***
Стоя под душем, Хачжин пыталась осмыслить приснившееся. За последние две недели они виделись с Чимином раз десять: в основном просто гуляли, порой обедали или ужинали вместе. «Это твой парень?», — спрашивали её впечатлённые напарницы. Хачжин отвечала им улыбкой. Они с Чимином ничего не обещали друг другу, но она чувствовала, что он влюбляется в неё — это было так очевидно и прекрасно. Но главное — порой ей казалось, что и её чувство к Со-Чимину изменяется, обновляется, становится иным. В этом сложно было разобраться, и Хачжин старалась не забивать себе голову, но сейчас… Сон поразил её, потому что до этого Хачжин, пусть и гуляла с Чимином днём, ночью всегда возвращалась в прошлое — к Со, а сегодня всё было почти так, но в то же время по-другому. Хачжин вышла из ванной и сделала несколько упражнений для восстановления дыхания, чтобы успокоиться. Тут телефон снова напомнил о себе коротким сигналом. «Точно, это ведь он разбудил меня», — вспомнила Хачжин. Она взяла смартфон и, увидев имя отправителя сообщений, улыбнулась. Это был Чимин. «Гранатовый глинтвейн действительно вкусный», — писал он, напоминая ей об их недавнем разговоре. Тогда Хачжин сказала, что этот напиток прекрасен, а Чимин отчаянно с ней спорил. — Конечно, я была права, — похвалила себя Хачжин, переходя ко второму СМС. «Неужели ещё спишь?», — спрашивал Чимин. «Не сплю, — ответила она. — Собираюсь на работу. А насчёт глинтвейна… я ведь говорила, что вам стоит чаще ко мне прислушиваться». «Почему ты снова обращаешься ко мне формально?», — спросил Чимин буквально через несколько секунд. Хачжин хлопнула себя по лбу. Они только два дня назад перешли на неформальное общение — Чимин настаивал, — и Хачжин никак не могла к этому привыкнуть. Вообще в том, чтобы говорить Со «ты» было нечто странное, царапающее. Там, в Корё, она обращалась к нему так всего пару раз в самые интимные моменты, да и по имени его звала крайне редко, ведь он был, пусть и любимым, но принцем, а потом императором. «Но здесь он не правитель», — напомнила она сама себе и написала: «Всё из-за того, что я недавно проснулась». «Запишу это в список твоих странностей», — откликнулся Чимин. Хачжин не возражала. Она хвалила себя за то, что за две прошедшие недели всего три или четыре раза попыталась назвать Чимина «вашим высочеством». В этом обращении было что-то особенно дорогое для неё, поэтому Хачжин долго боролась с собой, прежде чем окончательно с ним проститься. «Всё иначе в этом мире, — подумала она, заваривая кофе. — Кроме моих чувств. И, кажется, его». Эта мысль согревала куда лучше крепкого напитка из зерён, которые они на днях купили с Чимином. «Пить кофе — это искусство, ты не знала?» Она тогда покачала головой. Ей хотелось ответить: «Не знала, потому что раньше ты мне об этом не говорил. Но, кажется, мы оба кое-чему научились. Не правда ли это замечательно?» Чимин сказал ей в тот раз, что она снова ушла в себя. «Не переживай, я ушла к тебе. Я вернулась», — могла бы ответить она, но не стала торопить события.***
Днём они созвонились с Сохён и решили, что им просто необходимо встретиться. Сохён пригласила Хачжин к себе, и после семи вечера та отправилась к подруге. Они давно не виделись, и Хачжин не стала скрывать свою радость. Сохён была так чудесна, так мила. Ей очень шло простое голубое платье, в котором она ходила дома, а заколка в волосах подруги показалась Хачжин очаровательной. Сохён счастливо улыбнулась и стала ещё краше: — Это Ханыль подарил. Хачжин не задавала вопросов, но уже через полчаса знала всё — и прошлое, и настоящее. Сохён хотелось поделиться с ней, и Хачжин, слишком хорошо помня о былом, принимала каждое её признание как особый подарок. Они приготовили рамён. Сохён разложила часть по тарелкам и поставила их на стол. Над ним висела картина, на которой была изображена рассекающая небо башня. — Ханыль принёс, — объяснила Сохён, принимаясь за еду. Потом добавила, рассмеявшись. — Наверное, это всё выглядит, — она поводила палочками в воздухе, подыскивая верное слово. — По-детски. Я уже не кажусь тебе серьёзной онни, да? Хачжин хмыкнула. «Не то, чтобы когда-то казалась», — подумала она, но сказала другое: — Главное — ты счастлива. Сохён внимательно посмотрела на неё: — Да. Всё это помогает мне справиться с очередным заданием госпожи Ше. И она рассказала о новом проекте своей начальницы — выставке шоколада. — Такая банальность, — вздохнула Сохён. — Ещё бы какой заграничный привезли, так нет — всё то же, что на прилавках, но только, — она, по-видимому, передразнила госпожу Ше.– причудливых форм. Каких таких «причудливых»? Мы так и не выяснили. Заказчик пожелал пропиариться,устроив выставку, вот мы и стараемся. Ох, Хачжин, почему всё так? Хачжин развела руками. Вся её работа была построена на том, чтобы продать клиенту то или иное косметическое средство, сделать так, чтобы зашедшему в магазин человеку действительно понравилось там. И если подумать, весь мир походил на огромную лавку, где все бесконечно что-то продавали друг другу — на этом и держалась жизнь. Так было и в двадцать первом веке, и в десятом. Она сказала об этом Сохён, и та кивнула. Стук в дверь прервал их разговор. — Это Ханыль, — Сохён смущённо посмотрела на Хачжин. — Ты ведь не против? Он, кстати, хорошо о тебе отзывался. Хачжин рассмеялась: — Ну раз так, то я точно не против. И потом полвечера наблюдала за тем, как они сияли от счастья, подзадоривая друг друга, о чём-то споря и без конца улыбаясь. Они боялись задеть её своей любовью, пытались скрыть её, но ничего не выходило, да Хачжин и не хотела, чтобы они из-за неё теряли хотя бы мгновение. Ей было комфортно с ними — её друзьями, — и с каждой секундой она всё меньше придавала значения тому, как их зовут: Бэк А и У Хи, Сон Ханыль и Квон Сохён… возможно, когда-нибудь она встретит их вновь уже под другими именами, главное — чтобы эти двое были вместе вопреки всему миру и даже самим себе. Сохён ушла в комнату, чтобы принести альбом с фотографиями 20-х годов XX века: недавно она купила его у одного коллекционера. Хачжин осталась наедине с Ханылем и совершенно не удивилась, когда он спросил её: — А можно я побуду бестактным? — уточнил тут же. — Всего один раз. И если что, это всё американцы. — Ага, — кивнула Хачжин. — Мне кажется, кому-то нужно встретиться с Розой и Джудит, чтобы рассказать этим двум, как ты всюду прикрываешься ими и говоришь, что тебя развратили. Они посмеялись, а потом Ханыль всё-таки задал тот самый вопрос: — Вы с Чимином ведь ещё виделись? — Да, — она не стала углубляться в подробности. Их с Со история никогда никого не касалась. Так же, как чувство Бэк А и У Хи принадлежало только им, пусть Сохён и была откровенна с ней сегодня. Ханыль, конечно, всё понял. Он ответил: — Я не из праздного любопытство спрашиваю. Просто волнуюсь за хёна. Он… порой делает не то, чего хочет на самом деле. Хачжин наклонила голову, чтобы Ханыль ничего не мог прочитать по её глазам. Она бы могла много рассказать об этом. Со столько раз поступал так, как велел долг, забывая о себе и невольно принося в жертву её сердце. И, видно, перерождение ничего не изменило. Хорошо хоть ставки теперь не так высоки. Именно это и вселяло в Хачжин надежду. — Не беспокойся, — попросила Хачжин Ханыля. Он пристально посмотрел на неё: — Знаешь, порой мне кажется, что я уже видел тебя раньше. Какое-то странное, неуловимое чувство… Хачжин вздрогнула, но решила отшутиться: — Прекращай это, а то Сохён ещё подумает что-нибудь не то. Её подруга как раз появилась на пороге, неся в руках объёмный альбом. — Что такое? — поинтересовалась Сохён. — Хотим поскорее посмотреть фотографии, — заверила её Хачжин и потянулась за объёмной чёрной книгой. Некоторое время они в тишине перелистывали страницы, любуясь прекрасными людьми, жившими в совсем другом мире. — Это же из Нового Орлеана? — уточнила Хачжин, рассматривая чёрно-белый снимок, на котором коротко стриженая брюнетка выдыхала сизые клубы дыма. — Да-да, — ответил Ханыль вместо Сохён, за что тут же получил лёгкий щелчок по носу. — Она меня бьёт, — пожаловался Ханыль. — Обратись к полицейским, — посоветовала Хачжин. У неё было хорошее настроение, она рассматривала фотографии, слушала своих друзей и порой поглядывала на экран телефона: Чимин с самого утра не писал и не звонил ей. Только это её и беспокоило, но почему-то не так сильно, как можно было ожидать. «Ради меня он попробовал гранатовый глинтвейн, который до этого считал гадостью… после такого поступка нельзя сомневаться в чувствах мужчины», — подбадривала себя Хачжин.***
Она вышла от Сохён, когда часы уже отбили полночь. Сказав друзьям, что вызвала такси, Хачжин пошла по улицам пешком. Ей хотелось прогуляться. Пусть Сеул никогда по-настоящему не засыпал, всё же сейчас он готовился ко сну, и Хачжин нравилось это состояние её родного города. Невольно она выбрала улицу, которая пересекалась с той, на которой располагалась ON. Так странно — этот медиахолдинг долгие годы был рядом, врывался в её жизнь потоком новостей, но никогда ничего не значил, и вот оказалось, что именно там работает Со, что именно этой компании он отдаёт свои силы и умения. Недавно Хачжин поймала себя на том, что стала чаще заходить на новостной портал, которым он руководил, больше внимания уделять последним известиям. Она точно старалась исправить былые ошибки: тогда, в Корё, Хачжин по-настоящему не вникала в дела Со, теперь ей хотелось знать даже самые мелкие детали. Хачжин шла мимо светящихся вывесок и вспоминала о нём — но разве она забывала хоть на секунду с того момента на выставке? — возможно, поэтому совсем не удивилась, услышав за спиной: — И зачем ты бродишь одна по тёмным улицам? — Разве нельзя? — откликнулась она, поворачиваясь. Чимин прищурился: — Что если тебя подстережёт… — Волк? — подсказала она и улыбнулась. Порой Хачжин казалось, что он всё помнит, просто притворяется. — Волк, — повторил за ней Чимин и добавил. — Я подвезу тебя. Конечно, он не стал дожидаться её согласия. На самом деле, Хачжин удивляло только то, что он до сих пор ни разу не схватил её за руку и не потащил за собой туда, куда ему было угодно направиться. «Это всё влияние Америки», — решила Хачжин и, вспомнив вечные лукавые оправдания Ханыля, улыбнулась. Чимин открыл перед ней дверцу машины — он ездил на чёрном «Фольксвагене», — и, садясь за руль, велел пристегнуться. Хачжин с удовольствием выполнила указания, пытаясь решить, что же ему идёт больше — ездить на лошади или водить иномарку. Определиться было сложно. По дороге до своего дома Хачжин рассказывала Чимину о прошедшем вечере. Уже выходя из машины, она добавила: — Так забавно Ханыль признался сегодня, что ему кажется, будто он где-то меня видел. Хачжин не знала, какой реакции ожидала, но Чимин вовсе ничего не сказал. Он выбрался из автомобиля вслед за ней и довёл Хачжин до двери дома. Когда она попрощалась с ним, взял её за руку, останавливая: — Порой мне кажется, что ты хранишь какую-то великую тайну, а порой, — Чимин наклонился ближе, и теперь Хачжин чувствовала его дыхание. — Что ты просто выдумщица. Хачжин сделала вид, что её очень интересуют собственные руки. Сердце выпрыгивало из груди, потому что Чимин был слишком близко, да и его жесты, движения будили слишком много воспоминаний. — Но какой бы загадочной ты ни была, тебе нельзя гулять одной по ночным улицам, — он отчеканил тоном, не терпящим возражений. — Никогда так больше не делай. И отдаваясь захватившему её чувству, Хачжин прошептала: — Хорошо. Она легко коснулась лица Чимина — так, как хотела с первой их встречи в этом мире. И, заметив, что его глаза округлились от удивления, слегка улыбнулась. Хачжин исчезла за дверью, пожелав ему напоследок спокойной ночи и отлично зная, что сама ещё долго не сможет заснуть. Как всё-таки коварны серые волки: вечно тревожат красных шапочек. — Надо спросить, любит ли он эту историю, — сказала Хачжин пустой комнате и счастливо улыбнулась. Она слышала сегодня, в тот момент, — его сердце билось так же бешено, как и её.