Девять лет назад
На улице было так хорошо, что Сохён вовсе не хотелось вставать с нагретой солнечными лучами лавочки. Она вытянулась поудобнее и ещё раз проглядела конспект по истории искусства. На последней лекции они проходили готику, и пусть все эти мрачные дворцы по-настоящему привлекали Сохён, у неё не было ни сил, ни желания читать про них сейчас. Телефон запиликал, пришло сообщение от Минджи. Она звала Сохён в клуб сегодня вечером и обещала, что там познакомит её со своим новым парнем. «Он милашка, и очень тебе понравится», — уверяла Минджи. Сохён пожала плечами и улыбнулась. Минджи была такой влюбчивой и каждый раз верила, что это навсегда. Глядя на неё Сохён, даже подумывала о том, что и сама была бы не прочь испытать нечто подобное. «В университете ты обязательно встретишь кого-нибудь», — вспомнила она слова Минджи. Потянувшись, Сохён заставила себя встать с уютного места. Нужно было идти на занятие. Тренер Тен терпеть не могла опозданий, да Сохён и сама не собиралась пропускать ни одной минуты в танцклассе. Сейчас они учили традиционный ритуальный танец эпохи Корё, который предстояло исполнить на большом студенческом фестивале, и Сохён ужасно нравились эти изящные, но в то же время динамичные движения. Она поспешила в зал, на ходу отвечая Минджи, что постарается прийти. Тут сзади послышались шаги. Казалось, кто-то догоняет её. «Видно, на пару опаздывают», — отстранённо подумала Сохён. Но тут раздалось звучное: — Простите, — прямо перед Сохён оказался молодой человек. Он слегка улыбнулся ей и протянул тетрадь с лекциями: — Вы оставили, — добавил. — Красивый почерк. Сохён вспыхнула и сдержанно поблагодарила незнакомца. Он показался ей очень красивым, хотя она бы не смогла с точностью сказать, что в его внешности было самым запоминающимся. Может быть, эти волосы до плеч, небрежно распущенные, но явно ухоженные? Или глаза? Сохён никогда не встречала людей, которые бы смотрели на других с такой теплотой и в то же время — с неподдельным любопытством. Они ещё постояли, ничего не говоря, а потом Сохён вспомнила, что до тренировки осталось всего несколько минут и быстро попрощавшись, убежала. Всё занятие у неё горели щёки, и так сложно было сосредоточиться на словах тренера. Сохён ругала себя и не могла поверить, что столько думает о парне, который всего лишь отдал ей тетрадь. «А ещё ему понравился мой почерк», — подумала она и шагнула вперёд, когда все танцовщицы отступили назад. Пришлось приказать себе успокоиться, пообещав расшалившемуся сердцу, что они ещё встретятся. В конце концов, он ведь тоже учится в университете искусств*, возможно, даже в одной с ней школе. Сохён прикусила губу и сделала поворот. Такой вариант ей очень нравился.***
Сохён и предположить не могла, что увидит красивого незнакомца гораздо раньше. Но так и случилось. Он прочувствованно пел о любви со сцены маленького клуба с английским названием, которое Сохён не запомнила. Что-то вроде: Fun или Joy, оригинальностью владельцы заведения не отличались. Правда, Сохён это сейчас совершенно не волновало. Она слушала и едва сдерживала улыбку: не хотелось, чтобы он понял, какое впечатление производит на неё и как сильно ей нравится это выступление. Минджи, как всегда, опаздывала и уже успела написать Сохён несколько СМС с оправданиями и извинениями. Сохён съязвила по поводу пунктуальности подруги и поинтересовалась, через сколько её ждать. «Минут десять, не больше», — ответила Минджи. «Через полчаса будет здесь», — поняла Сохён. А незнакомец всё пел. Голос у него был очень звучный, и каждое слово запоминалось, впечатывалось в память. Спустя две композиции, они с клавишником поменялись местами, и оказалось, что и в игре на синтезаторе он очень хорош. Группка девушек рядом с Сохён разразилась аплодисментами и воплями. Сохён сразу поняла, кому они предназначались. Кажется, он был тут местной звездой. Сохён пыталась понять, насколько ему нравится это визжание, но не смогла прочесть на его лице ничего особенного. Он смотрел на своих фанаток так же тепло, как и на неё, когда отдавал тетрадь, но, на самом деле, был сосредоточен только на песне, на своём инструменте. Это завораживало. Когда ведущий объявил, что сейчас перед собравшимися выступят некие SRD, Сохён вежливо похлопала. Она была немного опечалена тем, что незнакомец больше не будет петь и играть, но ему, конечно, требовался отдых. Музыка SRD оказалась лёгкой и ритмичной. Девушки в зале стали танцевать, и Сохён после недолгих колебаний решила присоединиться к ним. — А под мои песни ты не танцевала, — раздался за спиной низкий голос. Сохён обернулась, дёрнула плечом: — Не хотелось. Сохён видела, что её ответ не очень ему понравился, но это её только позабавило. Девушки смотрели на него с таким восхищением, что Сохён невольно передёрнуло. Пусть он действительно был хорош, парни с раздутым эго всегда смешили её. А его так и хотелось задеть поглубже. — Тебе ведь понравилось то, как я пел. — Да... это было неплохо. — Неплохо? — он не сумел сдержать возмущённый вопль. — Да я видел, как ты на меня смотрела... — Просто хотела сказать, что тебе стоит поработать над звучанием в высоком регистре. Он ничего ей не ответил, но и не ушёл. Помедлив, произнёс решительно: — Давай знакомиться, я Сон Ханыль. А ты? Сохён заколебалась. Он был таким чудесным, точно принц какой-то. Это сбивало с толку. И как же она радовалась, что встретилась с ним так быстро и что он подошёл к ней, разговаривает, выслушивает колкости... Но показывать эту радость не хотелось. И подумав, Сохён решила немного поиграть: — Ким Минсо. А, может, ей просто было страшно? Она и сама не могла с точностью ответить. Никогда она ещё не испытывала такого сильного желания немедленно сбежать. И в то же время никогда раньше её не тянуло к кому-нибудь настолько... тем более, к кому-нибудь, кого она знала всего пару часов. — Ким Минсо, — повторил он и внимательно посмотрел на неё. — Почему мне кажется, что ты врёшь? — Я? — Сохён захлопала глазами. — Да никогда. — Сохён! — Минджи подскочила к ней со спины и тут же заключила в объятья. — Прости, онни, я не хотела опаздывать, — затараторила она. Вдруг Минджи встретилась взглядом с Ханылем и расцвела в счастливой улыбке: — Так вы уже познакомились? — теперь она, нисколько не стесняясь, повисла на Ханыле. — Это про неё я тебе столько рассказывала, а как случилось, что вы заговорили? Минджи переводила взгляд с Сохён на Ханыля и обратно. Сохён чувствовала, что сейчас провалится под землю, поэтому гордо вскинула голову. Правда, в глаза Ханылю она всё-таки пыталась не смотреть. И ещё сердце болезненно сжалось, когда Сохён увидела Минджи, обнимавшую Ханыля. «Какая мне разница», — угрюмо подумала Сохён, пытаясь убедить себя, что не было этих часов, когда она думала только о возможной встрече с ним, и их разговор... «Я забуду о нём», — пообещала себе Сохён и улыбнулась Минджи и Ханылю так, что скулы заболели: — Вы прекрасно смотритесь вместе.***
— И зачем ты представилась другим именем? — спросил Ханыль, когда Минджи через несколько недель вытащила их с Сохён в кино. Вообще-то Сохён не собиралась идти: «Неужели вы на свидании не можете обойтись без меня?» Но Минджи настояла: «Ханылю кажется, что ты его специально избегаешь, что он тебе не понравился... Надо убедить его, что это не так». «Лучше не стоит», — искренне предупредила Сохён. Конечно, Минджи её не послушала. И вот теперь Сохён и Ханыль ждали, пока Минджи купит попкорн, и негромко переговаривались. — Ты это заслужил, оппа, — заметила Сохён и развела руками. Он ничего не ответил, но через несколько секунд спросил, в какой школе она учится («Драма? Танец?»). — Визуальное искусство, занимаюсь теорией, — отозвалась она. — Так это же моя школа, — улыбнулся Ханыль. — Только я на дизайне. «Можно было догадаться», — подумала Сохён и собиралась ответить ему что-то на этот счёт, но тут к ним подошла Минджи. Потом она всё спрашивала у Сохён: «Ну тебе же понравилось проводить с нами время?» И та старалась не выглядеть растерянной или расстроенной, заверяла, что всё было отлично, и обещала себе больше не идти на поводу у Минджи и никогда не встречаться с Ханылем.Наше время
Сохён сидела на кровати, поджав ноги, и перебирала воспоминания, точно сложенные в драгоценную шкатулку. Их было много — вот Минджи притаскивает её на выставку. Среди картин и набросков — работы Ханыля. Он хорошо владеет карандашом, и Сохён искренне любуется пейзажами, простыми зарисовками. Ханыль ловит моменты — студентов, играющих в футбол, кошку, прыгнувшую на газон, профессора, грозно всматривающегося в аудиторию. Сердце Сохён пропускает удар, когда на одной из работ она видит себя. «Мне кажется, это ты, — замечает Минджи. — Но Ханыль утверждает, что нарисовал какую-то Ким Минсо, не знаешь кто это?» И конечно, они сталкиваются на выставке и даже немного говорят о чём-то постороннем и смешном. А вечером он приходит к ней — так и не признался, где раздобыл адрес, — и говорит: «Зачем мы врём друг другу и Минджи? Ты мне очень нравишься, Сохён, с самой первой встречи...» Но Сохён помнит, как Минджи говорила о нём: «Ханыль действительно особенный, и тут всё серьёзно, не как раньше у меня было с... ну ты помнишь». И столько в её словах было тепла, столько нежности. Сохён не может подвести Минджи, это нечестно, и она уворачивается от Ханыля, который тянется к её губам, и повторяет: «Нет. Всё это могло бы быть, но не сейчас, не позже». И на его вопрос — «Когда же?» — решительно отвечает: «Никогда». А потом оказывается, что за час до прихода к Сохён, Ханыль расстался с Минджи. «Он не объяснил в чём причина», — плакала тогда Минджи. Сохён не нашла в себе сил сказать ей правду и на сообщения от Ханыля так и не ответила. Хотя их было много, даже слишком. Сейчас она точно знала: нужно было уступить тогда. Всё равно Минджи через несколько лет неизвестно почему приревновала её к своему жениху, и чтобы отомстить, крупно подставила: сказала, что отредактирует её презентацию, а сама накидала туда порнографических фотографий, сделала отвратные подписи к некоторым слайдам... Сохён пришлось долго извиняться перед преподавателем и врать самым наглым образом, чтобы получить хотя бы «удовлетворительно». С тех пор Сохён всегда сама разбиралась с любыми докладами и презентациями, тщательно просматривала материал перед демонстрацией и, конечно, никогда больше не общалась с Минджи («Не будешь на чужих мужиков заглядываться», — крикнула ей вслед бывшая подруга, а Сохён подумала, что во всём этом есть какая-то дурная ирония). С Ханылем они в тот год периодически пересекались, учёба обязывала, сталкивала их в одних коридорах и аудиториях. Он сначала всё пытался поговорить с ней, но через несколько месяцев сдался. Теперь они обходились пустыми кивками. Сохён встала и достала из шкафа теплое белое одеяло, закуталась в него поплотнее, чтобы спастись от холода. И тут же вспомнила их первый после этого затянувшегося молчания разговор. Когда же это было? Кажется, года через два. Их пригласили на вечеринку общие знакомые. Все много пили, а потом включили караоке. Ханыль, конечно, пел. По-прежнему прекрасно, и Сохён чуть не разревелась, пришлось хлебнуть ещё соджу, чтобы совладать с собой. По крайней мере, тогда ей это показалось отличным вариантом. Она и сама не поняла, как вышло, что её вытащили на середину зала и почему они с Ханылем пели дуэтом. Но все аплодировали, а у неё часто-часто билось сердце. И потом она спряталась ото всех в маленькой кладовой. Там хранились ненужные вещи, и было довольно холодно, но Сохён не собиралась покидать своё убежище. Ханыль нашёл её через полчаса, с собой у него был плед, которым он тут же укрыл её. Они много говорили тогда. Сохён рассказывала ему про Минджи, и её надвигающуюся свадьбу. «Давай о тебе поговорим», — предложил Ханыль, и это сбило её с толку. «Я ужасно скучал», — сказал он. Сохён бы обязательно что-нибудь ответила, но тут Ханыль придвинулся совсем близко и поцеловал её. Хорошо, что Сохён сидела, а то бы непременно упала, ей и так пришлось схватиться за Ханыля. Раньше она никогда не целовалась и даже думала порой, что это немного мерзко — чужой язык, слюни, может, даже запах изо рта. И вот оказалось, она ошиблась. Целоваться было приятно, сначала она всё боялась, что они столкнутся носами или она как-нибудь не так повернётся, но Ханыль гладил её по волосам, успокаивая, и контролировал ситуацию, и был таким нежным... «А теперь рассказывай, что с тобой произошло за это время», — попросил он, отодвигаясь. И она говорила. Возможно, так много, как никогда раньше, и чувствовала, что это правильно, а потом сделала вид, будто не заметила его руку на своём плече. Она уснула тогда в его объятьях, такая счастливая, благодарная, готовая взлететь, если он только будет рядом. За исключением парочки-тройки других воспоминаний, то, что касалось их с Ханылем пробуждения на следующее утро, было одним из худших. Сохён проснулась от крика. Какая-то девушка надрывалась, обзывала Ханыля «гадом», а Сохён — и того хуже. В словесном потоке Сохён вычленила слова «измена», «обрюхатил», «нашёл такую же дуру, как и я». Конечно, Сохён сразу ушла. Слушать объяснения Ханыля не хотелось. Было мерзко, холодно и так горько. Кажется, тогда она впервые одна выпила бутылок пять соджу, а потом долго лежала около унитаза, измученная тошнотой и умирающая от головокружения. Ханыль не стоил таких страданий, и она поклялась, что больше уже точно не попадётся в его сети. Звонки от него она игнорировала, а когда он пришёл с букетом, не открыла дверь. Потом их общие знакомые рассказали Сохён, что девица была одной из фанаток Ханыля. После одного из концертов они переспали, а теперь девушка была беременна, и утверждала, что Ханыль — отец её ребёнка. «И точно гад», — подумала тогда Сохён. И когда через год кто-то упомянул, что ребёнок был вовсе не от Ханыля, для Сохён это ничего не изменило. Но почему-то той же весной она всё-таки пошла на праздник, на который все ждали Ханыля. И хотя они больше не целовались в кладовке, Сохён опять проговорила с ним всю ночь. А потом они стали видеться каждый день, частенько возвращались вместе из университета или гуляли по городу. И, в конце концов, Сохён призналась самой себе, что больше всего на свете хочет повторения того поцелуя и чтобы он предложил ей быть вместе, взял за руку... Но наступил июль, Сохён должна была уехать на стажировку в Японию, а Ханыль всё ещё молчал. Она, может, и решилась бы на что-то, но в последний момент не смогла, подумала: «Так даже лучше. Не судьба, значит». И когда один из иностранных студентов, помогавший приехавшим освоиться на новом месте, любитель классической поэзии Сато Ичиро предложил ей встречаться, Сохён согласилась. Ичиро был хорошим, пусть его и звали — не без основания — занудой, зато рядом с ним не толпились поклонницы. Сохён хорошо его понимала. Может, даже слишком. И, вернувшись, первым делом сказала Ханылю, что у неё теперь есть молодой человек. Тут же пожалела об этом, но он только улыбнулся и потрепал её по щеке как маленькую. Он больше не провожал её до дома, и последний год в университете показался Сохён невыносимым. Родители ждали, что Сохён выйдет замуж за Ичиро: «Не переживай, мы вполне готовы отдать тебя в японскую семью, хотя с бабушкой придётся поговорить отдельно, она их на дух не переносит, сама понимаешь». Сохён разочаровала их. Это, пожалуй, было одним из тех поступков, о которых она никогда не жалела. Как и о том, что через несколько месяцев после решительного «нет», которое Ичиро принял стоически, она всё-таки написала Ханылю. Прошло полтора года с их последнего настоящего разговора, но Сохён не сомневалась в том, что он ответит ей. Так и вышло. Она перевернулась на другой бок и грустно улыбнулась, вспоминая о том, как смеялась, когда узнала, что он встречается с её хорошей знакомой — Ким Мэй. «Признайся, ты делаешь это нарочно», — сказала она, когда они всё-таки увиделись. «Всё дело в её фамилии», — отшутился Ханыль. Кажется, с Мэй он расстался через месяц, но это ничего не изменило. Сохён поверила, что они уже растратили все свои шансы, и больше не думала о совместном будущем. Пусть сердце по-прежнему заходилось, стоило ему появиться рядом, пусть от его случайных прикосновений становилось тепло, возможный роман больше не обсуждался. «Мы хорошие друзья», — говорила всем Сохён и сама почти верила в это. Наверное, тогда-то и стоило сделать что-то. Сказать ему: «Я, наконец, всё для себя решила. Я больше не боюсь, и мне всё равно, сколько вокруг тебя женщин...». Сохён порой задавалась вопросом, что он чувствовал в эти полтора года, когда они так настаивали на своей дружбе? Приходило ли и к нему тягучее отчаяние, ощущение, что всё не так, что они совершают ошибку? Сохён могла гадать, сколько угодно. Спросить напрямую Сохён так и не решилась. И вот теперь она вертелась в постели, призывая сон, думая о Ханыле... Было ещё одно воспоминание самое прекрасное и горькое, то, что Сохён хранила на дне шкатулки. По-хорошему сейчас нужно было достать его, рассмотреть внимательно, понять, что же тогда пошло не так, но у Сохён больше не осталось сил. Она приняла снотворное и через несколько минут всё-таки провалилась в тягучую дрёму.***
Утро началось со звонка от госпожи Ше, чашки кофе и быстрых перестановок в графике дел. Всё это помогло Сохён отвлечься от переживаний. К счастью, Чун не звонил ей. Наверняка, чувствовал, что вчерашний вечер многое изменил. Если раньше Сохён казалось, что Чун — её шанс начать жизнь с чистого листа, теперь она не была уверена в этом. Пусть рядом с ней не будет Ханыля, Чун никогда не подходил ей. «Я забылась, — говорила себе Сохён за час до обеденного перерыва. — Приняла его за кого-то другого... Да и он вряд ли так уж сильно заинтересован во мне, скорее просто увлечён завоеванием». Сохён позвонила господину Ану, спросила, всё ли его устроило, и он поблагодарил её за проделанную работу. Сейчас выставка была открыта для всех желающих. Господин Ан считал это неплохим ходом, Сохён не возражала. Стоило ей положить трубку, как телефон зазвенел. Звонила Хачжин. Сохён чувствовала себя немного виноватой перед ней. Идея пойти на приём с Йонгом явно не пришлась по душе Хачжин, но Сохён тогда показалось, что это прекрасный вариант. Чун говорил как-то, что Йонг совсем загрустил, а Хачжин явно пыталась оправиться после тяжёлого разрыва. «Тоже выискалась сводница», — раздражённо подумала Сохён, вспоминая, что, кажется, Йонг не произвёл на Хачжин особого впечатления, да и сам он весь вечер витал где-то в своих мыслях. Хачжин позвала Сохён пообедать. Та согласилась, надеясь, что подруга ничего не скажет насчёт неудачного вечера и её глупой затеи. Вообще, судя по голосу, Хачжин была очень довольна, но Сохён никак не могла взять в толк, чем именно. Из-за воспоминаний, окруживших её вчера, Сохён сама не заметила, как назначила встречу с Хачжин в кафе, которое они частенько посещали с Ханылем. Собственно она поняла это, только когда приехала на место. «Это ничего не значит, — сказала она себе. — Будто я не имею права обедать там, где хочу. Какая разница кто и с кем ел тут... тем более прошло так много времени». Но удача явно была не на её стороне. Стоило Сохён устроиться за высокой стойкой с чашкой кофе, как дверь кафе открылась, и на пороге появился Ханыль. И, конечно, он заметил Сохён. Надежда на то, что Ханыль обижен на неё и поэтому не захочет разговаривать прямо сейчас, растаяла, когда он решительным шагом подошёл к ней и присел рядом: — Здравствуй. — Здравствуй, — отозвалась она. Сохён не знала, что сказать. Ханыль сверлил её взглядом, и она чувствовала, что снова попадает под его очарование. Этот мужчина был слишком красивым, слишком необычным. Порой ей казалось, что девять лет назад кто-то решил проклясть её и нарочно свёл с ним. — Мы вчера так и не поговорили толком, — заметил он. — Ты подстригся, — произнесла она, разглядывая Ханыля. Его волосы действительно стали короче, хотя длину он срезал ещё лет шесть назад. Сохён помнила, как расстроилась тогда. Но, как оказалось, ему шла любая причёска. — И это всё что тебя волнует? — улыбнулся Ханыль. Это была искренняя, чистая улыбка из тех дней, когда они почти дотянулись до счастья. У Сохён засосало под ложечкой. — Ну если ты не обзавёлся женой-американкой и детьми, то, пожалуй, всё, — попробовала отшутиться она. Он сощурился: — А что если так? Конечно, он издевался над ней. Ханыль не носил кольцо, и вчера с ним никого не было, но Сохён всё равно стало дурно от одной мысли, что он мог жениться на ком-то. — Я бы тебя поздравила, — ответила она и сделала глоток кофе, пытаясь скрыть своё состояние. — Знаешь, я действительно был близок кое с кем. «Тогда почему ты с таким осуждением смотрел на меня вчера? — с горечью подумала Сохён. — Разве мы оба не свободные люди? Ты там с какой-то американкой, а я тут... с Чуном». Видно, она всё-таки не смогла справиться с собой. Ханыль хмыкнул: — Да мы много времени проводили вместе, гуляли по ночному Нью-Йорку и даже съездили вместе в несколько штатов. Нам было очень весело втроём. — Втроём? — тупо переспросила Сохён, чувствуя, что сходит с ума. «Неужели действительно ребёнок? Или он совсем проникся духом свободы, и...», — ей пришлось остановиться и заставить себя не думать об этом варианте. — Втроём, — подтвердил невозмутимый Ханыль, его губы растянулись в довольной улыбке. — Я, она и её жена. — Жена? Её жена? Ханыль кивнул: — Ага. Роза — моя начальница и её чудная жена Джудит. Мои лучшие друзья в Нью-Йорке. Сохён чуть не задохнулась от ярости. Как он мог так издеваться над ней? «Вчера он видел тебя с Чуном», — напомнила она себе, но, глядя на довольное лицо Ханыля, всё равно готова была убить его за жестокую шутку. Тут он перестал улыбаться, пододвинулся к Сохён и аккуратно взял её руку в свою: — Так, значит, тебя это задевает? Ты бы не хотела, чтобы у меня в Нью-Йорке была какая-нибудь интрижка, верно? Сохён посмотрела ему в глаза. Врать она не хотела. Да и слишком хорошо он её знал. — Да, — призналась она. — Тогда, — он погладил её пальцы. — Ты всё понимаешь. Сохён склонила голову и повторила: — Да. Возможно, стоило попросить прощения, но они действительно ничего не обещали друг другу, и он ведь уехал, не писал ей два года. Откуда она могла знать, что он вернётся, что не забыл её... Сохён стало жарко, она чувствовала, что краснеет под его взглядом, как девчонка-студентка, и злилась из-за этого. Но тут Ханыль выпустил её руку и отодвинулся. Она думала, что он уйдёт сейчас. Наверное, так он и хотел сделать, но потом обернулся: — Мне только одно интересно, почему именно Чун? Сохён показалось, что её ударили. Что она могла сказать? «Потому что он так красиво ухаживал за мной, а я устала от бесплодных ожиданий, от тоски, от нашей вечной неопределённости и страхов. Потому что я не любила его и в глубине души знала, что не полюблю, а значит, моё сердце бы не пострадало, и я могла бы быть с ним и жить как все, не мечтая о чём-то невозможном». Сохён передёрнула плечами, посмотрела Ханылю прямо в глаза: — То есть, если бы я встречалась с Чимином, ты бы пожелал нам счастья? Теперь больно стало Ханылю. Она видела, как исказилось его лицо. И отчаянно захотелось обнять его, прошептать: «Ведь мы уже не дети, мы не должны больше отказываться друг от друга из-за того, что по-настоящему не имеет никакого значения». Но она, конечно, не сделала этого и позволила ему уйти. Сохён уставилась в кружку с кофе, чтобы не провожать его взглядом. Может быть, это был их последний откровенный разговор. Может быть, они и не увидятся больше толком. Услышав шаги, Сохён встрепенулась, повернула голову и мягко улыбнулась счастливой, окрылённой чем-то Хачжин.