Из Вайтрана с любовью

Обратно в Фолкрит мы вернулись вечером следующего дня. Гисли, Эйрик и Хельги тут же повели меня в Длинный Дом. Ненья заметила наше возвращение, велела парням идти отдыхать, а меня пригласила в кабинет легата. Ярл всё так же праздно шатался по своему дворцу: на сей раз мне показалось, что он был ещё и навеселе. — Вы, наверное, ещё не в курсе, но Синдинг сбежал, — проинформировала управительница. Я старательно изобразил недоумение: — Но как у него это получилось? — Тюремщики сказали, что когда зашло солнце, он обратился в зверя с золотистой шкурой, вскарабкался по каменной кладке и убежал. — С золотистой шкурой, говорите? — повторил я. — Видите ли, наши поиски привели нас к Гроту Утопленника, где на меня как раз напал вервольф с золотистой шкурой. Мне пришлось убить этого несчастного. По вашему описанию выходит, что я убил как раз Синдинга. Не буду пока что расстраивать Ненью и рассказывать о том, что Синдинг очень даже контролировал себя, и что он намеренно убил эту девочку. — Мне кажется, агент Эстормо, вы что-то недоговариваете. Если вам не составит труда, поведайте, как вы оказались в районе Грота Утопленника? — Ваша проницательность поражает меня, леди Ненья, — промурлыкал я. — Мы с вашими ребятами выследили зверя, о котором говорил Синдинг, и убили его. Мне тут же явилось воплощение Хирсина. Я попросил снять с кольца проклятие — но Хирсин отказал мне, сказав, что я должен принять участие в какой-то Игре, которая как раз будет проходить в Гроте Утопленника. Так уж вышло, что этой же ночью я обратился — и сам побежал туда. Когда я превратился обратно, ваши люди уже нашли меня, не дали замёрзнуть насмерть и поведали, что в Гроте идёт охота на некоего вервольфа с золотистой шкурой. Зверь, очевидно, сумел уйти от всех своих преследователей, выскочил на дорогу и увидел меня. Наверное, он посчитал, что я стану лёгкой добычей, набросился на меня — но погиб от моих молний. Альтмерка сделала вид, что поверила в мой рассказ. — Я надеюсь, что наш уговор остаётся в силе? — завершил я. — Конечно, — женщина часто закивала. — Сколько дней вы желаете отвести себе на подготовку к отъезду? Я думаю, завтра с утра уже можно уезжать, достаточно мучить своим присутствием Рунила. Я и так слишком многим ему обязан. Если я навлёк на него беду своим присутствием… Нет, думать не хочу о том, что у Балгруфа поднимется рука послать убийцу к старику! — Завтра утром я собираюсь уехать. Только, леди Ненья, вы можете пообещать мне, что ваши люди защитят Рунила? — Пока я в этом городе у власти, Рунила никто не посмеет тронуть. Пока она у власти… Ненья молода, даже несмотря на свою нечистокровность, она вполне может пережить и ярла, и его будущих детей, и даже детей Балгруфа. Только вот если имперцы потеряют Фолкрит? Если ставленнику Братьев Бури не понравится, что его дела будет вести альтмерка? В таком случае, если я буду жив, то постараюсь вытащить Рунила из этого города. — И ещё раз спасибо вам, Эстормо, — поблагодарила управительница. — Завтра с утра вы можете безопасно покинуть город и быть уверенным, что за вами не будут следить. Я вежливо склонил голову в знак прощания. Ненья всё-таки приятная женщина. Если бы Эленвен была хотя бы наполовину такой… На улицы Фолкрита спустилась ночная тьма, разгоняемая лишь светом фонарей на центральной улице — так что до дома Рунила я дошёл, освещая дорогу заклинанием. Я постучал в дверь. Рунил, кажется, даже не собирался ложиться спать — и встретил меня полностью одетым. — Наконец-то, — с облегчением вздохнул он. — Проходи скорее. Я зашёл внутрь, жрец закрыл дверь и пригласил меня к столу. — Ты переоделся в робу, — заметил старик. — Значит… — Да, я обращался, — спокойно ответил я. — Это было так странно. Я чувствовал себя таким свободным и сильным, но когда очнулся в своем обычном облике мне было так же плохо, как если бы я напился дешёвого мёда. — Только вот Синдинг сбежал. Стражники весь день на ушах стояли, некоторых из них лес прочёсывать отправили, а всем горожанам велели запереться в домах и не выходить. — Бояться нечего, Синдинг мёртв, — успокоил я. — Я убил его. Рунил с недоумением смотрел на меня. — Он сказал, что Хирсин послал ему видение, — пояснил я. — В Гроте Утопленника Хирсин устроил Игру, охоту на оборотня. Жертвой был сам Синдинг. Если бы он выиграл, то Хирсин бы снял с кольца проклятие. Это сказал мне сам Синдинг. Только всё проклятие состоит в том, что превращения случаются не каждое полнолуние, а каждую ночь. Когда я был в облике зверя, я контролировал себя. Я помню, как не стал трогать стражников, которых послала со мной Ненья. Помню, как не нападал на остальных охотников из Игры Хирсина. И сам Синдинг, будучи в облике зверя, тоже не нападал на меня, он даже решил поговорить со мной. Старик не стал ничего мне говорить, лишь поставил передо мной тарелку с грибной похлёбкой и кружку с элем. Ощущения вкуса еды уже начинало возвращаться ко мне, но всё равно было более притуплённым, чем до ранения. — Откуда на робе кровь и разрез? — заметил Рунил. — Синдинг оцарапал, — небрежно бросил я. — Ерунда, оно даже не болело. Жрец поднялся, направился к тумбочке, вытащил оттуда какой-то пузырёк, размешал его содержимое с водой и поставил мне на стол вместо эля, велев выпить после еды. — Успокойся, — потребовал я. — Это ведь просто царапина. От царапин не заражаются. Рунил, однако, настаивал на своём. — Завтра утром я уезжаю, — предупредил я его после того, как поел. — Ненья сказала, что даст мне четверть дня форы, задержит людей Балгруфа. — Не боишься, что ты ещё недостаточно окреп? — Я уже должен возвращаться в посольство. А там, если что, долечусь. — Но ты ведь наверняка не знаешь, что Эленвен написала тебе. Может быть, у неё было для тебя ещё какое-нибудь задание. Да, есть небольшая вероятность, что Эленвен захотела отдать мне иной приказ, чем эвакуация из Вайтрана. Но я ведь уже нарушил один её приказ, отсиживаясь в Фолкрите. Следовательно, я буду говорить, что вынужден был покинуть Вайтран раньше из-за угрозы собственной жизни. — Я ведь буду говорить, что едва сбежал от убийц Балгруфа, — сообщил я. — Рунил, ну, а ты будь здесь осторожнее. Если услышишь, что Братья Бури начнут подходить к Фолкриту, и если я не успею — или не смогу тебя вытащить сам, спрячься где-нибудь. Если буду жив, я найду тебя… Рунил отчего-то рассмеялся. — Если Братья Бури решат, что меня следует убить — пусть так и будет, — ответил он. — Мне незачем прятаться от смерти. Моему возмущению не было предела. Дело было даже не в идеях Талмора о превосходстве меров над людьми или в нордской ненависти ко всем мерам. Убийство старика, который всю жизнь посвятил искуплению собственных грехов, который бескорыстно заботился о практически незнакомом ему альтмере; в конце концов, жреца, казалось мне высшей несправедливостью. Нет, «несправедливость» — не то определение. Надо быть просто мразью, чтобы до такого опуститься! Братья Бури ненавидят нас, считают, что мы чуть ли не младенцев на завтрак едим — а если они сами старика и женщину убьют лишь на том основании, что у них золотая кожа и острые уши, то чем они лучше? — Но, Рунил… — Я прожил долгую жизнь, Эстормо. Если Аркею угодна моя смерть — я умру и дам возможность родиться кому-нибудь, кто, возможно, будет лучше меня. Не забудь зелье лучше выпить. Конечно, зелье. Противное на вкус, с запахом чеснока, которое должно предотвратить моё превращение в вервольфа. Надо будет ещё отстирать с рубахи кровь, а зашью уже завтра вечером в какой-нибудь таверне. Когда Рунил уже лёг спать, я пересчитал оставшиеся у меня деньги. Шестьдесят септимов я оставил себе, остальное сложил в другой мешочек, плотно его завязал и оставил на прикроватной тумбочке. Это меньшее, чем я могу отблагодарить старика за заботу обо мне, деньги пригодятся ему — на еду, зелья или одежду. Следующим утром я проснулся с первыми лучами солнца, быстро оделся, позавтракал вместе с Рунилом и собрался уходить. — Рунил, спасибо за всё, — поблагодарил я. — Я оставил тебе немного денег. Пока что это лучшее, чем я могу отблагодарить тебя. Старик недовольно вздохнул. — Я не приму возражений, — пришлось добавить мне. Рунил велел мне быть осторожным в дороге и пожелал счастливого пути. На прощание мы крепко обнялись. Ни на улицах, ни возле конюшен я не замечал слежки за собой. Спокойно оседлал лошадь. Взвалил животному через спину свёрток со своими пожитками. Рысью поскакал по дороге, пока не достиг границы владения. Я ещё раз огляделся. Никого, безопасно. Заехал в одни из древних руин, снял накидку с рубахой, снял наручи и надел рыжую жреческую робу с капюшоном. Теперь, если люди Балгруфа догонят меня в Рорикстеде, они не узнают меня. Надеюсь. Снова выехал из зарослей и поскакал по дороге на Солитьюд, делая небольшие привалы. На границе владения мне встретились мои коллеги, везущие задержанного на допрос. Зачем-то они остановились, юстициар что-то обсуждал сначала с солдатами, затем обратил взгляд на пленника. Я ненароком повернул голову. — Это тебя не касается, жрец, — проскрежетал коллега. К счастью, я не знал ни одного из этих альтмеров — потому, наверное, полный презрения тон юстициара не так задел меня, хотя сердце неприятно кольнуло. — Проваливай. В ответ я пришпорил лошадь и свернул по направлению к Рорикстеду. Случайная встреча с коллегами оставила неприятный осадок внутри — вот из-за таких грубиянов нас и не любят. Я скакал весь день, делая лишь небольшие привалы — и к вечеру уже был в Рорикстеде. Я ехал по единственной мощёной улочке этой деревушки, остановился возле самого большого здания — местного трактира. Заплатил конюху и забрёл внутрь. — Добро пожаловать в «Мороженый фрукт», — без особого удовольствия поприветствовал меня хозяин. — У нас есть комната, есть еда, есть выпивка. — Пожалуйста, комнату, — попросил я. — И скажи, что ты можешь предложить на ужин для скромного кармана. Трактирщик едко поднял бровь. — Комната стоит десять септимов, жрец, — ответил он. — Из еды могу предложить сыр, колбаски и мясной пирог. Мясного пирога тебе хватит и на ужин, и на завтрак. Купил себе мясной пирог и кружку медовухи. — Как записать тебя в гостевую книгу? — Миратар, служитель Аркея, — представился я. Я намеренно буду называться вымышленным именем — если люди Балгруфа решат проследовать за мной до самого Хаафингара, им сложнее будет отследить меня. Сегодня я побуду Миратаром, жрецом Аркея. Завтра придумаю ещё что-нибудь. Хозяин таверны поставил передо мной холодный мясной пирог и наполненную медовухой кружку. — Что-то ты молод для жреца, — зачем-то заметил он. Конечно, я ожидал подобных вопросов — и придумал, что буду на них отвечать. — Я совершил в жизни много очень плохих поступков, — я приложился к медовухе. — Теперь искупаю их. Трактирщик скорчил забавную гримасу и оставил меня в покое, позволив спокойно поужинать. Краем глаза тем временем я заметил в таверне до боли знакомого посетителя, услышал до боли знакомый голос. Каст заказал себе и парочке товарищей выпивку, компания гоготала во весь голос, обсуждала что-то непристойное. Как же мне захотелось подняться и несколько раз ударить этого человека! Проучить бы его за то, что с Рунилом себя так отвратительно ведёт! Но нет, нельзя. Я не должен выдавать себя, ведь иначе у меня будут проблемы. Тем более что один из посетителей, кажется, наблюдает за мной. Да, подозрительный норд уже сидел в «Мороженом фрукте», когда я вошёл, но он вполне мог заранее меня поджидать. Завтра ещё раз поменяю маскировку. Отъеду от Рорикстеда подальше и надену робу мага — разве что без наручей, спрячу булаву и представлюсь на следующем постоялом дворе магом из Винтерхолда. Пока что я закрылся в своей комнате на ключ и лёг спать пораньше — за день я слишком вымотался, а завтра мне предстоит долгий путь. На следующий день я позавтракал остатками пирога и травяным чаем и выехал в дорогу. Подозрительный норд вышел за мной следом, сделал вид, что задержался поболтать с кем-то из местных. Я спокойно шёл по улице, держа коня под уздцы, пытался затеряться среди выходивших из своих домов людей — пока, наконец, не забрался в седло и не пустился вскачь. Я скакал по голой степи, практически лишённой любых укрытий. Дорогу патрулировали редкие стражники, иногда проезжали мимо крестьянские повозки или скакали гонцы по своим делам. Вроде бы от слежки я оторвался. В Хьялмарке я попал под противный дождь со снегом, снова промок до нитки, замёрз, выпачкал подол робы и сапоги. Холодный ветер пронизывал до костей, сбивал меня с мыслей, и всё, о чём я мечтал — это место у очага, кружка горячего чая и тёплое сухое одеяло… Я дрожал от холода, пришпоривал коня — но от порывов встречного ветра становилось лишь хуже. Вокруг я не видел ни единой пещеры или грота, даже нордских руин. Хоть бы успеть до темноты, хоть бы не потерять сознание, хоть бы не загнать лошадь! Когда вдалеке показались деревянные дома, я ликовал от радости, хлопал лошадь по шее… Усталость и холод брали своё, я едва сполз с седла, нащупал кошель и заплатил конюху, а внутрь таверны зашёл, опираясь о стену. Наконец-то тепло. — Дозорный? Трактирщица всё-таки узнала меня — видимо, альтмеры (да ещё и с такой причёской, как у меня) в Морфале появляются не так уж часто. — Цены ты знаешь, — произнесла она. — Грейся пока, а я подготовлю комнату. — К… конечно, — выдавил я. — И ч… чаю е… ещё м… можно? Редгардка с улыбкой кивнула мне и оставила в покое. Мне было плевать на взгляды местных завсегдатаев, плевать на их мысли — и я бессовестно снял почти всю одежду, оставшись лишь в штанах, и примостился на табуретке возле очага. — Возьми, Дозорный, — трактирщица протянула мне наполненную чем-то дымящимся и ароматным кружку. — Комната, кстати, готова. Я часто закивал, набросил одежду на плечо, взял в руки сапоги и доковылял до открытой двери. Затем я закрыл дверь, полностью разделся, залез под тёплые одеяла и обхватил кружку двумя руками. Тепло разморило меня, и, едва допив чай, я провалился в сон. Проснулся я от небывалого чувства голода и головной боли. Тело бил озноб — значит, простуда пока обошла меня стороной, разве что нос заложило из-за того, что уснул я с мокрыми волосами. Моя одежда не полностью высохла — придётся выезжать так, чтобы не терять время. Я оделся и выполз в пустой общий зал. — Вчера ты забыл заплатить, — напомнила хозяйка. — Конечно, прости, — я выдавил из себя дружелюбную улыбку и отсчитал нужную сумму. Надо же, насколько я вчера вымотался и замёрз, что даже заплатить забыл. Не понимаю, как так вышло. — Можно мне ещё что-нибудь, что со вчерашнего дня осталось? Жареная картошка и курица убрали чувство голода, но головную боль смогло унять только зелье. С собой в дорогу я мог позволить себе только булку хлеба. Ничего, постараюсь к вечеру добраться до Драконьего Моста, а там уже и до посольства недалеко, где меня накормят, дадут крышу над головой, а если понадобится — и подлечат. И снова — весь день в седле, снова скудный ужин и завтрак — на сей раз уже в «Четырёх щитах». Я выезжал из Драконьего Моста без гроша в кармане, не отдохнувшим и полуголодным, в грязной жреческой робе… Впрочем, подобный внешний вид сделает мой рассказ о несостоявшемся покушении и дальнейшем побеге более правдоподобным. Я забивал рождавшийся голод невыносимо горькими снежными ягодами, едва держался в седле от дурного самочувствия. Снова накрапывал дождь, срывались снежинки. Одежда снова намокала, с моря дул ледяной ветер, пронизывавший до костей, солнце быстро заходило за горизонт и я боялся, что придётся ехать в потёмках… Показались металлические решётчатые ворота. Я замедлил шаг, от усталости чуть не валился из седла. — Проваливай отсюда, жрец! — недружелюбно приказал один из охранников. Устало сполз на землю. — Тебе сказано, проваливай! — солдат снял с перевязи булаву. — Не то пожалеешь! Снял с шеи служебный жетон и поднял руку, державшую его, вверх, и снял капюшон, давая охранникам возможность разглядеть себя. — Простите, агент, — тут же извинился грубиян. — Проходите скорее. Ворота со скрипом открылись, я под уздцы завёл коня во двор, передал конюху, а сам, едва держась на ногах, добрёл до дверей. Кости начинало ломить, голова раскалывалась, я не понимал, холодно мне или жарко, ещё и нос заложило… — Доложите леди Эленвен, что явился её подотчётный, Эстормо, — потребовал я. Перед глазами всё помутнело, но усилием воли я отогнал приступ слабости. — Конечно, — любезно ответил один из охранников. — Присядьте пока. Я добрался до скамьи — и едва сдерживался от того, чтобы распластаться на ней. — Вы в порядке? Голос расплывался в моём сознании. — Кто-нибудь, вызовите скорее целителя!..