(Not) Just Friends

      Марко возвращается с прогулки с щенками как раз вовремя: едва перешагнув с оравой тявкающих комочков через портал, он застает вбежавшую в его комнату Стар. Как всегда, открыла дверь с ноги и даже не постучалась.       — Хэй, Стар, — Марко улыбается; щенки бегут к ней, бросаются под ноги и жгут лазерами платье, но Стар игнорирует.       Она молчит, смотрит в пол; у нее чуть дрожат руки и палочка нехорошо мерцает. Марко хмурится.       — Стар, что слу…       Она подходит к нему и, ничего не говоря, вытягивает руки вперед, чтобы рывком обнять, уткнуться в грудь, прижаться близко-близко, от чего Марко непременно краснеет и растерянно соображает, что делать и что вообще произошло.       - Стар?..       А потом все вопросы как-то сразу становятся неважными, собственное смущение — тоже, потому что через минуту Стар начинает рыдать.       Марко ошалело стоит на месте, как вкопанный, но это недолго; он отлично знает, что делать в таких ситуациях: не спрашивать дальше, почему, что и как, а дать ей промочить слезами ткань, до боли сжимать его спину руками, в ответ только неуверенно приобнимая и гладя по волосам.       Стар плачет так, будто у нее кто-то умер; плачет почти беззвучно, но так отчаянно, что Марко становится страшновато. У нее дрожит все тело, и когда Марко начинает чувствовать, как подгибаются ее колени и она медленно начинает оседать на пол, то тянет ее к кровати, шепотом приговаривая какую-то успокаивающую чушь. Щенки непонимающе сгустились рядом, склонив круглые головы и поскуливая, тыкаясь мордочками в ноги Стар.       — Эй, ну все, спокойно, — берет в свои руки ее. Пальцы мокрые, просоленные слезами; он наклоняет голову, заглядывая в лицо Стар, покрасневшее и такое же мокрое, чтобы осторожно взять в руки и его.       — Тихо, успокойся. Я с тобой, Стар, видишь? Я рядом.       Это что-то вроде заклинания, которое всегда безотказно работает: Стар шмыгает носом, часто-часто дышит, дергая плечами, но все-таки поднимает мокрые глаза на него. И вот теперь Марко становится совсем плохо, ведь когда Стар выглядит так — словно в миг уменьшившаяся, слабая и печальная, — неизменно наступила беда.       Поэтому, когда он говорит «я рядом», Стар останавливает плач. Если Марко рядом, значит, не все еще потеряно; если Марко рядом, значит, она сможет собраться, остановить слезы, перевести дыхание и торопливо пробормотать:       — Мне л-лгали…       — Что?       — Мне лгали, — чуть тверже произносит Стар, сминая в руках платье и неосознанно прижимаясь щекой к рукам Марко. Так лучше, проще говорить. — Всю жизнь л-лгали… моя семья… никто…       Бессвязная речь прерывается: плач-предатель рвется из глотки, и просоленные ее слезами пальцы Марко забираются в густые светлые волосы, нежно притягивая Стар к себе и заставляя положить голову ему на плечо. Ему кажется, что не только в Стар сейчас что-то поломалось, раскололось надвое, но и в нем тоже; Марко никогда бы не подумал, что чужие слезы вызовут в нем целый спектр эмоций, от растерянности до злости, что он захочет сделать что угодно, лишь бы ее улыбка вернулась, сердечки засияли, а глаза продолжали источать жизнелюбие и дотошный оптимизм.       Но пока все, что он может — быть рядом.       К счастью, того и достаточно.       Марко прикасается к ее виску губами, совсем легко; Стар ненадолго замирает, шмыгая носом и понемногу успокаиваясь. И вроде так прикасаться к подруге нельзя, особенно к той, у кого есть парень, но Марко понимает — заклинание «я рядом» сработает только в том случае, если его скажет он.       — …никто.       — М? — Марко чуть отодвигается, кладя руки на ее плечи. Красное лицо Стар искажается словно бы в отвращении, но не к Марко, а к чему-то другому, что ему пока неизвестно.       — Марко, я… — раздраженно вытирает нос, судорожно вздыхает, — я была на суде, помнишь, я говорила тебе? Том, что провели над Эклипсой. Она предложила провести испытание кубом «правды или наказания», ну тем, с которым мы играли на моей ночевке, а тут еще мама нашла в архивах подмену Метеоры на Фестивию Магической Комиссией когда-то давно, и…       — Эй-эй, Стар, — Марко сдвигает брови на переносице, не в силах уловить суть обрывочной информации. Он убирает прилипшие к лицу волосы Стар, заправляя прядки ей за уши и стирает очередную слезинку с щеки, не дав ей упасть. — Я не совсем понимаю…       — Марко, моя семья — самозванцы! — выпаливает Стар и делает еще один дрожащий вдох, очевидно, сдерживая плач. — Мисс Хейнос, то есть, Метеора должна была взойти на престол после Эклипсы, но ее забрали, обменяв на крестьянскую девочку. Именно эта фальшивая принцесса мой предок, Марко. Не… не Эклипса.       — Подожди, — начиная догадываться, шепчет Марко, — это значит…       — Да, — обрывает его Стар, невесело усмехаясь. Ее полуулыбка как высеченная из камня, неживая и вымученная, — Я не Баттерфляй. Я не должна владеть волшебной палочкой, моя мать не должна быть королевой Мьюни. И я… — Стар издает невнятный хныкающий звук и хватает его за руку, ту, что переместилась на ее горячую мокрую щеку. — Я уже не принцесса, Марко. Я вообще никто.       Стар прикусывает губу, запрещая себе срываться и плакать и заставляя успокоиться. Марко вздыхает, достает из кармана толстовки платок, затем аккуратно прикасается им к мокрым глазам Стар, стирая соль с ресниц, смахивая ручейки-дорожки с сердечек. Все то время Стар не двигается, только пытается унять дыхание и шмыгает носом, наблюдая за Марко из-под полуприкрытых век.       И ему жаль ее, черт, так сильно жаль, что самому паршиво на душе стало; осознание что твоей семье врали поколениями бьет очень больно, как не понять. Но больше Марко волнует не это, а то, что теперь Стар может закрыться в себе, потерять желание ко всему и сдаться. Он не может позволить этому случиться, а потому снова шепчет волшебную мантру:       — Я рядом, — и, кажется, Стар становится легче дышать.       Она опускает взгляд на влажное пятно на толстовке Марко — ее застывшие слезы. Бездумно проводит по нему пальцами; ластится под руку Марко, ища защиты и спокойствия, как котенок побитый, обманутый, потеряшка в большом мире, который уже сам не знает, кто он такой.       — Так с-старалась…       — Тщщ, не плачь, — промакивает в уголках глаз платком, неловко улыбнувшись, — не порть мои старания, Стар. Продолжай.       — Я так старалась стать лучшей принцессой Мьюни. Бегала туда-сюда, какие-то петиции организовывала, балы эти, договора с соседями… А это все не имело никакого смысла… Марко, — Стар резко вздергивает голову и с детским непониманием в голосе спрашивает его, будто он взрослый и мудрый, как Глоссарик, и сможет все ей объяснить, — неужели я действительно просто нищенка с волшебной палочкой?       И Марко понимает, что ему срочно надо исправить ситуацию, пока не стало поздно. Что ему надо хотя бы попробовать стать для нее новым Глоссариком, — взрослым, который защитит и поможет идти дальше. Подскажет, напомнит, кто она и что имеет смысл на самом деле.       Но а если нет, — быть для нее просто Марко. Другом, сквайром, соседом, возлюбленным... Просто тем, кто нужен ей сейчас. Рядом.       Стар цепляется за его толстовку как за канат, будто над обрывом висит, будто внизу острые страшные камни, а умирать не хочется от слова совсем.       Марко же умело помогает ей держаться, встать на твердую землю, — обнимает ее, утыкаясь носом в мягкую шею, и торопливо шепчет Стар на ухо:       — Эта «просто нищенка с волшебной палочкой» за пару месяцев сделала то, что не смогли сделать ее предки за века.       — М-Марко, не надо…       — Нет, это тебе не надо говорить то, что правдой не является, — она снова вздыхает противно-печально, но кладет свои теплые ладони ему на шею, запускает под капюшон толстовки, и почему-то эта минута кажется Марко интимнее чем даже если бы они сейчас целовались или, того пуще, занимались любовью. Но никакой неловкости нет ни у нее, ни у него; просто так должно быть. «Я рядом», конечно, всегда.       — Нынешние Баттерфляи просто случайные мьюнианцы, переженившиеся со знатью из соседних королевств и возомнившие себя… Черт, все равно что нарядить бездомного в дорогой костюм и надеть корону на голову, — Стар фыркает, шмыгает носом, — Он может и правит хорошо и вообще охренительно крутой, но все равно остается бездомным.       — Значит, теперь все решает происхождение, а не поступки? — спокойно говорит Марко, дыша ей в шею и продолжая гладить по голове.       — Н-нет, просто… Ты не понимаешь, теперь неизвестно, что будет со мной и моей мамой. Когда Метеора найдется…       — Стар, боже мой, — он перемещает руки на ее плечи и вновь отодвигается, глянув в растерянные голубые глаза, — даже если ты не принцесса по прямому наследию, ты все еще остаешься сейчас, в данную минуту, самым подходящим на трон мьюнианцем из всех. Но, что важнее — ты остаешься смелой, чуткой и потрясающей девчонкой из всех принцесс-или-не-принцесс, что были на Мьюни.       — Г-говоришь прямо как в тех… фильмах… на Земле, — Стар коротко смеется, и услышав это, Марко едва подавляет облегченный вздох.       — Да, коряво получилось, — смущенно отвечает он, — но я к тому, что ты не права, называя себя «никем». Во-первых, ты — классный боец. Ты спасла Мьюни от Тоффи, рискуя собой, и столько раз выручала мой зад из заварушек, что не хватит и дня, чтобы перечислить все.       Стар приподнимает уголки губ, оглядывая его лицо немного иначе, чем минуту назад. Так смотрела порой на Земле, давно, а когда взглядов стало не хватать, призналась ему в симпатии и убежала. Марко кажется, что это было во сне, в другой жизни, — так много всего случилось с тех пор.       Но если она все еще дарит ему такие взгляды, то изменилось с тех дней немного. Он хочет надеяться.       — Во-вторых, ты — душа любой компании. Ты возродила Тусовочный танцпол, организовала вечеринку для и монстров, и мьюнианцев, чего еще никогда не было. В-третьих, ты — абсолютно точно самое жизнерадостное существо из всех мне известных и заражаешь своим оптимизмом окружающих.       — Сейчас это немного не так, — вставляет она, усмехнувшись.       — В-четвертых, ты умеешь учиться на своих ошибках, в-пятых — ставишь интересы других выше своих. В-шестых — чересчур смелая, в-седьмых — умная и отзывчивая…       Стар опускает голову; ее щеки краснеют, губы сжимаются в полоску и кожа покрывается мурашками. В эту минуту она удивительно прекрасна, — в самом деле очень простая, не принцесса вовсе, но Марко любит ее сейчас еще сильнее, пусть и думал раньше, что такая фраза глупая и бессмысленная.       — Но самое важное, в-восьмых, — он берет ее за руки, сцепляя те в замок, — что ты — лучший друг, какой только может быть у человека, что ты рядом, и только одно это уже делает тебя… эм-м… Черт.       Стар вдруг прыскает со смеху, видя то, как напрягся Марко, силясь подобрать слова, и вытягивается вперед, чмокая его в щеку и с улыбкой — не вымученной, настоящей — говоря:       — Болван! — Марко смеется, — Такую речь запорол.       — Ну и к черту, — пожимает он плечами и прижимает ее к себе, наслаждаясь теплом ее улыбки и покалывающим щеку ощущением ее губ. — А то еще будешь зазнаваться…       Он замолкает. Подумав, все же решается:       — …принцесса, — и тихо, чтоб слилось с дыханием и Стар не услышала, — моя.