонстрируя ладонь со слегка побледневшими числами, — невозможно?       — На сегодняшний день — да, — спокойно отвечает Мун, ставя на стол тарелки. Она привыкла к упрямству и вспыльчивости Стар и выработала к ним иммунитет.       — Что ж, тогда я буду ждать следующего.       Мун вздыхает, и от этого вздоха — с умыслом, мол «ну какая же ты глупая» — Стар скрипит зубами и с силой разрезает ножом морковь, слегка порезав палец. Можно было прибегнуть к лазерной установке для нарезки, но Мун считала, что технологиями иногда стоит пренебрегать. Как и в ситуации с треклятыми надписями.       Стар, на самом деле, не злилась ни на мать, ни на ученых, не сумевших выведать феномен соулмейтов; суть была и не в том, что Стар совершенно не интересовало, кто повинен в надписях и рисунках, время от времени возникающих на ее коже.       Стар просто из принципа не хотела подчиняться печати так называемой судьбы, что проявляется на ней порой, превращая тело в исписанную граффити стену.       Она просто не могла смириться с тем, что у нее нет выбора; что она оказалась привязана к человеку, которого даже не знает. А если он старше нее на несколько лет? Если он глупый, страшный или еще хуже? Если он совершенно не тот, кого она хочет видеть рядом с собой?       Поэтому она раз за разом мучает кожу губкой под душем, прячет буквы и цифры под пестрыми тряпками, встречается с парнями и девушками, успешно игнорируя их косые взгляды на отпечатки «судьбы».       Ей не нужны такие отношения и такая любовь: нежеланная, навязанная и приносящая дискомфорт каждый божий день. 2.       — Опять оно, да?       Стар кривится — чувствует себя больной диковинной болезнью, какой-то дефектной и прокаженной. Словно болячка выскочила, вывернулась уродливым гнойником. Прячет руки под одеялом, но поздно: Том все равно уже заметил. Демоническое зрение не обмануть.       — Не хочу об этом, — обрубает Стар.       — Но… а, ладно. Окей.       С Томом у них странные отношения. До недавнего времени Стар была убеждена, что они любят друг друга и встречаются, а потом она увидела его целующимся с другой девушкой и вопреки убеждениям ничего не почувствовала. Ни грусти, ни злости. Полный ноль. Тому в увиденном она так и не призналась: зачем закатывать скандал, да еще в шаге от расставания, если никому от этого не легче?       К тому же, Стар чувствовала себя виноватой за то, что эгоистично использовала его только потому что хотела хоть каких-то отношений — только не навязанных. Не с тем, кого ей выбрал невесть кто в небесной канцелярии. Она хотела встречаться, твердо зная, что выбрала человека (в данном случае, полудемона) сама.       Только легче, опять же, не стало.       — Уже уходишь? — как-то совсем безразлично окликнула она. Том одевался и, как было в начале их отношений, оставаться на ночь больше не желал.       — Ага.       — Хорошо.       Тишина. Минуту, две, пять. Вот и поговорили, блин.       — Может… — Стар неловко ерзает на постели, прикрывая одеялом грудь, — хочешь принять душ? Отец установил новую функцию, теперь словно под летним дождем стоишь. Есть и запах, и звук какой-то особенный…       — У меня дома есть такое, — отзывается Том, как ей кажется, грубовато. Натягивает красную водолазку, приглаживает взъерошенные волосы.       Стар поджимает губы и замолкает. Нет так нет.       Все как-то глупо, коряво. Она неожиданно ощутила себя столь дешевой, сколь также сильно ненавидела надписи на теле. До безобразного яркие, даже в темноте комнаты, они выделялись на бледной коже как знак «стоп» — для Тома и ему подобных. Они отравляли ей жизнь и даже в собственном выборе не давали быть свободной. Хоть заматывайся бинтами как мумия, честное слово.       — Слушай, я только одного понять не могу, — вдруг взрезает напряженное молчание Том, не выдержав.       Огни ночного города переливаются красным в его розоватых волосах; он красивый, думает Стар, и умный, и в постели с ним хорошо. Жаль, что этого недостаточно.       — Чего?       — Почему ты так зациклилась на своих… — Том хмурится, но вертящееся на языке слово таки слетает, — принципах? Почему бы просто не написать ему? Попросить не черкать на руках?       Стар хмуро сверлит взглядом руку. Ее сердечки-родимые пятна пунцовые от смущения (либо злости). Надпись на запястье постепенно бледнеет, словно стирается: видимо, сейчас соулмейт ее смывал.       Том стоит у окна и, так и не дождавшись ответа, вынимает из кармана маленькое устройство, напоминающее ножницы. Два щелчка, и образовался полупрозрачный проход — так называемый портал, доступная простая возможность телепортироваться из одной точки в другую, но только в пределах города. По стране и всему миру (не говоря уж о мультивселенной) путешествовать стоило дороже.       Том делает шаг к проходу и в этот момент Стар находит ответ:       — Если отвечу, то признаю поражение. Это будет значить, что я смирилась, что мне не все равно, кто этот человек и что он делает, — слабо, но оправдывается Стар. — Пусть он думает, что у него нет соулмейта. Что его соулмейт мертв.       — Странная ты, Стар, — хмыкает Том, взглянув на нее. Чуть улыбается, но явно из простой вежливости. — Тебе ведь и так не все равно. Решение проблемы в шаге, а ты все усложняешь просто из принципа…       — Мне все равно! — твердит она, не давая Тому договорить. — Тебе не понять. Впрочем, это и не твое дело, — уже тише добавляет Стар и прижимает одеяло к груди тесно-тесно. До боли.       — Ты права. Не мое, — кивает он, подумав. Уже без всякой улыбки, и Стар понимает: вот и все.       — Я так понимаю, субботнее свидание отменяется?       — Ага.       — Хорошо, — бормочет Стар, не глядя на то, как Том шагает в портал и как тот беззвучно схлопывается. Даже не попрощались. Она снова ничего не почувствовала.       Ее взгляд прикован только к бледно-серым следам на запястье, ладони, к маленькой звездочке прямо по венам. Стар по-детски обидно, она разозлена и ничего не понимает: может, он специально изводит ее? Каким-то херовым волшебным образом уловил, как соулмейт, ее состояние и понял, что она включила игнор? И решил действовать прямо противоположным способом, всячески пачкая тело краской, бездумно выводя по коже рисунки и символы, абсолютно бессвязные, но зато заметные и досаждающие ей?       Стар понятия не имеет, как еще может работать ее «проклятье», и честно говоря, ей плевать. Может, он делает это назло, может нет, но Том прав: игнор не выход. Однако сдаваться и унижаться, прося чужого человека о том, чтобы он «больше так не делал», тоже нельзя.       Стар подскакивает с постели словно громом пораженная и, не одеваясь, решительно идет к письменному столу. Тяжелым шагом — как на врага наступает. Порывшись в барахле в ящике, она наконец извлекает черный смывающийся маркер. Смотрит в зеркальное отражение: в темноте ее голое тело как белый лист бумаги — что ж, пусть будет так. По крайней мере сейчас будет рисовать она, а не кто-то другой.       Стар приближается к зеркалу; над ним автоматически зажигается свет. Придумать отговорку и не пойти завтра на учебу она сможет, и даже не жалко показаться самой себе глупым ребенком. Мать вновь закатит сцену, вновь вздохнет этим своим осуждающим вздохом. Ну и пусть.       Она подносит маркер ко лбу и, мило улыбнувшись, быстро выводит четкими черными буквами: «идиот». 3.       Ответ приходит на следующий день в десять утра и Стар, за завтраком неуклюже прятавшая под челкой надпись (мать все равно заметила, но психовала недолго), получает еще одну — уже на руку:       «Сотри то, что ты вчера сделал»       Буквы кривые, красные и написаны, очевидно, в спешке. И ярости. Стар довольно улыбается и вместе с тем ощущает прилив раздражения: у человека были все причины злиться, но с каким приказным тоном оно было написано!       Стар ненавидит приказы. Она к ним имунна, как и Мун к ее сложному характеру.       Стар не спешит ответить, спокойно жует завтрак, запивает соком. Она смакует маленькую победу, питается ею с большим удовольствием, чем обычной едой; медленно поднимаясь из-за стола, собственноручно моет посуду, не спеша занимается своими делами. Только через час она вытаскивает ручку и пишет прямо под красными буквами ответ:       «Не думаю, что смогу это сделать в ближайшие двенадцать часов»       Потом, подумав, добавляет:       «И да: сделалА. Я девушка. Надеюсь, это тебя не огорчило»       Следующее «сообщение» проявляется на исписанной руке через десять минут:       «Сотри ее. Сейчас же. Пожалуйста»       — Наглый ублюдок, — фыркает Стар и надавливает ручкой на кожу:       «Нет»       После этого проходит пятнадцать минут, и Стар внезапно понимает: она ждет ответ. Сидит, сверлит взглядом бледнеющие буквы и мнет во вспотевших пальцах ручку, кусая колпачок. А говорила ведь что совершенно все равно; ну да, конечно. Том вновь оказался прав.       Ответ, который она видит, написан уже ровнее, словно из безысходности. Красные буквы сигналят, как светофор, стопорят ее и заставляют минуты две молча смотреть на руку:       «Я не хотел этого точно также, как и ты. Не веди себя как ребенок. Ты же не ребенок, да?»       У Стар словно приступ лихорадки, когда тело трясет ознобом, дрожат руки и голова. Злость — сильная, почти истеричная и все равно детская — выплескивается в последнем сообщении, которое Стар пишет с нажимом, так, чтобы рука кровила и чтобы ее соулмейт дня три ходил с остатками надписи на руке. В эту секунду она захотела, чтобы кроме букв ему передались и болевые ощущения.       «Пошел ты к дьяволу» 4.       Эта странная «переписка телами» возобновляется на следующий же день, вот только вместо слов теперь на теле Стар выступают рисунки. Много рисунков. Они разные, порой безобидные, а порой тщательно выведенные на чужой коже трудновыводимыми чернилами и, очевидно, с глубоким нажимом. Причем в самых заметных местах. Неизвестный парень оказался не терпилой, а с усердием принял вызов и теперь мстил за «идиота» как мог. Нет, гадости не писал, но теперь из-за него Стар никуда не ходила без косметики, нанося толстые слои тональника и пудры на кожу, безуспешно прикрывая рисунки как страшные раны и синяки.       Подруги стали откровенно смеяться, парни — обходить стороной, а от родителей (от матери в частности) в ответ было одно: сама виновата.       И Стар честно терпела, надеясь, что он перебесится, что забьет и прекратит мучать и себя, и ее, но парень действовал упорно (и творчески!), так что к следующему утру на ее ключицах расцвели черные цветы, а на щеках — сердечки. Да, в два раза ярче и больше, чем родные пятнышки. И как он только догадался?       Теперь она выглядела как разрисованная на карнавал малявка.       «Я тебя ненавижу», — пишет она, маркером, жирно и ясно. Она стала похожа на изъеденный чернилами лист бумаги, на исписанную бессвязными фразами стену дома; ее ненависть подкреплена тем, что, по слухам, Том начал встречаться с другой девушкой, Дженной. И она, конечно, нормальная. Она не ходячая раскраска, аномалия, фрик с татуировками по всему телу. И у нее, как и у Тома, есть выбор.       «У меня выбора нет» — выступает на коже пятно, дефект диковинный и так причудливо копирующий ее собственные мысли.       Быть чьим-то соулмейтом — это разделять с другим человеком абсолютно все, даже самое интимное. Даже собственное тело.       Быть соулмейтом — не значит быть избранным. Это нихера не круто, что бы ни говорила Мун.       Быть таким — значит быть фриком, а Стар не желала прослыть необычной зверушкой среди людей.       И однажды вечером, спустя неделю после наплыва рисунков, она сдается.       «Прекрати писать мне», — выводит Стар красной гелевой ручкой на коже. Чертыхается, поправляет: «на мне». — «Я не могу выйти из дома, нет, даже из комнаты!»       Парень отвечает не позже чем через три минуты:       «То есть написать «идиот» на пол-лица — это так, пустяк? Надо мной не смеялся разве что слепой»       Дождь (и когда уже прекратится?) с силой застучал по окну, будто тоже укоряя Стар. Но она только безразлично черкнула:       «Прости, ага?»       На что получила лаконичный ответ:       «Нет. Ты неискренна»       — Что?.. — недоуменно шепчет она. Буквы на руке кривятся насмешливо, издевательски. Совсем как написавший их человек.       Раздражение тут же поднимается к горлу едкими словами в ответ, но Стар с огромным трудом сдерживается. Глубокий вдох, выдох. Пусть и так невовремя, но до нее дошло, что, может, у нее получится заключить мирный договор и забыть как страшный сон о человеке, что выводил узоры на своем и ее теле.       Стар вытирает припасенными салфетками свои надписи и пишет ответ:       «Как вообще можно понять с каким настроением я пишу, не видя и не слыша меня?!»       «Ты давишь ручкой на кожу, и буквы корявые. Хотя, они всегда такие, я давно заметил, что пишешь ты как пьяная»       «Ненавижу тебя»       «Это уже было. Придумай что-нибудь новенькое»       Проматерившись и немного подумав, Стар быстро стерла слова и активно задвигала кончиком ручки по коже:       «Иод, водород, астат, теллур, иттрий, кислород, уран. Выкуси, урод»*       Ответ не приходил около десяти минут. Стар довольно хмыкнула и расслабленно откинулась на подушку, пока не увидела новые очертания чужого почерка на руке.       «Что ж, это меня впечатлило. И умилило»       Стар подскочила, выпрямив спину и нахмурившись.       «Умилило???»       «Ну, это было оригинально. А еще мне нравится химия. В основном ее и изучаю»       «Мне плевать, ты в курсе?»       «Неа, уже не плевать.»       Стар закрывает глаза ладонями, прижимает их плотно, дышит глубоко. Разноцветные мошки летают под веками, жалят в голову; она только что смирилась с тем, от чего отчаянно упиралась ногами. Ненавидела, потому что это выделяло ее, потому что она этого не выбирала и не хотела, по крайней мере до того момента, как написала на своем и чужом лбу слово «идиот».       «Меня зовут Стар», — ручка скользит легко, лениво. Она надеется, что эти слова сотрутся с его кожи быстро и он забудет ее. — «И я сделаю все, чтобы ты возненавидел меня».       Он отвечает почти сразу же, крупными черными буквами:       «Я Марко. И боюсь, у тебя ничего не получится» 5.       — …Итого мы получаем, что понятие «социальное» используется в различных контекстах не столько как синоним понятия «относящееся к обществу как к целому», сколько для…       — Детка, мистер Парсон в тебе скоро прожжет дыру, если ты не прекратишь переписываться со своим бойфрендом с помощью собственной руки, — шепотом тараторит подруга Стар, Лайлация, по кличке «Понихед», наклонившись к той поближе.       Понихед была одной из немногих, кого не волновала «особенность» Стар. Она не считала это и чем-то крутым и выдающимся. Просто так получилось и чужим людям не стоит совать в этой дело свои носы.       — Он мне не бойфренд, — незамедлительно огрызается Стар, очевидно, только то и услышав.       — Именно поэтому вы так мило воркуете уже сорок минут. Твоя рука похожа на расписной вазон моего отца, и вся красная. Остановись уже.       — Он бесит меня! — шипит Стар и смазывает слюной палец, принимаясь яростно оттирать буквы с руки. — Я утверждаю, что ему надо забыть об этом дерьме с соулмейтами и кого-нибудь найти, но он уперся и переводит тему. Он невыносим.       — Кого-то мне это напоминает, — с ухмылкой шепнула Понихед. На десять минут в кабинете воцарилась тишина, поскольку преподаватель приказал писать под диктовку на планшетах, затем нудные объяснения возобновились. Как и перешептывания.       — Я знаю, это глупо, но нельзя поддаваться, — твердо говорит Стар, случайно повысив тон. — Если мы начнем встречаться, это будет значить, что я прогнулась под чужое решение. Я не хочу быть с кем-то просто потому что «так суждено», а значит, никаких чувств и отношений. Я сделаю так, что он захочет меня забыть.       — Ставлю две сотни, что он в тебя влюбится, а ты в него, — отмахивается Понихед, будто слова Стар пустой треп, летят вникуда. Последняя только хмурится и демонстративно вздергивает подбородок.       — Ставлю три, что нет.       — Готовь деньги, милая, — фыркает Лайлация, вновь открывая голографический планшет под пристальным взглядом преподавателя. — Потому что он только что написал тебе и ты не вытерпишь, если не пошлешь ответ прямо сейчас.       Понихед даже не смотрит на подругу — знает, что ошибаться в таких делах невозможно. Выдержки Стар хватает ровно на пять минут; ручка снова впивается в кожу, быстро черкая корявый ответ. 6.       «А ты слышала о паре из Индии? У них не было общения через надписи на коже, сказали, что ощущали боль друг друга.»       «...И не надо думать, что до начала нашего _нормального_ общения я специально тебя изводил. Просто у меня привычка на руках оставлять заметки, ну да ладно, не дуйся, рисунки ж были красивые...»       «Знаешь, мне нравится общаться с тобой, правда. Это весело, хотя порой ты очень бесишь»       «Не спи не спи не спи»       Стар со стоном закатывает глаза - ее рука засыпана мелким почерком, его сообщениями. Им.       «Марко, о боже, ты сам вообще когда-нибудь спишь?»       Стар спать не ложилась из-за домашнего задания, а также фильма, который давно хотела досмотреть. Только из-за этих двух вещей, честно.       «Сплю. Но ты еще не ушла, и мне скучно»       «Я тебе в клоуны не нанималась, да, я все еще зла за то, что ты превратил меня в Зомби-боя. Отвали!!»       Когда ответ на полчаса перестал проступать, Стар вернулась к своим делам, даже не осознавая, что время от времени опускала взгляд на руку, думая о том, что, на самом деле, совсем не злится на него и его привычку рисовать на руках. Рисунки и правда же были... красивые.       Такое же бессознательное облегчение накрыло ее, когда заветные, уже безошибочно узнаваемым почерком написанные слова проступили на бледной коже, скрыв ветвистые дороги вен.       «Отвалил. Сходил в душ и перекусить перед сном. Уже заскучала?», - и кривой смайлик рядом.       Стар улыбается тоже, на сей раз прекрасно это осознавая. Она ненавидела то, что с ней случилось, убегала от этого, игнорировала, но все равно — привыкла. Чье-то незримое присутствие рядом стало неотъемлемой частью жизни. Плохой или хорошей, но стала. Это игнорировать Стар уже не могла.       Она боялась только одного: что Марко, ее невидимый спутник жизни, из далекого фантома превратится в человека. И привычкой Стар станет уже живой человек.       «Нет. Я мечтаю проснуться без очередного послания на своем теле»       «Так вот, пара из Индии недавно засветилась на телевидении. Они дали интервью, в котором рассказали, что помимо физических проявлений типа боли, синяков и царапин, они ощущали и эмоции друг друга, если можно так выразиться. Это помогло им вскоре встретиться»       «Старательно делаю вид, что мне не плевать! :)»       «Тебе не плевать, Стар», — приходит ответ, и она передергивает плечами, почувствовав нечто странное — то ли какое-то волнение, смешанное с печалью, то ли… Она не могла объяснить что это, но чувство было четким, внезапным и немного пугающим.       «Ну и почему же ты вновь уверен в моем настроении, не слыша и не видя меня?»       Стар крепко зажмуривается, не желая видеть новую строку, но она неизбежно проступает кроваво-красным.       «Просто я это чувствую» 7.       — Возможно, нет никакого проклятья, но есть толчок к тому, что и так должно было случиться, — вещает из телевизора индианка с сильным акцентом, немного фальшиво улыбаясь телеведущему и крепко стискивая руку мужа. Кажется, только благодаря ему она еще может бороться с волнением перед камерами. — Не знаю, откуда оно взялось и почему достается столь малому количеству людей. Быть может, это от Бога, может, некий знак, вроде родимого пятна, но…       — Это точно не что-то плохое, — заканчивает мужчина, осторожно прижимая супругу к себе. Та согласно кивает. — Люди, которым повезло родиться с подобным, не должны прятаться и скрываться. Им дан настоящий дар, помогающий очень быстро найти того самого человека, который проживет рядом всю жизнь.       — Не значит ли это, что такие как вы люди заранее установлены на определенную программу: найти только одну конкретную персону и прожить с ней, без права выбрать кого-то другого? — спрашивает ведущий, подвинувшись ближе.       — Люди не компьютеры, — с легкой усталой улыбкой отвечает женщина. — Они имеют право на выбор, имеют право влюбиться в того, кому не принадлежат по знаку. Прежде чем мы с Праном встретились, он дважды был женат. И я уверена, мы бы влюбились друг в друга, даже без «особой» связи душ. Она лишь помощник. Вопрос лишь в том, будет ли человек счастлив, если пойдет наперекор судьбе…       Стар выключает вчерашнюю запись, не дав индианке договорить. Стар уже даже не злится, она просто не понимает — как можно быть счастливым с тем, кого навязали насильно?       Она думает о Марко, о его привычке рисовать и писать гелевыми ручками на руке шпаргалки и нолики с крестиками; думает о том, что их вкусы совпадают так, как не совпадают у нее даже с лучшей подружкой; думает о Томе, об их вялой игре в отношения и злости на себя за то, что угораздило родиться чьей-то собственностью (ну а как иначе называть это?..). А если бы вместо Тома был Марко, вне зависимости от предназначений судьбы... Она была бы с ним счастлива?       — Милая, твоя проблема в том, что ты смотришь лишь на поверхность, тогда как всё куда глубже и тоньше, — как-то сказала Мун, когда по новостям передавали очередную безуспешную попытку ученых разгадать секрет соулмейтов.       Может, Стар хоть раз стоило послушаться мать?.. 8.       Когда наступает ровно месяц с начала их общения, Стар достает из сумки ручку и, вполуха слушая Понихед, пишет:       «Марко, ответь мне всего на один вопрос»       К ее удивлению, ответ приходит быстро:       «Если это вопрос на тему «против ли я того чтобы ты начала здороваться», то с удовольствием (не против)»       Стар печально вздыхает, совсем как ее мать. Улыбается, и спрашивает прямо, что называется, в лоб:       «Я бы понравилась тебе, если бы мы не были связаны этой сверхъестественной фигней?»       Ее рука долго находится в привычном состоянии; ланч кончается, начинаются следующие занятия. Понихед безобидно подшучивает над ее взволнованным видом и исписанной рукой, как всегда, но заботливо спрашивает, как Стар себя чувствует.       — Как на иголках, — и в эту же секунду приходит ответ:       «Ты бы понравилась мне даже с надписью «идиотка» на лбу в виде химических элементов.»       «Мой план провалился, да?»       «С треском», — Понихед довольно улыбается, напоминая Стар о проигранных деньгах.       Та только облегченно вздыхает, обнимая себя за плечи и чувствуя прилив необъяснимой, чужой радости и тепла. На руке проступает неизвестный адрес, дата и старым добрым химически-табличным способом слово «встретимся».       И когда встает выбор, соглашаться на встречу или нет, Стар звонит Понихед и непривычно для самой себя, по-детски наивно интересуется у подруги:       — Как думаешь, что мне надеть?