Из Вайтрана с любовью

Пять дней я отсчитал с тех пор, как прибыл к Рунилу, когда на пороге его скромного жреческого жилища показалась фигура молодого норда. На всякий случай я предпочёл спрятаться, а Рунила попросил открыть дверь и сказать, что меня здесь нет. Как я и предполагал, норд оказался курьером, и у него было для меня какое-то сообщение из Солитьюда. Ответ от Эленвен, не иначе. Или же ловушка от людей Балгруфа. Какая-нибудь проверка, например — оставался я ещё здесь, или нет. Нет, второе — вряд ли: людям Балгруфа проще было следить за мной все эти пять дней, а вредить Рунилу я не вижу никакого смысла. Рунил ответил парню, что меня нет, куда ушёл — он не знает. Курьер, грустно вздохнув, попрощался и ушёл прочь. Что же, с этого дня я собираюсь обманывать всякую слежку, которую кто-либо будет посылать за мной. Буду или сам выходить на улицу, или ждать, пока вернётся Рунил. Покидать дом буду в капюшоне — благо на улице становится слишком холодно, чтобы без головного убора ходить. — Не понимаю, чего ты боишься, — удивился жрец. — Судя по тому, что я видел на трупах, действительно невозможно понять, кто именно убил твоих коллег. — Считай, это уже дело принципа, — ответил я. — Хочу хоть немного, но подмочить репутацию Балгруфа, хотя бы для Эленвен. Я собираюсь сказать ей, что сбежал из Вайтрана от убийц, обвиню в этом нападении Балгруфа — и скажу, что он наверняка позволяет Братьям Бури свободно гулять по своему владению. — Думаешь, Эленвен тебе поверит? — Может, и не поверит. Но на заметку возьмёт. А когда Туллий захочет наконец решить вопрос с Вайтраном радикально, она тоже что-нибудь предпримет. Старик невнятно замычал. — А ты не думаешь, что Балгруф платит и Ульфрику, и Туллию, чтобы его владение не трогали? Или что он намеренно тянет время, чтобы в итоге оказаться на стороне победителя? Да, такой вариант не выглядит чем-то диким или странным. Балгруф пытался взятку талморскому юстициару дать, что уж говорить об этих двоих! Но мне почему-то кажется, что однажды аппетиты Туллия (или Ульфрика) не совпадут с возможностями казны Вайтрана, и вопрос будет решён радикально. — Если однажды Вайтран добровольно перейдёт на сторону Империи, Эленвен приставит к Балгруфу кого-нибудь, чтобы приглядывать за ним. Если примет сторону Братьев Бури… Посмотрим. Да, возможно, Балгруф лгал мне, что ему очень сильно не нравится Ульфрик, но почему тогда он сразу не поддержал бы его? Возможно, вайтранский ярл просто выжидает, хочет подобрать нужный момент, когда выгода для него будет наибольшей? — Я задержусь ещё на пару дней, — предупредил я. — На улицу будем выходить по очереди, оба в капюшонах и шапке — если люди Балгруфа следят за твоим домом, пусть думают, что я съехал сегодня утром, и они меня упустили. Возле окон не стой, особенно во время разговора. Через пару дней, рано утром, я съеду. — А твоя лошадь? Не думал, что они могли бы и на конюшни заглянуть, чтобы убедиться в этом? В дверь снова постучали. Рунил выглянул в окно. — Странно, на пороге стражники стоят, — проинформировал он. Снова постучали. Я спрятался в подвале, а жрец открыл дверь. — Нам твой сородич нужен, — заявил один из стражников. — Он уехал сегодня, — соврал старик. — Никуда он не уехал, мы его лошадь в конюшнях видели. Так что пусть выходит. Слышал, Дозорный Как-там-тебя? Хватит прятаться, бить тебя никто не будет! Больше разыгрывать этот спектакль не было смысла, и мне пришлось выйти в комнату. — Оденься прилично, тебя управительница видеть хочет. И хотя бы волосы по-орочьи зачеши. Да, за эти несколько дней мои волосы успели засалиться настолько, что выглядели некрасиво; сегодня к вечеру я как раз собирался сегодня нагреть побольше воды и помыться как следует. Да ещё и от бритья сегодня утром, как назло, отказался. — Дайте мне немного времени, — попросил я. Стражники вышли за порог и закрыли за собой дверь, а я принялся судорожно доставать бритву с зеркальцем. Неплохо было бы ещё, конечно, отросшие на висках короткие волоски выбрить — но на это, боюсь, не будет времени. Я судорожно обмазал щёки и подбородок пенкой, принялся ходить по комнате в поисках наиболее освещённого места; Рунил велел мне сесть и отобрал у меня бритву; я чувствовал, как он водит лезвием по моей коже, и немного побаивался, что его старые руки потеряли былую ловкость. Всё же одно дело самому бриться, а другое — водить лезвием по чужой коже! Когда жрец обмазал кожу головы вплоть до гребня волос, я начал переживать, не сбреет ли он мне случайно чего лишнего: своей причёской я всё же доволен, даже в некотором отношении горжусь ей и менять не собираюсь. — Не бойся. Я хочу, чтобы ты предстал перед Неньей опрятным, — усмехнулся старик. Я лишь сдавленно усмехнулся. От меня наверняка воняет потом, дёрном и огнём очага, мой лучший наряд — испорченная роба мага, а идти к важной персоне в городе, пусть даже она — неполноценная альтмерка, в рубище, которое на мне сейчас, совсем уж неприлично. — Что ей от меня могло понадобиться? — спросил я. — Зависит от того, знает ли она, кто ты на самом деле. О том, что на самом деле я — не Дозорный Стендарра, этой женщине могли доложить либо стражники, которым мне пришлось показать служебный жетон ради пропуска к легату, либо же сам легат. Догадок, зачем ей мог понадобиться талморский юстициар, у меня не было. Фолкрит верен Империи, а Империя — временный партнёр Альдмерского Доминиона, следовательно, навредить она мне не сможет. Хочет выслужиться передо мной, похваставшись о поимке талосопоклонников? Этого нельзя исключать. — Можешь умываться и вытираться, — сообщил Рунил. Я посмотрел на своё отражение в дорожном зеркальце. Несмотря на побледневшую кожу и мешки под глазами, на меня впервые за эти несколько дней смотрело хоть что-то похожее на чистокровного альтмера. — Спасибо, — поблагодарил я. Вода смыла остатки пены с кожи и немного взбодрила. Выстиранную и зашитую робу с накидкой после рубахи из грубой шерсти было приятно надевать на тело. Мне даже нравилось, как на шее смотрелся амулет Стендарра из дешёвой латуни, как поблескивали резные стальные пластины на наручах. Довольный своим внешним видом, я надел на голову капюшон и вышел на улицу. Меня тут же окружили стражники и повели в сторону ярлова дома какими-то окольными путями. Я ненароком подмечал всё подозрительное, что замечу — однако ничего похожего на слежку я не увидел. Может, мне удалось обмануть моих преследователей? Если это так, то хорошо. Стражники завели меня во дворец (если этот… дом можно так назвать), провели мимо праздно шатавшегося молодого норда в богатом одеянии (очевидно, здешнего ярла) в комнату, где я в прошлый раз разговаривал с легатом. Однако вместо военного меня ждала моложавая альтмерка, чью нечистокровность выдавал рост и немного короткое для нашей расы лицо. В целом, однако, я находил эту женщину приятной и даже привлекательной: у неё была ровного и насыщенного золотого цвета кожа без изъянов, золотистые коротко остриженные волосы, насыщенного медового цвета раскосые глаза. — Госпожа, мы привели его, — отчитался стражник. Женщина жестом велела оставить нас наедине. — Для начала позвольте представиться: Ненья, управительница ярла Сиддгейра. Должен признать, у неё очень приятный голос. — Дозорный Эстормо, к вашим услугам, леди Ненья, — я учтиво склонил голову и приятно улыбнулся. Пока что буду считать, что она не знает, кто я на самом деле, и позвала решить какой-нибудь вопрос, связанный с нечистью, даэдропоклонниками или же оборотнями. Ненья презрительно фыркнула. — Я знаю, кто вы на самом деле… лорд Эстормо. «Лорд»… Никогда раньше меня так не называли — ни сослуживцы, ни гражданские. Это обращение польстило мне — но, с другой стороны, я ведь никакой не «лорд», у меня слишком низкое звание и происхождение, чтобы так именоваться. Для меня это, впрочем значило лишь одно: эта женщина знает, кто я на самом деле. Поэтому я даже не мог предположить, зачем она позвала меня. — Простите, но моё звание и происхождение недостаточно высокое для того, чтобы именовать меня «лордом». «Агент» или «юстициар» будет предпочтительнее. Либо же просто по имени. — Как пожелаете, — спокойно ответила Ненья. — Итак, приступим к делу. Возможно, от нашего с вами соплеменника вы слышали о… необычном заключённом нашей городской тюрьмы. Конечно, слышал. Только не понимаю, какое это имеет отношение ко мне? Если этот человек — оборотень, то вряд ли его интересует Талос как объект поклонения. — Рунил… рассказывал мне о том, что совершил этот человек, и по какой причине его содержат в одиночной камере. Но я не понимаю, чем я, как талморский юстициар, могу вам помочь в этом… деле? — Вы можете помочь скорее не как талморский юстициар, а как волшебник. Я хотел презрительно ухмыльнуться: талморских юстициаров не учат исцелять болезни. Ненья пока что не производит на меня впечатление глупого собеседника, так что она должна иметь представление о рамках изучения нами Школы Восстановления. — И в чём должна заключаться моя помощь как волшебника? — Недавно я разговаривала с этим заключённым, и он мне поведал, что у него есть… идеи избавления от своего недуга. Я могла бы привлечь нескольких солдат городской стражи, но силы оружия, боюсь, будет недостаточно. Допустим, я соглашусь с её предложением. Чем она собирается расплачиваться? — Я могу узнать свою выгоду от данного… предприятия? На лице женщины появилась скупая ухмылка. — Очевидно, что ваши навыки талморского юстициара помогли вам заметить… слежку за собой. Исходя из этого, смею предположить, что вы желаете покинуть Фолкрит тайно. Если вы согласитесь помочь мне, я прикажу нашим стражникам обеспечить вам по крайней мере четверть дня форы. Четверть дня форы — ценный подарок для ситуации, в которой я оказался. Только вот как Ненья сможет мне его преподнести? — Позвольте узнать, как вы собираетесь… порадовать меня таким образом? Альтмерка очаровательно приподняла бровь. — Подозрительные чужаки, которые недавно появились в нашем городе, не нравятся ни нашим людям, ни нашим стражникам. Я предполагаю, кто именно послал этих людей, и мне не очень хочется, чтобы он вмешивался в какие-либо дела нашего владения. Я едва сдерживал презрительные смешки: кажется, ярл Балгруф имеет далеко идущие амбиции, которые нравятся далеко не всем. — Собственно… техническая сторона вопроса полностью останется на плечах наших стражников, — закончила Ненья. — Хорошо, — ответил я. — Я приму ваше предложение, а затем доверюсь профессионализму ваших стражников. Управительница приятно улыбнулось. — Надеюсь, наше… сотрудничество будет приятным. А теперь прошу пройти за мной. В сопровождении нескольких стражников мы с Неньей направились в городскую тюрьму. Узники тут же припадали к решёткам, с интересом сверлили нас взглядами, кое-кто даже выкрикивал что-то в наш адрес — но этих умников удавалось заткнуть одним видом дубинки охранника. По пути к нам присоединилось двое стражников, вооруженных отполироваными до блеска копьями — вероятно даже, серебряными. Нас провели в самый конец коридора, к ещё одной решётке, за которой виднелась огороженная железными прутьями и обложенная камнем яма с водой. Необычная у них, однако, «одиночная камера»: судя по отсутствию какой-либо тени внутри, пленник может защититься от непогоды только если заберется на ступеньку перед прутьями, а рано или поздно он просто будет стоять по колено в собственных нечистотах — просто потому, что я не вижу ничего похожего на сливное отверстие… И норды ещё обвиняют нас, талморцев, в жестокости по отношению к заключённым! Завидев управительницу, сидевший в яме светловолосый норд оживился, подскочил к прутьям и с надеждой ждал, когда стражники откроют решётку. — Два шага назад сделал, — приказал один из тюремщиков. Копьеносцы выставили своё оружие вперёд, и пленник покорно попятился. Я сумел разглядеть этого человека: отощавший, рябой, светлые волосы засалились и начинали путаться, кожа от холодов побледнела, а наготу прикрывали лишь грубые штаны из мешковины. Нет, правда: после такого обвинять нас в плохом отношении с заключёнными я считаю несправедливым! Пленник заметил меня и испуганно отшатнулся ещё дальше. — Госпожа, добрая госпожа Ненья! — причитал он. — Зачем, зачем вы привели Дозорного? Вы же обещали, что поможете мне! Я же… — Успокойся, Синдинг, — потребовала Ненья. — Этот альтмер готов помочь тебе. Так что просто расскажи ему всё, что знаешь сам. Норд скрестил руки за спиной. — Я заразился уже достаточно давно, и всё это время искал лекарство — или хотя бы способ контролировать свои превращения. Однажды мне в руки попалось кольцо — как мне сказали, с его помощью я смогу контролировать себя. Как я узнал позже, это была реликвия самого Хирсина, и ему очень не понравилось, что я взял её. С тех пор я стал превращаться не только каждое полнолуние, но и сам по себе: я не мог даже предсказать, когда. Почему-то это всегда происходило в самый неподходящий момент. Как было… с этой девочкой, — голос пленника начал дрожать. — Когда я увидел её, что-то произошло в моей голове, я почуял всю её беспомощность… А дальше… Я очнулся, видел лишь её истерзанное тело, чувствовал, как меня вели куда-то, а люди вокруг бросали в меня камни и осыпали проклятиями. Бесконтрольные превращения, которые заставляют потерять контроль над собой. Пожалуй, этот человек действительно заслуживает по крайней мере сочувствия. — Почему ты не нашёл способа исцелиться раньше? — Тогда мне показалось, что это будет хорошей идеей — я должен был стать сильнее, другие болезни никогда бы не тронули меня, а простое оружие не причинило бы вреда. Если бы я только знал, до чего всё дойдёт… Отчего-то раскаяние этого человека казалось мне каким-то… странным. Однажды я видел, как Рулиндил допрашивает пленника — вернее, мне пришлось отвлечь его от этого процесса с целью передать кое-какие документы. Сведения, содержавшиеся в тех бумагах, показались мне не требующими отлагательств, и я нашёл в себе смелости не дожидаться окончания допроса. Когда я зашёл в пыточную, то застал момент, когда заключённый давал признательные показания — причём делал он это явно нехотя, словно в надежде, что после его «раскаяния» его оставят в покое. Рассказ Синдинга напоминал мне подобные показания. — И как ты надеялся… всё исправить? — спросил я. — Я хотел бы умилостивить Хирсина. Я молился ему, и он ответил мне, что есть такой способ. Он дал мне видение могучего белого оленя, сказал, что если я выслежу этого зверя и убью, то он явится мне снова и расскажет, что я должен делать дальше. Но вместо этого я… Синдинг снова поник, его голос снова задрожал. — Я убил ту девочку! Рассказ выглядел для меня странно. Сначала норд говорил, что убил ребёнка во время одного из случайных превращений, а теперь сказал, что выслеживал добычу для Хирсина, но «перепутал» оленя и маленького ребёнка. — И ты хочешь, чтобы я выследил этого оленя вместо тебя? — Да. Боюсь, единственный способ снять с меня проклятие — это убить этого оленя, чтобы затем отдать кольцо явившемуся Хирсину. — Хорошо. Только где мне найти кольцо? Мне показалось, что Синдинг коварно улыбнулся. Тюремщики насторожились не меньше моего, копейщики снова выставили оружие вперёд, но Ненья приказала им стоять спокойно. Норд тем временем вскарабкался на ступеньки и протянул мне серебряное кольцо, украшенное волчьей мордой. Неужели его не отобрали при обыске? — Запрещённый предмет? — рявкнул я. — Не бойся, я отмыл его, — мне снова показалось, что в голосе Синдинга прозвучали едкие нотки. Я догадался, где всё это время норд хранил запрещённый для хранения при себе предмет. Возмущение во мне боролось с недоумением, недоумение — с множеством догадок, каждая из которых выставляла заключённого не в лучшем свете. — Говорю тебе, оно чистое, — убеждал Синдинг. — Почище… других, которые ты надевал! Если, конечно, обычно твоим кольцом не пользовались. К щекам неожиданно прилила кровь, а сердце неприятно кольнуло. До меня донеслись презрительные смешки заключённого. Одному из тюремщиков, видимо, не хотелось больше выслушивать подобные мерзости, он выставил копьё вперёд так, что Синдинг чуть не потерял равновесие и не плюхнулся в воду. — Ещё одно слово — будешь неделю голодать, понял? Заключённый сдавленно качнул плечами. — В довесок к той, которую ты получаешь с сегодняшнего дня за то, что запрещённый предмет сюда пронёс. Синдинг виновато опустил голову. — Если ты не передумал, эльф — бери это кольцо и уходи. Найди оленя, о котором я говорил тебе. И молись своим богам, чтобы они были милосердны к тебе, и ты успел всё сделать до того, как обратишься. Преодолевая брезгливость, я забрал кольцо, и тут же оно словно по волшебству само наделось на мой безымянный палец, да ещё и странным образом пришлось точно мне по размеру. — Поспеши, — посоветовал заключённый. — И помни: ты можешь обратиться в любой момент. Даже когда выйдешь за эту дверь. Я покидал тюрьму в смешанных чувствах; с одной стороны, я начинал жалеть, что вообще подписался на эту авантюру, с другой — история Синдинга мне совсем не нравилась, даже казалась подозрительной. Этот норд не выглядел жертвой обстоятельств, кем он выставлял себя в глазах окружающих: возможно, если бы у меня было время расспросить его наедине, его рассказ не один раз противоречил бы себе. Когда я выходил на улицу, в нос ударила смесь запахов, свежий воздух отчего-то пьянил, а силы переполняли меня, словно и не было того ранения. Я боязливо оглядел руки, боялся, что превращение уже началось — но нет, кожа на пальцах оставалась желтой, ногти не отрастали, а руки не увеличивались в размерах. Пожалуй, лучше переоденусь в ту грубую одежду, что я купил в Вайтране — её, по крайней мере, не жалко будет. — Леди Ненья, я могу рассчитывать на помощь хотя бы троих ваших людей? — поинтересовался я. Управительница шепнула что-то одному из мужчин, тот велел троим солдатам следовать за мной. — Сейчас я пойду переоденусь, — сказал я. — И мы начнём выслеживать этого оленя. Если вдруг я превращусь — держитесь подальше. Стражники качнули плечами, будто бы и без моих напоминаний знали, что им делать. — Вам не доводилось слышать о рассказах охотников о подобном… необычном животном? Теперь все трое по очереди переглянулись. — Говорили как-то, что видели белого оленя к северу от города, в горном лесу, — ответил один из них. Что же, там и начнём. Я вернулся в дом Рунила и принялся переодеваться. Старик смотрел на меня с удивлением, тут же обратил внимание на появившееся на моем пальце кольцо — и пришлось всё объяснить ему. — Постарайся найти это животное до заката, — посоветовал жрец. — Тут уж как получится. Я вышел на улицу, передал свёрток с робой и сапогами одному из стражников, на всякий случай пояснив, что если мы не успеем и я всё-таки обращусь, то моя одежда будет испорчена, и им придётся либо заткнуть свою нордскую гордость и подать мне запасной наряд, либо на обратном пути смотреть на моё обнажённое тело. Как я и рассчитывал, изучать подробности строения моего тела им не очень хотелось, и один из стражников всё-таки раздал свой набор зелий и перевязочных средств товарищам и уложил в свою сумку запасную одежду для меня. Стало быть, они видели оленя к северу от города? А в какой у нас стороне север? Я плохо понимал, почему направился в горы, но я не слышал возражений от своих спутников и сделал вывод, что выбрал правильный путь. Смесь запахов осеннего хвойного леса опьяняла, я взбирался по склонам и карабкался по камням, иногда мне даже приходилось ждать стражников, от которых я должен был отставать. Никогда прежде я не чувствовал себя таким бодрым и сильным! Что это? Эффект зелий? Хороший воздух? Или магия проклятого кольца? Стражники останавливались всё чаще, затем и вовсе решили перекусить — и я посчитал это хорошей идеей. Я набросился на солёную рыбу с небывалым аппетитом, впервые за эти несколько дней ощущал её вкус, чувствовал каждый кристаллик соли на своём языке. Хлеб же показался мне отвратительным, я проглотил единственный кусок лишь из вежливости, отчего-то захотел съесть снежную ягоду — но не учёл, что она ещё не созрела и имела неприятный горький вкус. — В горах темнеет быстро, надо бы пошевеливаться, — заметил один из моих спутников. — Согласен, — я подскочил с поваленного дерева и направился прочь из перелеска. Какое-то странное чувство вело меня, мне казалось, что из всего множества ароматов, которыми полнился этот лес, лишь один — терпкий и неприятный, выведет меня к нашей цели. Я вскарабкался на невысокую скалу — и с её вершины мне открылся удивительный вид. Вечнозелёные ели красиво сочетались с пожелтевшей травой, кое-где проглядывали позолоченные лиственные деревья, неизвестно что забывшие здесь; заходящее солнце окрашивало небо в золотой цвет, вместе с ним золотило и протекавшие в окрестностях горные реки, золото отражалось и в озере Илиналта, видневшееся где-то вдалеке. И вот, на небольшой поляне чуть внизу, в окружении нескольких сородичей я заметил необычайно крупного оленя, цвет шкуры которого я сначала принял за золотистый. Лишь когда животное зашло в тень, я понял, что это и есть тот олень, о котором говорил Синдинг. Я притаился за деревом, надеясь, что это небольшое стадо не заметит моего присутствия. Отчего-то мне хотелось выскочить из своего укрытия, наброситься на добычу и вонзить кинжал ему в горло… Да что за мысли — тогда я ведь упущу этого оленя! Буду действовать так, как я умею: выпущу в животное мощный разряд молнии в надежде, что смогу хотя бы оглушить его. Позади меня послышались тихие шаги — вот и мои спутники подоспели. Жестами я велел им пригнуться, а сам приготовил заклинание и прицелился. Между пальцев проскользнул привычный мне всплеск энергии, из руки вылетела молния, попавшая точно в свою цель. Белый олень без движения рухнул на землю, остальное стадо испуганно разбежалось. Под одобрительное мычание я спрыгнул на поляну, вытащил из ножен кинжал и на всякий случай перерезал животному горло. Что делать дальше, я представлял с трудом. Однажды я видел, как кухарка разделывала кроличью тушку — разрезала брюшко, сняла каким-то образом шкурку, затем вынимала внутренности… Надеюсь, я ничего не напутаю. Едва лезвие кинжала снова прикоснулось к шкуре оленя, как я почувствовал всплеск странной энергии, животное будто бы поднималось на ноги. Его призрак смотрел на меня, никуда не убегал и будто желал поговорить. — Ты — Хирсин? — отчего-то я спросил первым. — Не совсем, — призрак отвечал мне низким, грубым голосом. — Я — лишь одна из Его испостасей. Одно из воплощений Охоты. Я не могу сейчас явиться в этот мир в своём истинном облике, поскольку время Моё не пришло. Но всё же ты можешь называть меня этим именем, Охотник. Тем более что на тебе Моё кольцо. Я улыбнулся. Кажется, удача снова вернулась на мою сторону: я встретился с воплощением Хирсина, и у меня есть все шансы скорее снять это проклятое кольцо. — Именно о нём я и хочу поговорить. Мне нужно, чтобы Ты, Князь Охоты, снял с него своё проклятие. Из груди призрачного оленя послышались злобные смешки. — Значит, этот вор Синдинг решил сыграть на твоей жалостливости? — спросил он. — А ты, в свою очередь, поддался зову милосердия и решил потакать его слабости? Нет. Я не стану снимать проклятие с этого кольца сейчас. Вместо этого Я приглашу тебя сыграть в мою Игру. Найди и убей беглого оборотня первым — и Я не только сниму с этого кольца проклятие, но ещё и щедро одарю тебя. Если же нет — проклятие кольца будет настигать каждого, кто наденет его. Выбирай, высокий эльф, кем ты будешь: Охотником, ловцом своей удачи, либо Жертвой собственного милосердия? Когда решишь, поспеши к месту, что зовут Гротом Утопленника. А пока что можешь со своими товарищами вкусить свою добычу и утолить свой голод. Призрачный олень исчез, оставив меня в раздумьях. Стоит решить, чего я хочу меньше: побыть игрушкой Даэдрическому Принцу либо же терпеть неконтролируемые (по крайней мере, со слов Синдинга) превращения? Во втором случае моей карьере настанет конец, ведь я могу превратиться прямо в посольстве или, что хуже, на задании, подвергнув опасности свою жизнь и жизни моих коллег. А что, если попытаться просто избавиться от этого кольца? Синдинг ведь снял его и прятал от тюремщиков — значит, и у меня получится? Но сначала, пожалуй, стоит перекусить. Я снова склонился над убитым оленем. — Эльф, отойди! Голос одного из моих спутников заставил меня подняться на ноги. Норд подошёл к туше убитого животного, принялся свежевать его, отрезал несколько кусков мяса и протягивал каждый кусок мне, велев подержать, а затем идти с добычей за ним. Его товарищи разбили неподалёку лагерь, разожгли костёр и приготовили нечто вроде вертела из крупных палок. Мне велели нанизывать мясо на длинную палку, а затем сказали, где я могу помыть руки от крови и грязи. Отчего-то я решил попробовать, какова на вкус свежая кровь, и я лизнул свой палец. Солёный вкус показался мне очень приятным, хотелось слизать всю кровь со своих пальцев… Ауриэль, что за глупости мне приходят в голову, грязные руки облизывать! Я же не маленький ребёнок, чтобы этим заниматься! Брезгливо смыл грязь в ручье, умылся и немного промочил горло. Вода в ручье была ледяной, практически лишённой вкуса, её невозможно было выпить много за один раз. Холод просто ломил зубы, а быстрое утоление жажды лишило эту воду какой-либо привлекательности для меня. Я вернулся в лагерь, настойчиво привлекавший меня светом костра, запахом жарившегося мяса и еловых дров. Моё терпение заканчивалось, и я попросту начинал срезать наполовину сырое мясо и поедать его. Норды со странным удивлением смотрели на меня, я в ответ лишь хмыкал. Да, я проголодался за день. Да, я нахожу недожаренное мясо очень вкусным. Намного вкуснее, чем обычные бифштексы из оленины, которые подают в тавернах. — Вы слышали, что сказало воплощение Хирсина? — поинтересовался я. — Да, — ответил один из стражников. — Но ты же помнишь, что обещал нашей управительнице? Так что не вздумай выбросить это кольцо и сбежать. Грот Утопленника, к слову, в дне пути отсюда по дороге в Вайтран. В дне пути отсюда… Надеюсь, Хирсин учитывал это, когда приглашал меня в «игру». Может быть, пока есть возможность, расспросить этих нордов о Синдинге: что они знают об этом человеке, как он попал в Фолкрит, как зарекомендовал себя среди местных… Вдруг выявятся ещё какие-нибудь интересные подробности? — К слову о Синдинге. Что вы можете рассказать о нём? Норды переглянулись. — Что тебе можно о нём рассказать? Приехал в город около… месяца до этого убийства. Устроился работать на лесопилке. Парень не бездельничал, разве что на работу порой приходил после обеда, да ещё и невыспавшийся какой-то. Поскольку работал он за троих, этот недостаток ему прощали. С виду безобидный был, если бы его, всего в крови, не застали прямо возле тела — никто бы и не подумал, что он вообще на такое способен! Но все улики против него были — руки в крови, лицо в крови, ещё и признался в содеянном прямо на месте. Приехал за целый месяц до убийства. Нашёл работу. Производил впечатление безобидного человека. Следовательно, кольцо Синдинг нашёл уже в Фолкрите, раз местные позволили ему жить и работать в своём городе целый месяц и ничего не подозревали о его волчьей сущности. — И никто не заподозрил, что этот человек, к примеру, должного уважения к богам не проявляет? — Если ты не заметил, у нас и часовни в городе никакой нет, — съязвил один из нордов. — И как бы мы, по-твоему, должны были что-нибудь подозревать на этот счёт? Действительно. Жилище Рунила «храмом» назвать никак не выйдет, алтарь Аркея в его доме можно только для себя использовать. Единственное божество, которому можно поклоняться в «Мертвецком мёде», к Имперскому Культу ни в каком его виде отношения не имеет. А больше народ в этом городе нигде, кроме как в таверне и на кладбище, не собирается. Мясо наконец прожарилось, и мои спутники принялись за ужин. — А жил этот человек где? — я всё не унимался, хотелось собрать побольше фактов, затем обдумать и систематизировать их все. Может быть, окажется, что Синдинг и не заслуживает к себе милосердия? — Сначала — на постоялом дворе. Затем его Солаф у себя приютил. Много Синдингу не надо было, только место, где голову приложить на ночь. Приютил, значит, один из горожан. И этот человек не заметил никаких странностей в поведении своего постояльца? — И Солаф ничего странного не заметил? Норды снова переглянулись. — Вы, талморцы, все такие настырные? — Прости, работа у меня такая, — соврал я; не буду же я говорить этим людям, что раньше лишь бумажки перебирал да по мелким поручениям бегал. — Так что? — Нет. Все думали, что Синдинг — просто охотник. В наших краях, как ты понимаешь, такое совсем не редкость. Остался последний вопрос: девочка. Когда и где оборотень убил её, что вообще из себя представляет её семья. — А эта девочка — где её нашли и во сколько? Моё любопытство, кажется, стало надоедать стражникам. Их можно понять: не самое приятное дело раскрыто, виновник отбывает своё наказание — и все ждут, когда он замёрзнет насмерть, когда его тело зароют, а то и вовсе сбросят в выгребную яму. А тут появился я, принялся расспрашивать подробности и взялся бередить ещё не зажившую рану. — Я просто хочу знать, стоит ли Синдинг той милости, что проявляет к нему ваша управительница, — пояснил я. — Девочку нашли рано утром, во дворе фермы, где она с семьёй жила. Наши ребята, как обычно, совершали обход местности, услышали чей-то крик и поспешили на место — но опоздали. Знаешь, по мне лучше бы парни позволили отцу этой девочки зарубить Синдинга топором — по крайней мере, не пришлось бы ни нам, ни тебе мучиться. Я ещё раз решил обдумать всё, что услышал. Синдинг появился в городе за некоторое время до убийства. Ничем для местных, а следовательно — и для стражников не выделился. Из подозрительного — только то, что он приходил на работу невыспавшимся, а иногда даже во второй половине дня. Размышления прервала резкая боль в суставах. Я боязливо опустил взгляд, принялся разглядывать себя. Руки будто бы увеличивались в длине, ногти темнели и отрастали, на пальцах появлялась длинная белая шерсть. Поднял взгляд на небо. Солнце скрылось, луны взошли, а на небосводе сияли звёзды. Цвета начали тускнеть, даже пламя костра превращалось в белое, пугающее пятно. Ещё больше звуков и запахов ударило в голову. Боль усиливалась. Мне казалось, будто бы всё тело попало под какую-то ужасную машину, и теперь каждая кость и каждый сустав перемалывается в ней. — Уходите!.. — успел только прокричать я. От боли я кричал ещё сильнее, пока сознание не помутнело и не начало покидать меня. Прояснение. Всё вокруг потеряло цвет, но обрело незнакомые запахи. Везде много различных шорохов. Тело наполнилось небывалыми силами. Огонь от костра пугал, больно обжигал — несмотря на то, что я нахожусь в достаточном отдалении. На палке жарится мясо — такое сочное и вкусное. Где-то в кустах прячется кто-то. Их тела источают страх передо мной, но от их рук исходит кислый запах стали. «Что простая сталь для оборотня?» — всплыло в моей голове. «Это люди. Стражники Фолкрита. Я делил с ними ужин. Нельзя на них нападать», — подумалось следом. Луны звали. Я довольно зарычал, затем завыл на их белый свет и спрыгнул с невысокого обрыва. Мясо — не совсем свежее, но не тронутое гнилью, вполне съедобное, бывшее когда-то крупным оленем. Я склонился над тушей, принялся поедать плоть, слизывал свернувшуюся кровь. Никогда прежде не ел ничего вкуснее. Особенно вкусное у него сердце: столько крови и столько мяса сразу! Я снова зарычал. Я хищник. Я зверь. Я охотник. Это — мои леса, мои горы. Это — мои олени и кролики. Здесь всё — моё, нужно лишь прийти и взять. И убивать каждого, кто посмеет оспорить это. Луны. Ветер. Запахи и звуки. Где-то рядом пробежал кролик. Где-то ухает филин. Где-то вдалеке летает дракон. Вот она, свобода. Я спрыгнул с утёса на равнину и побежал по едкому следу. Нет, по множеству следов. Первый — кто-то такой же, как и я сейчас. Я где-то чуял этот запах, но не мог узнать. За ним бегут ещё люди, с таким же кислым запахом стали в руках. Нет, не только люди. Коты. Орки. Я бежал по дороге, по следам, которые выбрал. Игра. Охота. Добыча. Ещё запахи — обычных волков, моих братьев. Я издал приветственный вой, звери ответили мне. Я всё бежал и бежал. Запах рядом со мной — кролик, страдающий бессонницей кролик. Такой вкусный и жирный. Одним движением я настиг его, перекусил шею. Кровь приятно обволакивала язык, вкус свежего мяса заставлял рот наполниться слюной. Я пожрал его жирную плоть, затем сгрыз и несколько костей. На тело напала странная слабость. Кости снова начали чувствовать боль. Я поднял голову на небо — Луны, мои богини и путеводные маяки, уходили с небосвода, уступая место солнцу. Благословенная ночь уходила, забирая с собой и мою силу. Я замедлил свой бег, прятался от солнечных лучей. Слабость всё усиливалась, вместе с ней приходила и боль. Я кричал и слабел от собственного крика, пока в изнеможении не повалился на землю и не лишился сознания. Когда я очнулся, уже вечерело. Я лежал на траве абсолютно голый, как я и боялся: лишь тёмно-синий плащ накрывал меня сверху. Земля возле меня, однако, не была такая уж ледяная: её успело прогреть пламя костра. Кольцо на моём пальце свободно болталось, одно движение — и оно упало на землю. — Как ты себя чувствуешь? — спросил один из стражников. Я со стонами поднялся, прислушася к ощущениям своего тела. Меня одолевала слабость, во рту стоял странный и противный солёный вкус, что-то заставило меня протереть губы — и на пальцах проступил странный алый след. Очень плохо помню, что произошло… — Можешь не отвечать. Вот, возьми, — один из нордов протянул мне флягу с водой, я поспешил прополоскать рот, затем смыл с губ красные следы… Кровь? Откуда? — Моя одежда? — спросил я. Стражники переглянулись. — То рубище порвалось, когда ты обратился. Мне кинули тряпичный свёрток, я поспешил распаковать его и быстро начал одеваться. — Есть будешь? Мне протянули жареные грибы на жерди, я взял их, принялся грызть. Затем мне предложили солёного мяса, но я отказался. — Расскажите, что со мной произошло? — спросил я после того, как перекусил. — Когда взошли луны, ты обратился. Никогда раньше не видел белых волков. — Мы думали, ты набросишься на нас, — продолжил его товарищ. — Но нет, что-то остановило тебя, и ты побежал по дороге к Гроту Утопленника. Кстати, она недалеко отсюда. Сначала ты съел того белого оленя — прямо сырым. Боги, я ел сырое мясо? Какой ужас! — Да, не смотри так. Потом ты ещё кролика загрыз и сожрал. Тоже сырым. Я убил кролика и сожрал прямо сырым! Вот откуда во рту этот противный солёный вкус и эти странные следы на моих губах! Надеюсь, никто об этом не узнает! Да, это менее позорно, чем под себя ходить, но я всё же не какой-нибудь дикарь, чтобы мясо сырым есть! — Когда вы нашли меня? — Недавно, — ответил третий норд. — Ты лежал в кустах без сознания, совсем голый, свернулся калачиком — удивительно, как ты не замёрз насмерть. Мы разбили лагерь, отнесли тебя ближе к огню, а я прикрыл своим плащом. Я сжался в комок и схватился за голову. Быть оборотнем — очень, очень странно. Я помню, каким сильным и свободным себя чувствовал, помню, как мне было хорошо. Но жрать сырое мясо и просыпаться непонятно где — это ужасно. Да и сейчас моё самочувствие оставляет желать лучшего. Пожалуй, нечто похожее было, когда я первый раз напился медовухи в «Гарцующей кобыле» — сначала хорошо и приятно, а затем мерзко. — Кстати, в Гроте Утопленника веселье в самом разгаре, — напомнил стражник. — Мы по очереди ходили туда, смотрели. Куча народу гоняется за оборотнем с золотистой шкурой, и не сказать, что у них что-то получается. Надо будет спросить, как зовут этих парней — хотя бы для того, чтобы различать их. А то вчера я был слишком занят выслеживанием белого оленя, а затем — расспросом об убийстве девочки и о самом Синдинге. — И посмотри ещё на луны, — посоветовал его товарищ. Я поднял голову на небо и изумился: показавшиеся в лучах заходящего солнца луны, особенно Секунда, казались кроваво-красными, небо так же окрашивалось в кровавые тона, что нельзя было объяснить игрой света. В голову пришли вчерашние слова Хирсина об Игре, которую Он затеял, и на которую мне следует отправиться прямо сейчас. Я пойду один и убью оборотня, о котором говорил Князь. Надену кольцо и постараюсь успеть до того, как солнце скроется за горизонтом и я снова обращусь в зверя. — Ждите здесь, — приказал я, схватил кольцо и подскочил на ноги. Как только кольцо оказалось у меня на пальце, я снова почувствовал прилив сил, мои чувства и рефлексы снова обострились. Я всё понимал и осознавал, меня больше не терзали странные и глупые желания. Я бежал по каменистой дороге. Два шага на вдох, два шага на выдох — я интуитивно поймал этот ритм дыхания, который позволил бы мне бежать быстрее и дольше. И обдумывать то, что не успел. Тело девочки нашли во дворе фермы, где она жила, на рассвете. Стражники услышали крики, но не успели спасти ребёнка. Синдинг пробормотал признания на месте, отца этой девочки едва сдержали от самосуда над убийцей своего ребёнка. Сам Синдинг говорил, что «не сдержался», «перепутал оленя и ребёнка». Странно, я ведь сдержался от того, чтобы напасть на своих спутников. Я точно запомнил, как победил глупые инстинкты. Может, из-за того, что наша пропаганда всё-таки права, и альтмеры действительно высшая раса? Я спрыгнул с каменного валуна и забежал в каменную арку, затем миновал каменный коридор и оказался на лужайке с водопадом, в центре которой группа израненных охотников разбила лагерь. Орчихе уже ничем не помочь, она испустила последний вздох за некоторое время до моего прибытия. Недалеко от неё, прислонившись к камню, умирал серый каджит: зверь распорол ему брюхо; через чистую тряпку я видел проглядывавшие наружу кишки, земля под ним вся пропиталась кровью. Моложавый норд выглядел самым здоровым из всей этой компании, именно он и перевязывал раны остальным своим товарищам. Ещё один орк лежал без сознания — наверное, тоже скоро умрёт. — Ты, — позвал кот, — тебя тоже призвала Кровавая Луна? — Да, — смело ответил я. — Я хочу убить оборотня. Из груди умирающего послышался не то кашель, не то презрительные смешки. — Жертва сильна, — прокряхтел каджит. — Сильнее охотников… Договорить кот не успел — лишился сознания и испустил дух прежде, чем закончил свою мысль. Задача будет явно не из лёгких, придётся применить все свои силы и умения. Придётся выманить зверя. Изобразить лёгкую жертву. Затем успеть укрепить тело заклинанием и ударить молнией. Вдовесок к обострившемуся чутью и слуху буду использовать заклинание обнаружения жизни. Я направился в перелесок между каменных скал. Отличное место для засады. Нужно быть осторожнее: на месте зверя я бы занял позицию на вершине скалы и спрыгнул на незадачливого охотника. Укрепил тело заклинанием — на всякий случай, и присмотрелся. Мне показалось, что наверху мелькнула тень, приготовился метнуть молнию в то, что отбросило её. На вершине показалась фигура, страшно освещаемая кровавой Секундой. — Ты? — голос показался мне знакомым. Я пригляделся внимательнее: шкура оборотня имела необычный золотой оттенок. Видимо, о нём и говорили стражники, сопровождавшие меня. — Не узнаёшь меня, эльф? — произнёс оборотень. Синдинг? Что он здесь делает? — Синдинг? Мне показалось, что зверь кивнул головой. Как и зачем этот человек сбежал? В тюрьме его жизни пока что ничего не угрожало, напротив, он ждёт там исцеления. К тому же, он не нападает на меня, хотя находится в облике зверя. — Всё верно, эльф. Хирсин даровал мне новое видение. Он сказал, что если я выиграю в Его Игре, то смогу искупить свою вину перед Ним. Выходит, тебя Он тоже позвал сюда, и мы оба вынуждены играть по Его правилам. Прости, что втянул тебя во всё это. — Да. По правилам этой игры я должен убить тебя. До меня донесся обреченный вздох. — И я это заслужил. Если ты сделаешь это, я не буду тебя винить, и даже пойму. Мне так жаль, что я подвёл госпожу Ненью, она ведь была так добра ко мне… И снова я слышу это раскаяние — манипулятивное, призванное вызвать жалость и сострадание. Но нет. Этот норд может себя контролировать даже в шкуре зверя. Я на себе испытал, что значит быть оборотнем, но я сдержал себя и не стал убивать сопровождавших меня стражников. Сейчас Синдинг способен вести диалог, даже не пытался нападать на меня — а, следовательно, он контролирует своё поведение. И девочку убил абсолютно осознанно. — Я очень хочу пощадить тебя, Синдинг, — я чувствовал на себе полный надежды взгляд, норд посчитал, что я поверил ему. — Но ты ведь убил девочку осознанно. — Что?.. Нет, это ложь! — Ты можешь контролировать себя даже в шкуре зверя. А, следовательно, не мог перепутать запах маленькой девочки на их ферме и крупного оленя в лесу. Проклятие кольца состоит лишь в том, что ты перекидываешься не каждое полнолуние, как обычно, а каждую ночь… Синдинг всё понял — и скрылся из виду. Я следовал за ним, читая заклинание обнаружения жизни и прислуживаясь к каждому шороху. Шаги. Треск сломанной сухой веточки и шорох листьев кустарника. Я метнул на звук молнию — но промахнулся. — Тебе надо было напасть на меня или же спрятаться до того, как настанет утро, — намеренно громко советовал я. — Но ты срочно захотел поболтать со мной. Я прошёл дальше вдоль камней, мимо святилища Талоса. Шорох в кустарниках — но нет, это всего лишь пугливая лисица. Давай же, Синдинг, вот он я. Кричу на весь этот даэдротов перелесок. Я — лёгкая добыча, слабый беспомощный эльф. Я безоружен, моё тело не защищает ни варёная кожа, ни металл. Тебе нравится убивать слабых и беззащитных, так ведь? Скрежет когтя о камень. Чёрная тень сверху меня. Снова метнул молнию — но промахнулся. Синдинг скрылся в поросли кустарника. Я осторожно спустился вниз по каменным ступеням. — Синдинг! А ты догадывался, что никакой я не Дозорный? — снова позвал я. — Знаешь, кто я на самом деле? Оборотень не поддавался. Притаился где-то. Заклинанием обнаружения жизни я оглядел заросли вокруг. Сбоку промелькнула лиловая аура жизни, чёрная тень выпрыгнула на меня, я едва успел отскочить — но коготь всё равно задел плечо и больно расцарапал кожу до крови. Я тут же исцелил мелкий порез. — На самом деле я — талморский юстициар! Ты же ведь хочешь убить проклятого талморца? Хочешь потом рассказывать, какие мы на вкус? Синдинг всё-таки выдал себя глухим рычанием. Я запустил на звук поток искр; до меня донеслось завывание. Ещё поток искр, затем — одна мощная молния, и оборотень дохлым свалился с уступа. От него несло жжеными волосами и палёным мясом, шерсть дымилась, под кожей можно было даже разглядеть ожоги. Из обожженного молниями трупа поднялся ещё один призрак — на сей раз, человеческий, похожий на Синдинга в его человеческом облике. — Отличная работа, — похвалил Хирсин. — Я знал, что ты сделаешь правильный выбор. А теперь освежуй его — и Я благословлю эту шкуру так, что она будет верно служить тебе и защищать от всех тягот этого мира. Я скупо ухмыльнулся. Нет, подачки от даэдра мне не нужны. Пусть забирает своё проклятое кольцо и подарит благословлённую собой шкуру кому-нибудь другому. — Благодарю, Князь, но мне нет нужды в Твоих дарах, — ответил я. Хирсин отчего-то рассмеялся. — Когда-нибудь, высокий эльф, в тебе снова проснётся Охотник, — ответил он. — И ты снова придёшь ко Мне за благословением. Кольцо спало с моего пальца и вместе с призраком исчезло. Меня снова одолела слабость и одышка, я опёрся о скалу и пытался отдышаться. Я больше не чувствовал того множества ароматов, не слышал всех шорохов вокруг себя. Мир словно потускнел, а я будто бы на какую-то часть ослеп — но не жалел об этом. Не стоит связываться с Даэдрическими владыками, какие бы дары Они не предлагали. Немного отдышавшись, я в спешке покинул пещеру, пока меня не заметили остальные «охотники» и не засыпали глупыми вопросами. В лагерь я вернулся, когда луны — своего обычного цвета — уже сияли на небосводе. — Кольца на тебе нет, и ты в своём обычном облике, — заметил один из стражников. — Значит, ты выиграл? Оборотень мёртв? — Да. Видимо, зверь посчитал, что я стану лёгкой добычей, но не рассчитал, что я убью его парой удачных молний, — равнодушно ответил я. — И, может быть, мы представимся, наконец, друг другу? Меня, например, зовут Эстормо. Парней же звали Гисли, Эйрик и Хельги.