***
Что значит для человека одиночество? Что значит одиночество для вампира? Одно и тоже чувство эти существа воспринимают абсолютно по-разному. И если человек будет чувствовать его на протяжении ничтожно короткой жизни, то для вампира это чувство уготовила вечность. Не печально ли? Но кто же такой Куран Канаме? Человек или вампир? Быть может, он то и другое, человек, ставший вампиром, переродившийся благодаря женщине, которая ради него пожертвовала всем. Ныне он человек с долгим и печальным прошлым прародителя вампиров рода Куран. Он одинок, и, как и раньше, это медленно убивает его. — Айдо-сан, вы можете ему помочь? — Аи вызвала Ханабусу, оттягивая этот момент как можно дольше. — У него пропал аппетит, он почти не встаёт со своего кресла. Всё смотрит в окно и чего-то ждёт. Скажите, как мне поступить? — Думаю, дело здесь не в физиологии. Он чахнет на глазах из-за терзающих его чувств. Ему плохо, Аи-сама, плохо… Так же как и нам, вампирам, бывает одиноко, так же порой страдают и люди. Но в отличие от наших, их тела слабые. Всё идёт от головного мозга, и если его нервные процессы не велят уму ходить, то он и не пойдёт. — И что тогда мы должны делать? Что? — девушка едва справлялась последние дни. Рен держался рядом, однако даже он не мог понять всех её чувств. — Уже весна, Аи-сама, полагаю я могу вывести больного на свежий воздух. Вы же не станете возражать? — Разве у меня есть хоть какой-то выбор… — В таком случае, скажите ему, что я ожидаю его на улице. Часть его воспоминаний вернулась, вы говорили, что ему снятся кошмары. Былые картины… — Да… Полагаю, отчасти они виноваты в его несчастьях, — Аи склонила голову и заручилась поддержкой брата. — Я скажу ему о прогулке… — Скажите, Аи-сама, это для его же блага, — Айдо поклонился и вышел на улицу, оставив сложности детям их чистокровной королевы. — Я должна идти к нему… — девушка помяла пальцы младшего брата и, чувствуя себя тяжело, как ощущают люди здоровые, вынужденные объявить умирающему о скором исходе, тихо вошла в комнату Канаме. Он так и сидел возле окна, незримо преследуя каждое волнение сочной зелёной листвы на оживших после зимы кустах и деревьях. — Канаме, ты устал… Я вижу, что ты устал, но пришёл Айдо-сан, он желает прогуляться с тобой. — Аи, скажи… — он заговорил, и его голос показался дочери как выцветшее полотно блёклым. Она сжалась от сердечной боли, причиной которой была жалость к её второму отцу и сделала шаг навстречу ему. — Да… Чего ты хочешь знать? — дрогнул её голос. — Ты всегда говорила о матери и о Зеро, но никогда не говорила о себе… Не говорила о своём прошлом… Почему? — А разве в том есть толк? — она присела перед отцом и уткнулась в его колени. — Счастливее ты от этого не станешь… — Канаме едва коснулся истинно фарфоровой кожи своей дочери, его слабое тело бил озноб, а голова нещадно кружилась, но он всячески это скрывал, не желая показать собственную слабость перед ней. С приходом весны он опустел, будто вино в его чаше за зиму иссохло, выветрилось, оставив после себя красный налёт и лёгкий виноградный запах. — Твоя голова до сих пор болит? Ты вспомнил что-то ещё? — Да… Наверное… Но это не главное, — его губы изогнула улыбка старца, притом что с виду он был ещё несказанно молод и красив. — Прозвучит странно, но первым я вспомнил того человека, который вас воспитал. Мне показалось, что он ненавидел меня в прошлом… — Ещё бы он тебя любил! — Аи резко поднялась и заходила по комнате. Она жалела Зеро, его тернистый путь и его жертву. — Мама всегда выбирала тебя… Пока ты был жив и когда оставил нас. Она долго не хотела с этим мириться, пока не поняла, что они с Зеро не могут жить по отдельности, как и не могут вечно ждать тебя. Думаю, впоследствии его ненависть изжила себя. — Звучит многообещающе… — в его голосе послышалась усмешка и Аи занервничала. — Хватит уже ворошить прошлое! Иди! На улице тебя ждёт Айдо-сан, он желал с тобой говорить, думаю, у него есть что тебе показать… — Хорошо, я пойду… — То-то же! «И всё-таки эта весна прекрасна, невзирая на моё неизлечимое одиночество. Как же я хочу вновь тебя увидеть, Юуки…» — с этими мыслями Канаме закрыл глаза, представив живость сада в это время года, озорные песни соловьёв и звонкое журчанье студёных ручьёв.***
— Как вы себя чувствуете, Канаме-сама? — Айдо дождался Курана на улице и, получив дозволение его детей, повёл его в благоухающую растительностью чащу. — Не тяжела дорога? — Я знаю куда ведёт эта дорога… — он узнал тропу, ведущую в сад, не зная всего лишь одного: для чего этот вампир-аристократ забрал его из дома и повёл смотреть на то, что могло сильно расстроить Аи? — Так вы узнали, — вздохнул он с облегчением. — Думаю, ваши воспоминания за зиму отчасти вернулись. Если в них нашлась толика места для меня, то вы можете понять, почему я это делаю. — Что-то подсказывает мне, что вы вечно суёте свой нос в те дела, о коих вас не просят, — Куран злился, мрачнел буквально на глазах. — Думаю, именно это во мне не изменилось, — улыбнулся он, минуя ворота сада. — Вас я пригласил сюда с тем, чтобы кое-что разузнать. Думается, что в вашу последнюю ночь здесь что-то произошло. Именно это изменило вас. Аи-сама долго не решалась рассказать, но когда она призналась в том, что нарушила когда-то данное слово и отпустила вас в этот сад, то я проникся подозрениями. И наконец, весна преподнесла мне долгожданный ответ. Ханабуса придержал паузу, ему хотелось возбудить интерес своего бывшего предводителя, интерес к жизни, надежде… — Вы расскажите мне, что именно здесь произошло? — Айдо порывисто развернулся к Канаме и с застывшим азартом в глазах, уставился на своего былого короля. Куран глубоко вдохнул свежего воздуха. Пахло травой, тёплой землёй и прудом, возле которого они остановились. Он тоскливо окинул коричневатую водную гладь взглядом и вспомнил те мигающие в ночи голубые лотосы. — Здесь я вновь повстречал её… Она предстала в образе роз без шипов, прекрасных камелий и холодных глициний. Я видел её… касался, но настал момент, когда она отчаялась и прогнала меня. Тогда я ослушался её и не покинул сада. На этом самом пруду я планировал остаться с ней на веки вечные, но лотосы покрылись льдом, замигали, и я начал видеть картины прошлого. Призраки, они парили здесь подобно туману. У меня разыгралась мигрень, и жизнь потеряла свой прежний смысл. — Я так и думал! — обрадовался Айдо, как ребёнок радуется маленьким открытиям. — Идёмте за мной. Я вам кое-что покажу… Он повёл вдоль пруда, далеко за его пределы, пока в зеленоватых зарослях, в объятиях каменных дев, они не увидели чей-то склеп. — Что это? — интуиция Канаме подсказывала, кого он может там повстречать. — Когда пришло время для вашего воскрешения, Канаме-сама, перед нами встал сложный вопрос: а восстановится ли ваше сердце? Понимаете, оно пробыло в горне очень долго. Юуки-сама страшилась, что потеряет вас, поэтому она решила сделать из вас человека. Она бы исчезла с лица этой земли, не будь я так дотошен. Когда Юуки-сама завершила задуманное, я заморозил её тело, поместив в свой лёд, но чтобы уберечь вас и её детей от страданий, я не сказал о содеянном. Юуки-сама любила этот сад. После войны с чистокровными таких мест осталось немного. Поэтому я поместил её тело сюда, но мой лёд не вечен. Он начал таять. Земля впитывала воду и её воспоминания вместе с ней, понимаете, её любовь к вам и детям оживила это место. Она всё ещё здесь… Жива… Разумеется, пока находится в коконе изо льда. Под конец речи Айдо не были по-юношески увлечёнными, их окутала серая ненавистная людям и вампирам тоска. Аристократ открыл тяжёлые каменные ворота склепа. Холод и сырость ударили в их печальные лица. И где-то в центре зала с простирающимися к небу руками, мраморные статуи молились за спокойный сон чистокровной королевы. «Юуки…» — Канаме узрел её спящие, но ещё существующее в этом мире тело. Её глаза были плотно закрыты, руки смиренно сложены на груди, а нежные губы застыли в доброй тихой улыбке. Он коснулся холодной ледяной глыбы и растревожил свою грудную клетку биением сердца. — Есть способ вернуть её в этот мир? — Канаме сжал наполнившийся силой кулак и посмотрел в сторону аристократа. — Я думал об этом… Много думал, — признался он. — Есть один охотник, вы наверняка кое-что вспомнили о нём. Когда-то он заменял отца нашей королеве. Кайен Кросс живёт вот уже шестьсот лет, не стареет, не теряет своей силы, я подумал, что если есть такие люди, то может быть, возможно, вернуть Юуки-саму к жизни. Древняя магия или современная медицина, или же придётся использовать то и другое. Я хочу просить вашей помощи в этих исследованиях. Может уйти много времени, мы можем не достичь никаких успехов вовсе, но это шанс. — Будем пробовать! Неважно сколько уйдёт на это времени, мы вернём Юуки домой, вернём мать детям… — И вашу возлюбленную, — сказал Айдо с полным пониманием. — Да, и мою возлюбленную Юуки… — Канаме отчётливо вспомнил, как обрушил на голову Ханабусы признание о том, кто такая на самом деле Юуки Кросс, кто она для него и почему он прикладывал столько сил в ночном классе, чтобы обезопасить её. «Я же говорил тебе, Юуки… Я не сдамся и найду выход для всех нас!» — печалилась его улыбка, до сих пор веря в счастливый исход.***
Спустя два года… — Юуки-сама… Вы меня хорошо слышите? — Ханабуса стоял у алтаря, на котором лежала бывшая чистокровная, после долгого ледяного плена. Он водил возле её лица пальцем, проверяя рефлексы. Склеп оборудовали под лабораторию. Опыты не подвергались разглашению, как и возвращение в мир живых когда-то сильнейшей королевы. — Айдо… — она касалась его лица осторожно, поводила по нему пальцами и с тяжестью прикрыла глаза. — Я видела такой странный сон… Канаме… Я почти что обрекла его на погибель. Он долго не разговаривал со мной, а потом пришёл и каждый день обещал, что снова возьмёт меня за руку и проведёт по моему саду без страха очнуться от полуденного сна. — И я намерен сдержать это обещание, — Юуки открыла глаза и, дыша чаще положенного, устремила потерянный взгляд в потолок. Рука Ханабусы ослабла. Очнувшаяся королева поддалась панике, и чтобы сдержать неминуемые слёзы, она прикусила губу. Тень нависла над ней. Чтобы побороть страх она прикрыла веки. — Юуки… — Канаме водил пальцами по её чуть тёплому лицу и не мог поверить в то, что она жива. Он страстно этого желал, но случившееся не укладывалось в его голове. Невзирая на то количество экспериментов, которые они провели с кровью Кайена Кросса, не рискуя при этом освобождать Юуки изо льда. Аи понимающе давала свою кровь, и Айдо, как самый преданный их семье друг, не покидал склепа день и ночь. Затем пришло лето, его сменила осень и лютая зима, а они всё продолжали. И вот к августу второго года они добились нужного эффекта, они вернули её к жизни. Можно сказать, что какая-то часть крови Юуки заменила кровь Кросса, и когда её сердце вновь завелось, пропустило её через клапаны и погнало по венам, то чистокровный вампир крепко уснул, дав место человеческой природе Юуки Кросс, Юуки Куран… «Не проси меня открыть глаза, — она умоляла его немым мотанием головы, чувствуя теплоту поцелуев на своих руках. — Боюсь открыть и вновь увидеть твоё прощающееся со мной лицо. А ещё мне стыдно смотреть в твои глаза… Я и Зеро, ты соединил наши жизни, но я так ждала тебя… так ждала и теперь…» — все её мысли прервали действия Канаме. — С тебя хватит этого спёртого воздуха. Теперь моя очередь показывать тебе красоту этого мира, — он взял её на руки и вынес на улицу. Едва ли Юуки смогла бы пойти сама, и едва ли ему хотелось позволять ей выглядеть в его глазах сильной. — Протяни руку… «Я чувствую запах цветов… Нежный… медовый…» — Куран терпеливо смотрел, как она касается крестиков на крупных гроздях ветвей сирени, смотрит и не верит, что видит её холодный и в то же время нежный цвет. — Канаме… Я могу ощутить прохладу этих цветов… — дрожа в голосе, сказала она. Прародитель вместе с возлюбленной на руках отошёл и сказал. — Ты так же можешь увидеть её… Почувствовать запах и услышать шелест листвы этого куста сирени. Юуки, вернись ко мне… Вернись в мир, который жаждет твоего пробуждения. Это не сон, не воспоминание и не чарующая обещаниями грёза — это жизнь, Юуки. Жизнь, где есть я и ты, Аи и Рен… Вернись же ко мне как можно скорее… — Канаме поцеловал её в макушку и жарко зашептал. — Канаме, — её ладонь, не веруя в возможную быль, коснулась его лица и сердце в груди, как и дыхание, замерло в ожидании. В ожидании его уверенного поцелуя, в ожидании обещания долгого счастья и скорой встречи с теми, кого она была вынуждена оставить. Юуки уступила и уткнулась к его лоб своим. Его тёплое дыхание доводило её до безумия. Сейчас бы она не задумываясь, отдала бы жизнь за один его поцелуй. — Я чувствую фибрами, что Аи вот-вот настигнет нас и отнимет тебя у меня, — он улыбался, закрыв, как и Юуки глаза. — Позволь мне поцелуй, позволь уверовать в силу человеческой жизни и то, что мы положили на алтарь этого счастья. Я так горд за то время, которое ты подарила, за то, что я смею касаться тебя, смею любить и мечтать в ближайший век не потерять. — Люди столько не живут, Канаме, — в голосе Юуки послышался смех. — В моих, в твоих жилах течёт необычная кровь, я буду мечтать лишь о том, чтобы хоть раз в жизни она принесла счастье, а не вечное проклятье, — с воспоминаниями о горьких временах Канаме прильнул к губам возлюбленной, к губам женщины, о которой грезил веками, молясь о том, чтобы на сей раз пески времени не сочли его счастье оскорблением самой природы, не забрали жизнь его милой Юуки и тех детей, которых он успел принять и полюбить. — Тьма ночи, наконец, отступила, Юуки, — Куран взял ситуацию в свои руки. — Отныне мы вместе сможем наслаждаться теплотой полуденного солнца, спасибо за тот мир, который ты создала и сохранила… «Канаме…» — помотала она головой, повторяя его имя как вернейший заговор против зла ночи. — Мы восстановили его вместе… Подняли из руин и жёсткого песка. Сейчас он принадлежит нашим детям, прогуляйся же со мной по этому саду, потанцуй в тени прекрасных камелий и улыбнись так же ясно, как и те подсолнухи, где ты меня без устали и совестливых порывов целовал… — Ты жаждешь от меня именно таких поцелуев?.. — изрёк он с очередной усмешкой, предлагая свою руку для пешей прогулки. — Я желаю любых, — Юуки остановила его и на сей раз сама накрыла его губы своими, встречаясь уже вскоре с влажным блеском в его чарующих карих глазах. — Моя любовь к тебе — подталкивала меня жить. Твоя любовь ко мне, которую ты выразила через Аи и Рена — давала мне смысл и надежду в этой человеческой жизни. Погуляем здесь, пока у нас есть силы, а когда ты устанешь, я предложу тебе отдохнуть в тени тисов или буду смотреть на тебя в прохладе беседки. Вечером я обязательно отпущу тебя к детям, но сейчас, сейчас побудь со мной, Юуки. Побудь… Знаю, Аи не станет нас внезапно тревожить, она умная девочка… — Я приложу максимум сил, — улыбнулась она так, как улыбнулась бы своему мужу и верному возлюбленному. — Мы отныне приложим максимум сил. Ты же понимаешь, я не приму отказа от тебя, — говорил он сквозь невинную улыбку. «Отказа? — она, недоумевая, посмотрела на его светящиеся счастьем лицо. — Верно! Мы же не были женаты, как это полагается среди вампиров или людей, неужели сейчас Канаме ведёт речь о браке?». — Не смотри на меня так, больше я не намерен терять драгоценное время. — Это станет шоком для общества. — Отныне моё общество — это ты и наши дети. Остальной мир не существует, он не имеет какого-либо смысла, — Юуки поняла, что Канаме хотел этим сказать. Люди, охотники и вампиры — они получили то, чего столько лет добивался для них Канаме; то ради чего они оба положили на алтарь своё счастье. Сейчас сирень цвела только для них. Её медовые запахи пленяли чувства их тел, как и веющий прохладой цвет, обещающий мир и покой.Конец