Хосок скажет, что в этой семье никому не было до него дела. Иначе зачем бы ему бояться подойти к маме и сказать, что отчим почему-то наряжает его в красивые девичьи платья, которые позже прячет в дальнем углу шкафа, и садит себе на колени. Но ведь если мама за четвертым бокалом дорого французского шампанского говорит, что папа любит Хосоки, то эти странные прикосновения абсолютно нормальны?
Кто-то скажет, что Хосок самый веселый и жизнерадостный человек, который может встретиться вам в жизни. Ни одна студенческая вечеринка не проходила без него, дружить с ним или просто оказаться в одной компании - то же самое, что вытянуть билет в парк аттракционов. Потому что Хосок безбашенный, Хосок творит клевую фигню, мастерски превращает толпу в ликующее безумное месиво. Даже то, что он частенько появляется на общажных пати одетым как девушка, вызывало не отвращение, а восторг, потому что Хосоль уверенностью и красотой даст фору любой девчонке.Хосок скажет, что на двух дорожках кокаина или паленой бадяге, что варил Намджун с третьего этажа, он и не такое мог. И хорошо, что рваных колготок, случившихся после того, как его едва не увезли в багажнике, и последующих жгучих шлепков по лицу от Юнги хватило, чтобы постепенно бросить такие вечеринки.
Кто-то скажет, что Хосок - очень везучий человек. Сейчас у него куча связей, знакомых, а в прошлом двое пусть не самых удачных, но мирно закончившихся отношений.Хосок скажет, что и те и другие отношения кончились, когда стало понятно, что женская одежда в шкафу это не просто забавный кинк - неотрывная часть него. И знакомых у него действительно много, но доверяет он лишь Юнги.
Кто-то скажет, что Хосоку только завидовать - он живет свою жизнь как сам того хочет. Хосок скажет, что жизнь свою ненавидит. __________ В тот день он ненавидел ее особенно сильно, потому что стандартный набор постоянного клиента психологической помощи дошел до финальной сборки: недосып, кошмары, не вылезающий из комнаты Юнги, страдающий по своему мальчишке, рабочая смена через два часа, а трясущимися руками относительно ровные стрелки подвелись только раза с шестого... Кажется, что вот сегодня ему не хватит сил на самоконтроль, и где-то в метро по пути на работу он случайно сделает лишний шаг по платформе и самое жуткое - он вообще ничего не испытывает по этому поводу. Просто красит глаза, поправляет завитые прядки, цепляющие ворс кремового свитера, мысленно меряет в голове шагами ширину платформы. Таким его находит Тэхён, когда на самом деле хочет найти Юнджи. И Хосок не знает, какого черта впускает в квартиру пышущего жизнью, яркого мальчишку - его личной внутренней пустоте от этого больно, потому что чужое живое избивает ее рикошетом, словно шарик для пинг-понга - и какого черта дает взять свои руки большим, горячим ладоням. И, главное, почему застывает так глупо, когда слышит "ты красивый, хён". Почему не успевает себя одернуть и поддается, греется и паразитирует жадностью на глупой, детской, не ему предназначенной искренности, просто потому что никогда не слышал о том, что он красивый. К нему давно никто не прикасался с такой нежностью, просто как есть. Ему нельзя этим пользоваться и позволить себе прилипнуть мерзким слизнем, падким до человеческого тепла, тоже нельзя. И он этого не делает. Но Тэхён просит помочь помирить Юнги с Чимином, и Хосок заверяет себя, что согласился только на этот раз, ради счастья лучшего друга. Только ради этого. А не потому что у Тэхёна огромные сияющие глаза за стеклами больших очков, и смотрит он не так, будто бы перед ним переодетый мужчина, трансвестит, фрик, любой из ярлыков - просто смотрит. Ну правда, Хосок впрягается именно по одной элементарной причине и по ней же впервые за долгое время так жестко противостоит Юнги, убеждая того вытащить рога из земли. Тэхёну пишет, что вроде бы получилось, решая не говорить, как едва головы не лишился в процессе воспитательной беседы, просит сообщить, как разрешится ситуация... И он сообщает. Лично. Хосок открывает дверь, щуря заспанные глаза от солнца - а, нет, это не солнце, это Тэхён улыбается. Хосок трет лицо, по пути подхватывает сползающие с бедер старые пижамные штаны. Тэхён все еще на месте, все еще улыбается и смотрит на него с непрошибаемой радостью в глазах. - Ты что тут делаешь? Сегодня не его рабочая смена, поэтому он стоит перед младшим как есть, мятый и лохматый, и тихонько предполагает: Тэхён, наверное, вообще не отразил, что вчера перед ним маячил одетый как девушка мужик, потому что пялится мелкий с таким вселенским принятием, словно не видит ничего необычного. - Ты просил сообщить, как все разрешится, - слегка удивленно отвечает тот. - Сообщить. - Хосок все еще не совсем вежливо виснет на косяке двери. Пил он вчера? Принимал что-нибудь? Какого черта здесь делает школьник? - Позвонить, написать, передать телепатически... - А я пришел, - невозмутимо выдает Тэ. - И я голодный. У тебя есть что-нибудь пожевать? "Нет" щиплет на кончике языка, но мозг Хосока настолько охреневает, что, кажется, из чувства самосохранения сигнализирует отступить обратно в квартиру, а Тэхён воспринимает это как приглашение. Тэхён вообще воспринимает всё совсем иначе, раз скидывает кроссовки в коридоре и ждет, пока его-новый-лучший-друг (или как называется человек, который помог его самому-самому-лучшему-другу?), подобрав челюсть, проводит на кухню. И хорошо бы, случись это один раз. Но когда Ким приходит на второй день, а потом на третий, пятый и седьмой, Хосок окончательно перестает понимать, что происходит. Нервным износом его натягивает, словно тетиву у рогатки, и он пытается отдалить тот момент, когда выстрелит так, что мальчишке вместе с мозгами вынесет самооценку, любовь к людям, жизнерадостность и все, по чему он успеет проехаться во время срыва. Потому что Тэхён, чтоб его, приходит каждый день в одно и то же время, ест, что дадут, не просит, если не дают - хотя такое происходит лишь однажды, когда Хосок внезапно осознает, что начинает готовить к его приходу, и устраивает день голодовки из принципа - болтает без умолку, вывалив все, что только могло скопиться в его биографии за девятнадцать лет. А Хосок, который приходит с работы, когда остальные на нее уходят, спит несколько часов, потому что за ночь выматывается как офисному планктону и не снилось, а потом встречает Тэхёна, весь путь до дверей обещая себе, что вот сегодня точно выставит его вон. Но вместо этого открывает дверь, проводит до кухни, сидит с пацаном до прихода Юнги, чтобы потом снова собраться на работу, отпахать смену, не выспаться, приготовить еду, открыть дверь... Хосок слушает про каких-то Чонгука, Минхо-сонсеннима, Богома с параллели, узнавая о них больше, чем может человек с ними не знакомый; про музыкальный кружок, компьютерные игры, про всю эту нереальную веселую жизнь - и вдвойне не понимает, что этому ребенку надо от поломанного идиота, живущего с другим таким же поломанным идиотом. Он злится, недоумевает и завидует самую малость, потому что у Тэхёна классная жизнь и он делает ее таковой для других, но Хосоку, даже если бы и хотелось быть ее частью самую малость, просто чтобы почувствовать себя живым, нельзя даже думать об этом. - И Чимин такой: "Я тоже хочу туда сходить!", а ему говорю, что у него теперь есть Юнги-хён, и я вообще изначально хотел с тобой пойти. Хосок, кажется, прослушал что-то важное. - Чего? - Ну, это, - Тэхён набирает полный рот еды и оживленно, хоть и не совсем понятно, объясняет: - в зоопарке жирафы разродились, хочу на жирафиков посмотреть, и чтобы ты со мной пошел, хён, это же жирафики, я вот как-то по телеку видел, они такие!.. - Эй, Тэ, Тэ, успокойся, - тихонько осаживает Хосок, когда мелкий на волне энтузиазма начинает терять еду, и тянется, чтобы стереть соус с подбородка, - подавишься же, господи... - А я думал, что ты сейчас оближешь палец. - Тэхён улыбается с набитым ртом, отчего раздувшиеся щеки делают его похожим на хомячка. Хосок только вздыхает привычное "да, да...", которое говорит всегда, когда младшего уносит куда-то не туда (однажды он настолько увлекся рассказом, что забыл сделать паузы для подышать; у Чона тогда все мануалы по обращению с эпилептиками перед глазами пролетели), вытирает палец об салфетку и застывает. Сонный мозг запоздало прокручивает услышанную фразу еще раз. - Зачем мне его облизывать? - осторожно спрашивает Хосок. - Ну как в дорамах же, - говорит Тэ и, невозмутимо пожав плечами, продолжает опустошать тарелку со скоростью не кормленного сутки щенка. Хосок вздыхает. - Слушай, Тэтэ, - мелкий на новую кличку поднимает голову и улыбается так ярко, что не видно глаз. Хосок одергивает себя, потому что это просто школьник, который просто улыбается, ну и что, что от него взгляд отвести невозможно. - Я не люблю все вот эти игры и недомолвки, так что давай начистоту. Тебе что от меня надо? Ким замирает с палочками во рту и удивленно хлопает ресницами. Потом все-таки дожевывает, задумчиво подняв глаза к потолку, и какое-то время молчит. Молчание это намекает Хосоку, что вот сейчас он услышит что-то такое, чего хватит для того, чтобы уже наконец выставить мальчишку и закончить это непонятное общение. Но он никак не ожидает удивленного: - А мне должно быть что-то нужно? - Всем друг от друга что-то нужно. - Хосок встает, чтобы забрать тарелку и забросить ее в раковину. И заодно спрятаться от внимательного взгляда хотя бы на несколько секунд. - Мне ничего от тебя не нужно, хён. - Теплый, низкий голос отдается щекоткой по загривку. - Ты просто очень классный, интересный и с тобой весело. Хосок чувствует облегчение одновременно с тем, как что-то ядовито жжется у него на подкорке, намекая, что Тэхёну ничего не нужно, потому что брать у Хосока на самом деле нечего. Он поворачивается, чтобы развеять мальчишеские иллюзии на тему собственной шикарности, но натыкается на большую квадратную улыбку. - Так мы пойдем смотреть на жирафиков? И смеется. Он вообще смеется слишком часто рядом с Тэхёном. И это очень, очень плохой знак. ______ Если бы Хосок примирился с мыслью, что паломничество Тэхёна в его квартиру никогда не кончится, он бы запускал обратный отсчет до его прихода. Но пока он стойко держится мысли, что на самом деле он все-таки свалился с платформы в метро и теперь в качестве адского наказания должен каждый божий день сидеть с Тэхёном на кухне. Господи, мало ему того, что он и так ждет его в коридоре за несколько минут до заветного стука. Сегодня он оправдывается, что всего лишь застрял у зеркала, потому что в какой-то момент не выдержал и переоделся в Хосоль и самую малость понадеялся, что Ким Есть-Что-Пожевать Тэхён переломает упавшей челюстью пальцы ног, вспомнит, к какому фрику его угораздило, и смоется уже, наконец, в закат своего светлого будущего. Но Тэхён смотрит на него с порога, будто ничего не изменилось. Будто действительно ничего не изменилось. Он не выглядит как человек, который видит огромный ожог на твоем лице и не очень умело притворяется, будто его там нет. А Хосоку, черт возьми, легкие от рвущегося крика разъедает, в узел завязывает, он даже рот боится открыть, чтобы не заорать нахрен, потому что вообще не в себе - сейчас, всегда, по определению, - потому что разуй глаза, чертов Ким Тэхён! - Это что? - тихо, максимально спокойно спрашивает он. - Цветок. - Это кактус, Тэ. - Нет, это цветок. - Кому? - Тебе. - И зачем ты даришь мне кактус? - Мы так и будем говорить на пороге? - Да. Тэхён с горшком в руке наваливается на дверь, словно ему здесь вполне неплохо и уходить он не собирается. - Ну, - говорит, вздыхая, как будто объясняет что-то совершенно очевидное, - он похож на тебя. Класс. - Ты кажешься закрытым и неприступным, но никто даже не подозревает, что ты можешь расцвести в самый неожиданный момент. - Чего? - сквозь смех спрашивает Хосок. Его раздувает в приступах истерического смеха. Нет, ну серьезно, закрытый и неприступный? - Тебе любой скажет, что веселее меня нет никого. - Пусть скажет. - Лицо у Тэхёна непроницаемое. - Люди могут сказать что угодно. Блин, он правда боится, что на его хохот сбегутся соседи по площадке, но ничего не может поделать с тем, как его легкие словно наполняет веселящим, едким газом, который разъедает нежную оболочку и беспощадно жрет его изнутри. Больно и смешно, потрясающе просто. Он вздрагивает с еще одним смешком и, подняв глаза, натыкается на взъерошенного дождем младшего - он весь такой милый, невинный, лапочка, а не мальчик - и раздавить его хочет. Ладонь Хосока вмазывается в дверь прямо над плечом Тэхёна с таким хлопком, что мелкий вздрагивает. - Ты что, - низко говорит он, приближаясь, - пикапить меня пытаешься, щенок? Тэ нервно облизывает губы и снова хлопает своими невозможными длиннющими ресничками. - Нет, зачем мне это? - спрашивает недоуменно. - Я просто цветок тебе принес. - Это кактус. - Нет. - Да. Красивые губы парня растягивает в яркой широкой улыбке, и Хосок просто вздыхает. - Ты красивый, - неожиданно говорит Тэхён, едва коснувшись пальцем кончика завитой искусственной прядки. Хосока откидывает назад с силой удара поддых. - Нет, - произносит он дрожащим голосом. - Да. Тэхён снова улыбается, снова говорит то, что горьким комом застревает у Чона в глотке, снова с ума его сводит одним своим существованием. Цветок этот блядский держит - да господи, кактус! - и ждет чего-то непонятно чего. Или ничего не ждет. От этого только страшнее, потому что Хосок не знает, что с ним делать, Хосоку паникой перекрывает кислород. - Все, хватит, Тэ, - он сдается. - Тебе ничего не надо, мне ничего не надо, и это прекрасно, так что давай тут и остановимся. Не приходи больше. - Он только на одну секунду набирается смелости посмотреть младшему в глаза, но слепнет от тревожных испуганных бликов на темной радужке и трусливо отводит взгляд. - Если придешь еще раз, я тебя не пущу, понял? - Понял, - спокойно отвечает Тэхён. - Только цветок забери, пожалуйста. - Боже... - Хосок перенимает горшок и после паузы просит снова: - Не приходи, хорошо? - Ладно. - Даже не думай. - Не буду. Хосок не знает, кого же все-таки просит, Тэхёна или себя не открывать ему дверь больше никогда. ______ Два дня он выдерживает. Два. Дня. После работы он впервые соглашается немного выпить с коллегами. Получается много и потому с недосыпа и опьянения он не сразу понимает, почему времени уже три, а Тэхёна до сих пор нет. А потом смотрит на идиотский кактус на прикроватном столике и медленно приходит к осознанию: Тэхён не придет. Хосок радуется, что сейчас наконец-то вздохнет от облегчения, вернется к обычной не-жизни. Но наоборот - задыхается, тенью расползаясь по пустой квартире. Юнги практически постоянно с Чимином, и Хосоку одиноко до банального, просто поговорить не с кем. И это страшно, правда, очень страшно; в какой-то дурной момент он ловит себя на том, что сидит на кухне в полной темноте и просто прокручивает все диалоги с Тэхёном в своей голове, потому что жутко отвлечься и сделать такое, о чем он пожалеет. И, возможно, об этом он пожалеет гораздо сильнее, но все равно пишет: "Приходи" Быть ненужным страшно, страшнее, чем быть пустым и эгоистичным, а Хосок, чувствующий себя во всех трех параметрах, понимает, что так нельзя, что это неправильно, но загнанный в душное, испуганное, он просто замирает на стуле, прижав колени к груди, вырванный из темноты светом фонаря из окна, и надеется уснуть до завтра. Завтра придет Тэхён, точно придет - Хосок готов верить незнакомому мальчишке, просто потому что быть одному пугает до крика. Тэхён приходит. Через сорок минут. Времени два часа ночи и Хосок испуганно подпрыгивает на стуле, когда слышит знакомый стук. И это точно не Юнги, а приходить больше некому. Надежда, огромная и непрошенная, расползается по груди робкой волной тепла, и Хосок встает, идет открывать дверь, думая, что будет очень смешно, если надежда его еще и обманчивая. Но на пороге правда Тэхён в два, мать его, часа ночи. Он не смеется, не ухмыляется победно, как мог бы в этой ситуации - Хосок вообще не уверен, что тот способен на какую-то эмоцию за гранью миролюбия - он просто смотрит с легкой улыбкой и стягивает капюшон, все еще ирреальный в полумраке площадки. - Я принес тебе бургеры, ты ведь не ел, наверное, - говорит он и поднимает пакет выше. - Они с двойным сыром, ты вроде говорил, что любишь такие. Хосок не помнит, чтобы говорил. А Тэхён почему-то помнит. Помнит про долбанный двойной сыр, серьезно! Хосок смотрит на пакет с бургерами, на взъерошенные моросью и ветром волосы, на Тэхёна... И, черт, это не самый подходящий момент, чтобы почувствовать, что что-то пошло не так. Но он - чувствует. ___________ Не понятно как, но у Тэхёна все-таки получается затащить его в зоопарк. Деньги за бургеры он не берет, взимая плату обещанием встретиться в обед около входа в зоопарк. Именно так ситуация набирает эпичности: он стоит с приставучим школьником перед клеткой с попугаями, дети вокруг орут и бегают, не догадываясь, что на самого главного попугая они чуть не уронили мороженку на бегу, потому что Хосок пришел в женской одежде. Младшего он об этом предупредил заранее, но тому, кажется, было действительно без разницы, потому что он таскал его за собой как бульдозер, тыкая в каждое второе животное, восторженно пища и не замечая, что Хосок уделяет больше внимания ему, чем самой экзотической живности. Хосоку немного неуютно, он давно не был в таких людных местах, но чувствуя сомкнутую, такую же теплую как и при первом прикосновении, ладонь на запястье, безвольно тащится за Тэхёном с глупой улыбкой на лице. На "жирафиках" того срывает в такой ураган бешеных эмоций, что он отпугивает не столько прилипших к оградке детей, сколько самих животных. Тэхён прыгает на месте, словно ему самому не больше пяти, дергает старшего за рукав куртки, машет, кричит что-то неразборчиво. Хосок просто кивает с улыбкой - океанами бездонного счастья в чужих глазах его беспомощно топит до краев, пока сам он не ощущает его, искрящего под кожей сеткой горячих вспышек. - Хён! Хён! Смотри! Там папа-жираф! - вопит мальчишка, задыхаясь от чувств. - Ты видишь?! - Я вижу, Тэтэ. - Хосок смеется и гладит растрепанную макушку совсем слегка. Тэхён широко улыбается в ответ, и Хосок слабовольно, совсем немного надеется, что сейчас он, может быть, улыбается именно ему. - А пойдем поедим? Есть хочу! Хосок даже ответить не успевает - глаза парня зажигаются словно два фонаря, и он утаскивает его к ларьку с едой. Снова за руку. Хосок запрещает себе к этому привыкать. У ларька целая куча народу, поэтому он просто тычет в название мороженого и показывает на свои губы, когда Тэхён смотрит недоуменно, не понимая, почему хён замолчал. Несмотря на бессловесные протесты Хосока, они садятся на ближайшую скамейку, чтобы поесть, Тэхён погребает его под целой тонной впечатлений, лопочет счастливо про своих жирафиков и чуть хот-догом не давится в процессе. - Хён, а тебе понравился зоопарк? - радостно спрашивает он. Хосок переводит взгляд на свои кроссовки - радость Тэхёна по масштабам и силе воздействия страшнее ядерного взрыва, потому что обрушивается, заражает вмиг. Противостоять ему нереально, уголки губ растягиваются просто оттого как весело, звонко льется его голос. - Угу. - А какое животное понравилось больше всего? Хосок выглядывает из-за широких плеч Кима. Народа у ларька почти не осталось, только несколько подростков все еще выбирали, перекрикивая друг друга. - Тэ, я не могу говорить, - едва слышно объясняет он. Младший растерянно хлопает ресницами. Ну вот опять. - Это еще почему? - Нууу, потому что я мужчина в женской одежде? - фыркает Хосок. Лицо Тэхёна не меняется. Что за невозможный ребенок... - И что? Хосок не сдерживается и громко смеется. - Боже мой, Тэ, ты правда не понимаешь или прикалываешься надо мной? - Гляньте, ребят, это походу мужик! - слышится рядом. - Серьезно, мужик! В женских тряпках, смотрите! - Фу, серьезно! - Вот жесть! Толпа подростков пялится в их сторону, оживленно перешептываясь. Хосок только усмехается. Он в эту ситуацию попадал часто и слышал подобное дерьмо столько раз, сколько людей в этом зоопарке да на два помножить. Он привык, уже не задевало, это Тэхёну, должно быть, гадко столкнуться с обычной реалией жизни Хосока. С другой стороны, к лучшему, что это произошло сейчас, пока Хосок не успел привязаться, пока пользовался по малодушию, потому что для Тэхёна пришло время понять, что рядом с ним действительно переодетый мужчина и в этом нет ничего классного, противного гораздо больше. Он же этих малявок, что, года на три старше? Хосок отряхивает колени от несуществующей пыли, краем глаза замечая, как кулаки младшего сжимаются до вспухших вен. Теперь-то понимаешь, насколько это отвратительно? Хосок почти произносит вслух, первый выдох уже горит у него в горле, но все происходит слишком быстро, до того быстро, что он не сразу понимает, почему выдохнуть не получается. Губы Тэхёна жмутся к его, и ладони горячие-горячие лежат на щеках, удерживая. Звуки, перемешиваясь, гремят в ушах до тошноты: чьи-то удивленные вздохи, громкое, полное отвращения "да они еще и пидоры", дыхание Тэхёна, липнущее теплом над верхней губой. Хосока мутит от того, как сильно колотится его сердце, и осознание бьет его по вискам чем-то предистерическим. Это не его сердцебиение. Это сердце мальчишки колотится у него под руками. Хосок отталкивается так, что Тэхён едва не слетает со скамейки. - Какого черта ты творишь?! - орет он, задыхаясь. Младший смотрит на него без капли стыда в глазах, и Хосок его взгляда не выдерживает. Горят губы, лицо, и кровь гоняет по венам на таких скоростях, словно вот-вот разорвет хрупкую оболочку сосудов. Да, это срабатывает. Мелкие упыри уходят, периодически оглядываясь - Хосок это видит только потому что смотрит куда угодно, лишь бы не на Тэхёна - и да, это срабатывает, давайте поаплодируем Ким Тэхёну за находчивость, потому что нет ничего лучше провокации на провокацию. Но, черт возьми, Хосок страшно, до бешенства, хочет разбить его уверенное, невозмутимое, словно не произошло ничего необычного - словно он не поцеловал его только что на глазах у всех! - лицо. Но он только кричит: - Нахрена ты это сделал?! - Они не имеют права издеваться над тобой, - холодно объясняет Тэ. Хосок прячет лицо в ладонях и обессиленно хохочет, сотрясаясь всем телом. Защитник чести, блять! Весь такой серьезный, решительный, ну рыцарь на белой скамейке! Хосока от смеха просто загибает. Это истерика, совершенно точно истерика; его раскалывает изнутри, рвет острыми углами ошалевшие нервные центры. - Тэхён, - осторожно пробует он, когда получается подавить едва не случившийся припадок. - Тэ, есть люди, которые считают, что я некрасивый. Больной. Извращенец. - Младший на каждое слово только хмурится сильнее, словно не верит вообще. У Хосока такое в голове не укладывается. Это ведь даже не пять процентов из того, что он слышал в свою сторону, это только верхушка, переваренное и забытое, а Тэхёну, кажется, плевать. - Это не так, - упирается Ким, - ты прекрасен, хён. Ему и нельзя это укладывать в голове. Всерьез это воспринимать нельзя. Тэхён странный и это мило в большинстве случаев, но в этом - опасно. Хосок встряхивает головой, сгоняя вспыхнувшее на скулах тепло, поправляет длинные пряди и делает глубокий вдох. - Послушай, Тэ, тебе придется многое понять и принять это, как принимаешь меня. - Он будто ребенка успокаивает и ничего с этим поделать не может, потому что мальчишка и правда дуется совсем как маленький и крепко сжимает в кулаках край куртки. - Это, - выделяет он резким от раздражения голосом, - я принимать не собираюсь. - Ты ведь даже не знаешь меня, - тихо говорит Хосок и на волне беспомощной нежности зачесывает выбившуюся ярко-рыжую прядку парню за ухо. - Ты и не даешь мне узнать! Хосок вздыхает. Что ему с ним делать? Серьезно, что? Он не помнит, когда в последний раз чувствовал себя таким бессильным, лишенным обороны, потому что тяжелый, прожигающий насквозь взгляд оставляет в защите огромные дыры, а его самого за ней - выставленным как есть, вывернутым самым отвратительным наизнанку. Так какого черта это не пугает Тэхёна? Какого черта сам Хосок бросает прятаться в пустыне и идет навстречу? - Хорошо. Хочешь меня узнать? - Улыбка сама по себе расползается на лице, когда Тэхён, преисполненный серьезности, кивает. - Сейчас я напишу тебе адрес, и завтра ровно в восемь ты без вопросов появишься у черного входа. Тебя встретят.