Не хочу знать

Посвящается моему крестному отцу. Девочка всегда будет дожидаться вашей встречи.

В последний раз я видела её именно такой, какой и запомнила — маленькой мечтательницей со своими проблемами и в белом платье, украшенном белыми бусинками; каждую минуту поправляющую венок из белых цветов, вплетенных в волосы и что-то лепечущую в кругу друзьям. На дворе погожий майский день, вся природа, как после окроплённого священником дождя, сияет и цветет с невероятной силой и рвением. Если присмотреться, то каждая травинка старается обогнать остальных и выпрямится, став самой высокой; каждый бутон распускается, как можно шире, чтобы увидеть, как можно больше, а каждый ребёнок искренне и беззаботно мечтает поскорее вырасти и попасть в загадочный мир только для просвещённых, мир Взрослых. В тёплом воздухе в невидимом, но бескрайнем океане запахов плещутся птицы, бабочки и прочие. Даже колокола костёла, на поляне перед которым мы все и расположились, звонят как-то лениво, словно неохотно отрывая нас от разомлевших бесед. С тех пор прошло восемь лет и сегодня колокола звонят уже иначе: холодно, гулко, отстраненно. Им привычна эта мелодия, этот похоронный марш. Впрочем, от этого данная композиция вовсе не станет им когда-либо по душе… Оглядываясь мысленно назад, мне кажется, что все эти годы пролетали ужасно долго, а улетели слишком быстро. Неуловимо, как солнечный свет, прошедший сквозь пальцы. Правда, некоторые уж чересчур спешили и со свистом оставляли на коже кровоточащий след, как от хлыста. Метка, отпечаток, память о том, что нельзя забывать. Впрочем, одного я понять никак не могу: это время так скоротечно, или я живу слишком медленно? Посматривая по сторонам, неуверенно присаживаясь за стол и принимая бокал с бардового цвета жидкостью в нём, я всё больше усилий прикладываю, чтобы не потерять нить происходящего, но и не скатиться в тот час же в яму неразрешенной загадки. Вскоре, когда за столом собрались все гости, начали озвучивать тосты. Незаметно кривясь в начале каждой речи, под конец её с удовольствием потягиваю вино. Пожалуй, только из-за пафосных монологов мне следует избегать подобных собраний. Обычно в такие минуты говорят больше лжи, чем было сказано покойнику при жизни. Хотя про конкретно данный случай нельзя что-либо утверждать, ведь я её, похоже, совсем не знала… Что не странно, учитывая дату нашей последней встречи. К моему счастью вскоре тосты стали звучать реже, а тихие разговоры в пол голоса зашелестели, подобно падающей в ручей листве, затем уносимой быстрым потоком. — А ты слышала, что её нашли с открытыми глазами? — Да и ещё она улыбалась. — Вот как! А ведь у неё была красивая улыбка… — Да, а глаза-то как загорались, когда она о чем-то вдохновленно рассказывала! — Верно-верно, в них отражалась вся её любопытная и открытая миру душа… Слушать подобное было столь же неприятно, как подглядывать в замочную скважину или читать последнюю главу, не узнав начала и не дойдя до середины книги. Ощущение, словно подглядываешь в чужую жизнь, где для тебя нет места. В общем и целом, принцип похож на игру «Стулья», где с каждым раундом убирается одно кресло. Однако это не единственная причина, по которой рука почти самовольно подхватывает бокал с вином, которое в следующее мгновение горькой лавой сливается в горло. Так же имело место сожаление и, в какой-то мере, отвращение по отношению к себе. Вот уже на протяжении последней пары лет у меня довольно часто возникала идея встретиться с нею. Прошло много времени и то, что было некогда нашими «отношениями», давно поросло травой и всё же я лелеяла надежду на лучшее, каждый раз обещая себе вскоре позвонить. Теперь в этом больше нет никакого смысла. Грустно признавать, но я даже не могу вспомнить, какими были её глаза в тот день. Как она улыбалась? О чем говорила? Прежде эти детали казались такими неважными, такими малозначительными, что я хранила в памяти лишь общие черты её образа. В конце концов, она уже давно перестала быть той маленькой девочкой в белом платьице и с венком в волосах. Я представляла, что однажды встречусь с ней вновь, повзрослевшей, избавившейся от налета безмятежности, от румянца беззаботности. В мечтах новая девушка заменяла собой потускневший, выцветший, да и попросту стершийся портрет ребёнка на что-то более современное, более приближенное к реальности. Но «реальность» оказалась во много раз ужаснее, чем я могла себе представить. Пожалуй, даже её мрачный образ наркоманки с сигаретой в руках, без образования и со знакомствами среди полицейских, вызывал у меня более положительные чувства. Такую её можно было ещё спасти. Да, её жизнь скатилась к самому подножью, от неё прежней не осталось ни горсти белого бисера, но она не безнадежна. Она ещё жива, а это главный, ключевой фактор. В настоящем мире таким козырем она больше не обладала. Её мертвенно бледное лицо, ненатуральный макияж, опущенные и вовсе не дрожащие веки пугали меня. Бросая на неё украдкой взгляд, я не могла, я отказывалась верить, что эта неживая кукла когда-то, долгих восемь лет назад была такой веселой девочкой с яркими глазами. На самом деле ли у неё был тот искристый взгляд, которым она поглядывает на меня со своего портрета; принадлежала ли ей эта легкая улыбка, словно нарисованная если не самим Леонардо Да Винчи, то непременно его учеником? Я не знаю. Я не помню. Говорят, что да. А в действительности? Единственное, в чем я не сомневаюсь — она точно успела пожить. В нашу последнюю встречу уходя по своим делам она не обернулась. Ни разу не взглянула из-за плеча, полностью поглощенная своими делами. Она как всегда, по словам её родителей, спешила всё успеть, всюду побывать. И если куда-то её не пускали обстоятельства, то над безграничностью её воображения ничто в целой вселенной не было властно. Вероятно, за эти годы она увидела и узнала гораздо больше, чем я. — Прошу минуту внимания, — не думая, а поддавшись порыву нахлынувших чувств, я стучу столовым ножом по бокалу, отчего на багровой поверхности появляются кольца. — Я, может быть, не знала её так же хорошо, как присутствующие здесь, однако, у меня тоже есть о неё несколько хороших слов. Во-первых, за свою недолгую жизнь она сумела каждого из нас одарить частичкой своей светлой радости. Каждая её улыбка, каждый её взгляд, обращенный в любом направлении служил для нас путеводной звездой. Она что-то видела в этом мире и давала нам возможности разделить с ней впечатления от этих чудес. Но никакое светило не способно противостоять тучам. Так и она скрылась от наших глаз, оставив в наших сердцах свой свет. Я хочу предложить тост за то, чтобы мы никогда не забывали про её подарок и дарили такой же другим! — под одобряющие аплодисменты мы все дружно сделали несколько глотков. Увлажнив пересохшее горло, у меня поднялось настроение, и я продолжила. — А во-вторых, я хочу сказать, что лично мне она преподнесла важнейший опыт. Всем известна истина, что однажды мы все присоединимся к ней, когда-нибудь наши дни истекут. Но, как говорил Воланд: «Мало беды, что человек смертен. Важнее, что он порой внезапно смертен», да простит меня Михаил Булгаков за погрешности цитирования. Важно не это, а урок, который она оставила всем нам: Спешите жить! Спешите каждый день, каждую минуту, каждую секунду, потому что она может оказаться последней. Спешите проживать даже самый безнадежный день так, чтобы не жалеть об утраченном времени. Это, конечно, мое мнение, но я верю, что вы со мной согласны. «Спешите жить», — бесценнейшее, чему учит сегодняшняя трагедия. Быстро договорив последние слова, иногда буквально выплевывая звуки, делаю глубокий вдох и просто божественный выдох. Чувства чувствами, разговоры разговорами, а дышать забывать не нужно. Перевожу молчаливый взгляд на присутствующих и только тогда раздаются первые неуверенные хлопки. Вторая половина моей спонтанной речи не вызвала столь же бурных оваций, как первая, но это и не важно. Пусть не взрослой девушке, но своими словами я отдала честь, я высказала благодарность, я поделилась своими чувствами к той, кого знала далекие восемь лет назад. Маленькой девочке в белом платье о чем-то болтающей с друзьями на самом пороге костёла, чьи колокола лениво созывали на службу всех живущих в округе прихожан в тот тёплый весенний день.