Вальс в сумасшедшем доме

лишь бы слышать его щемящее «моя девочка», лишь бы верить в свою полнейшую несвободу. он приходит, чтоб доказать тебе – как же мелочно всё, случавшееся у тебя до его прихода. он приходит в одну до дрожи пустую пятницу, вынуждая капитулировать без борьбы. чтобы знала – такое больше не повторяется, чтобы знала – такого просто не может быть.

Она была марионеткой. Самой настоящей, честно, без всякой фальши! Но кто бы знал, как ей хочется иногда - да что уж там! постоянно - придушить кукловода теми нитями, что управляют ею... Она ненавидела его. О, как она ненавидела его! Больше, чем кто-то кого-либо в этом мире. Эта ненависть была всепоглощающей, и ярость накатывала на сознание волнами, захватывая его части, унося в свои глубины, поглощая... отнимая возможность дышать полной грудью, свободно и спокойно. Теперь она могла дышать лишь кратко и часто, либо набирая в легкие столько кислорода за раз, что кружилась голова.       Этот театр был частью ее жизни... или наоборот? Ее жизнь была частью этого театра... нет, это тоже не до конца правда. Ее жизнь и была этим театром. Смерть начиналась на сцене и заканчивалась за ее пределами, как только тяжелая бордовая ткань опускалась, скрывая застывших в нелепых статичных позах кукол. А после ее клали на полку. "До востребования", верно? Интересно, когда оно закончится до конца, это "востребование", как бы абсурдно это не звучало, что будет с куклой? Выбросят, или все же оставят, как память о былом? Наверное, все-таки выбросят. Немногие желают вспоминать о своих ошибках, а она ей и была. Она была ошибкой. И это было самое забавное, что ей доводилось слышать. Хотя, может быть, у нее просто нет чувства юмора? Она слышала где-то, что куклам оно не положено. Или ей опять соврали?..       Она ненавидела кукловода, но только его одного и смогла полюбить своим маленьким мёртвым кукольным сердцем. Полюбить той странной любовью, на которую была способна лишь бездушная кукла. Марионетка, восставшая против своего кукловода. С тонким фарфоровым "цзинь" лопаются прочнейшие нити, удерживающие её в вечном подчинении. Неслышно рвётся паутина, которой он опутывал её годами. Кукла не упала, о, нет! Она блистательно и безупречно, как и всегда, доиграла свою роль до конца, а после поклонилась зрителям, замерев все в той же абсолютно нелепой позе, что и всегда - будто балерина после спектакля "Лебединое озеро", что с ее образами смотрелось по меньшей мере глупо, по большей... об этом даже говорить не хочется. А после того, как под бешеные овации, раздававшийся в честь кукловода, а не его кукол, занавес мягко и невыносимо медленно стёк вниз бархатным багровым водопадом, безупречно переливающимся золотом и кровью от света хрустальных люстр в зрительном зале, она исчезла, - испарилась! - будто и не было никогда такой куклы в этом театре. Словно её никогда не существовало...