Je reve

— Ну что, больно? — шипит Тибальт мне на ухо, оказываясь совсем близко, настолько, что я чувствую запах вина, смешанный с запахом каких-то терпких духов, уж не знаю, чьих: его или кого-то другого. Эти запахи смешиваются с металлическим привкусом крови во рту, и у меня начинает кружиться голова. Этого ещё не хватало! В его глазах, при виде меня, истекающей кровью, загорается какая-то странная искра, будто мучения других доставляют ему удовольствие. Я нередко задавалась вопросом, не безумец ли он. Хотя, я не лучше.  — Ни капельки, Кошачий царь! — выплёвываю я, бесстрашно смотря в его медово-зелёные глаза, будто пытаясь этим противоречить всему. Я стою на коленях, в грязи, а он наклоняется надо мной. Воздух прорезает звук пощёчины, но мне уже, ровным счётом, всё равно. Я продолжаю упорно молчать, даже когда следует новый удар.  — Моей слабости ты не дождёшься, — шепчу с нотками ненависти, а затем начинаю громко смеяться. Я всегда смеюсь, нынешняя ситуация — не исключение. Ведь я, Меркуция — всем известная веронская насмешница. Тибальт недоумённо на меня смотрит.  — С чего вдруг такое веселье? — в его словах слышится раздражение. Я продолжаю безудержно хохотать, при этом вставая.  — Ты опять не выиграл, Капулетти, — смело заявляю, насмешливо глядя в его глаза, — духу не хватило? Он издаёт что-то похожее на рык и хватает меня за горло, а я, как ненормальная, продолжаю смеяться так, будто это поможет.  — Ты мне надоела, — говорит он, сжимая свои длинные цепкие пальцы всё сильнее. Мне перестаёт хватать воздуха, лёгкие будто выворачиваются наружу, и я чувствую, что теряю сознание. Тогда Тибальт отпускает меня, и я падаю лицом в грязь. Опять не убил… Неужели ему не надоело? Но нет, каждый раз при наших стычках всё происходит так, и каждый раз он оставляет меня, не добив до конца. Ему нравится это: снова и снова делать всё тоже. Ему ведь нужен постоянный враг. А я? Я не знаю, что движет мной, когда я в очередной раз задираю Крысолова колкими шуточками и своей вечной язвительностью. Просто я не могу этого не делать. Глупо. И вот сейчас он уходит в сопровождении своих соратников. Рядом с ним, как всегда, виднеется высокая фигура Валенцио Капулетти, брата Тибальта. Этот человек нечасто ввязывается в драки, лишь стоит в стороне и молча наблюдает. Темноволосый, холодный, немногословный — он полная противоположность своему брату, в котором, как мне кажется, каждую секунду вспыхивают искры и огонь сжигает всё. Я остаюсь лежать, глядя им вслед. Чёрт возьми, какое унижение! В прочем, не в первой. Вскоре прибегают Бенволио с Ромео, начинают поднимать меня, но мне в этот момент всё равно. Для меня сейчас существует только Тибальт, безнаказанно ушедший, оставивший лишь синяки на всём теле и кровавые подтёки. Да будь ты проклят, Капулетти! *** Я со смехом толкаю Ромео в бок.  — Он опять влюблён! — пренебрежительно фыркаю на всю улицу, — третий раз за неделю! Опять смеюсь своим обычным выбешивающим всех вокруг смехом.  — Замолчи, Мерчи, — бурчит друг, демонстративно отворачиваясь.  — Какой же ты скучный! — отзываюсь я, — а между тем, у меня была великолепная идея!  — Какая? — заинтересованно спрашивает Бенволио. Я делаю загадочное лицо, молчу несколько мгновений, а потом начинаю рассказывать:  — Вам должно быть известно, что нынче вечером в доме Капулетти бал, — друзья согласно кивают, и я продолжаю, — так вот, я официально на него приглашена, так как являюсь герцогу роднёй. В общем, идея моя заключается в том, чтобы вы тоже туда пошли.  — Но как? — недоумевает Бенволио, — смешно! Ведь мы Монтекки. Там нам точно рады не будут.  — Да как же ты не понимаешь! — воодушевлённо кричу я, — это ведь мас-ка-рад! Никто не будет узнан.  — О, это ведь безумие! — восклицает Ромео, — ты с ума сошла? А если нас разоблачат?!  — Так убежим! Делов-то.  —  Но на что нам сдался этот бал? — продолжает упорствовать мой занудный друг.  — Повеселиться, — пожимаю плечами я, — к тому же, там будет твоя Розалина.   — Ах, Розалина… — вздыхает он.  — Пожалуй, не самая плохая идея, — подаёт голос Бенволио, который до этого шёл и напряжённо над чем-то размышлял. Молодец. Поддержал. Вот я же говорила, он всегда был хороший малый!  — Да вы двое ненормальных! — продолжает гнуть свою линию Ромео, — вы понимаете, чем это может обернуться?  — Ничем, — отвечаю я, а Бенволио, продолжая меня поддерживать, обращается к другу:  — Послушай, во-первых там будет Розалина, а во-вторых, помимо неё, виднейшие красавицы Вероны! Только подумай… И возможно, твоя несчастная любовь тогда покажется глупостью! На лице Ромео отразилось самое страдальческое выражение.  — О Боже! — вскричал он, — да как ты можешь толкать подобные речи?! Я узрел солнце, что доказывает то, что я не слепец. Так неужели солнце может затмить любое другое светило? О, нет!  — Он неисправим, — вздыхаю я, — у него новое солнце каждою неделю и даже в пасмурные дни для него оно одинаково ярко! Терпеливый Бенволио всё ещё не оставляет надежды его разубедить:  — Но ты ведь ещё не сравнивал солнца этого с другими! Проверь хотя бы, прежде чем так уверенно заявлять. Взгляни и на других. Поверь мне, может статься так, что твой прекрасный и единственный в этом мире бриллиант окажется простой стекляшкой, каких тысячи! Да уж, красноречия моим друзьям не занимать, а крепость нервов Бенволио вызывает безграничное уважение. К моему удивлению Ромео обречённо вздыхает и говорит:  — Что ж… Если так, то я готов пойти на бал. Но, — поднимает он руку, предвосхищая наши радостные крики, — совсем не для того, чтобы смотреть на других, а лишь ради того, чтобы вновь узреть солнце и, наконец, доказать вам свою правоту. Хотя бы так. Уже хоть что-то. Я лично и не сомневаюсь, что сегодня вечером наш друг позабудет обо всяких Розалинах, а на завтра и не вспомнит её имени. Мы с Бенволио поспешно увлекаем Ромео в сторону моего дома, где уже приготовлены и маски, и костюмы. Конечно, Меркуция, как всегда, обо всём позаботилась! И вот, через несколько часов мы уже стоим у входа в поместье Капулетти. Оттуда доносятся звуки музыки и смех гостей. Мы натягиваем маски, чтобы не быть узнанными. Я вижу, что в дом всё ещё тянется вереница людей. Сколько же их!  — Как нам войти? — по-прежнему печальным голосом спрашивает Ромео.  — От твоего тона, друг мой, меня пробирают мурашки, — насмешливо говорю я, — что ты имеешь ввиду?  — Я спрашиваю, нам входить представившись, с громкими приветствиями или же тихо проскользнуть? — даже не обидевшись на мою колкость, поясняет он.  — Полагаю, что в нашем положении лучше быть как можно незаметнее, — говорит Бенволио, — к чему давать лишние поводы для подозрений?  — Он прав, — соглашаюсь я с другом, невольно усмехнувшись. Иногда мне кажется, что Бенволио, самый спокойный и разумный из нас, ниспослан нам, как Ангел-хранитель, ведь это он вытаскивает меня из постоянных драк и спасает Ромео от любовной тоски. Что бы мы без него делали? А люди всё продолжают прибывать. Я говорю друзьям, что пора бы уже войти, но тут, наш герой-любовник, как в шутку я люблю его называть, заявляет:  — Дайте мне факел, я его понесу, ведь танцевать я не собираюсь.  — Это ещё что за новости?! — возмущённо восклицаю, удивленно глядя на юношу, — скажи на милость, на кой-чёрт мы тогда тебя сюда волокли?! Нет уж! Ты пойдёшь танцевать!  — Вы в лёгкой обуви, а меня печаль тянет к земле. Я с сомнением смотрю на свои сапоги.  — Бальная обувь?  — Я имею в виду, что вы полны сил и свободы!  — Слушай, хватит болтать! — моему терпению постепенно приходит конец, — ты ведь влюблён? Так и возносись ввысь на крыльях! — пафосно изрекаю я.  — Нет. Ты опять меня не понимаешь! Ведь я ранен и рана меня неумолимо тянет к земле! Любовь зла! Но тебе-то этого не понять… И слава Всевышнему, что не понять. По крайней мере, я не несу белиберду, как наш романтик. Я обращаю взгляд к Бенволио, но он только разводит руками.  — Так, ладно, хватит, — пытаюсь я покончить со всем этим, — пора идти. Сколько можно здесь киснуть?  — Так дай мне факел! — продолжает настаивать Ромео. Я подавляю в себе желание врезать ему. Несмотря на то, что я девушка, искусство драки для меня давно уж не секрет. В Вероне я известна, как задира. Всё это получилось чуть ли не по случайности. Росла я без родителей в герцогском доме. Эскал мне родственник, хоть и дальний (что-то типа мужа двоюродной тёти, а может, что и похлеще), но всё же хоть какая-то родня. Родителей я своих совсем не помню. Помимо герцога, у меня есть ещё и брат — Валентин, но он вечно в разъездах. И так уж вышло, что воспитанием моим заниматься было особенно некому. Эскал был занят, да у него и свои дети были, а я, собственно говоря, вообще кто? Да никто. Ни богатства за мной, ни великой родословной. Только бойкий нрав да неусидчивость. Поэтому росла я, практически, на улице. Быстро подружилась с Ромео и Бенволио. «Короли мира» — так мы стали себя называть. Уж не знаю про мир, а на улицах Вероны-то мы точно короли. С первых же дней нашего знакомства началась весёлая беззаботная жизнь. Забыв обо всём на свете, мы втроём могли творить всё, что нам вздумается. Признаться честно, несмотря на то, что наша жизнь по-прежнему полна свободы, раньше всё было проще. Не было никаких проблем. А потом всё начало меняться. Не знаю как и почему так получилось. В этом городе вообще всё происходит непонятно из-за чего. Все мы отчего-то посчитали, что это просто-напросто закономерность. Меня стала гораздо больше занимать эта проклятая вражда, особенно, покоя мне не давал Тибальт Капулетти, чёрт бы его побрал. Вечно наглый, задиристый. Не помню, когда началась наша личная неприязнь, кажется, она была всегда. Тем не менее, до восемнадцати лет я дожила, что при моём-то характере весьма удивительно. Я категорически мотаю головой и заявляю:  — Нет, Ромео. Факел я тебе не дам, ты должен танцевать! Тебе нужно развеяться…  — Но что за бессердечие?! — вопрошает он, — ты хоть когда-нибудь любила?  — Нет, — спокойно отвечаю я, — если ты не заметил, я с самого детства всегда подле вас. Когда бы я успела?  — Так может говорить лишь человек, никаких чувств не понимающий! Я усмехаюсь. Вот уж про «никаких», дорогой мой романтик, вы загнули. Я отлично понимаю ненависть. Вот уж что-что, а это Чувство, с большой буквы, мне очень даже знакомо, настолько, что из-за него я готова денно и нощно прожигать жизнь на улицах Вероны, то и дело наступая на одни и те же грабли, вновь и вновь задирая Крысолова. Притом, мышью я себя не чувствую. Кошачьему царю пока что не удалось зацарапать меня насмерть своими когтями.  — Давай отложим разговор о чувствах на потом, — в упор смотрю я на Ромео, — не плохо было бы войти в дом, иначе, такими темпами, бал кончится, пока мы здесь стоим.  — Не к добру это всё! — упорно продолжает бурчать он. Сейчас друг напоминает мне маленького ребёнка, который надулся из-за того, что у него отнимают любимую игрушку. Не удержавшись, я встаю на цыпочки и взъерошиваю пальцами его непослушные русые волосы.  — Ну что ты такое говоришь? Ничего не случится!  — Я видел сон, — мрачно возражает он.  — Я тоже.  — И о чём же был твой?  — О том, что сны — бред, — насмешливо пожимаю плечами я. Он хмурится.  — Опять твоя язвительность! А между тем, мои сны всегда сбываются.  — Всё это королева Маб, — таинственно отзываюсь я и снова начинаю смеяться.  — Кто? — не понимает Ромео.  — Фея. Маленькая-маленькая, но проказница редкостная! — я отскакиваю на несколько шагов и начинаю рассказывать глупую историю, которая ни с того ни с сего зародилась у меня в сознании, размахивая руками, — она приходит по ночам к каждому из нас. Но вы, конечно же, не видели её! Она несётся по воздуху на пылинках, в пустом лесном орешке, и тихо подкрадывается к спящим. Что же она делает? — спросите вы. Навевает сновидения, да и не только. В сердцах любящих, в горбах вельмож, в усах судей… В ночное время — везде царствует она. Шалунья, что и говорить! Покрывает она их сыпью, и пускай боятся её все, кто падок к наслаждениям и избытку! Никого королева Маб не обойдёт. Обманывает она безжалостно спящих, навивая сновидения, обманчивые и прекрасные… Следует побояться, когда отходишь ко сну, но ведь все мы так неосторожны!  — Да замолчи уже! — восклицает Ромео, — твоя бессмысленная болтовня утомляет.  — Как и твоя, — продолжая хохотать, парирую я.  — Она безумна! — ворчит Бенволио.  — Не о безумцах речь! Вот вы не верите? Глупцы! — мой голос кажется мне каким-то чужим, я знаю, что несу околесицу, но не желаю останавливаться, — мы ведь говорили о снах. Так вот, я вам открываю правду! На вашем месте следовало бы прислушаться. Но вы ведь неосторожны! А между тем, сновидения опасны! Ах, до чего они могут довести… Вот, помнится, племянница моего троюродного братца…  — Мерчи, замолчи же ты! — не выдерживает Бенволио, перебивая меня, — мы скоро пойдём?  — Ты говоришь так, будто это я вас задерживаю!  — А разве нет?  — Ну что ты! Пошли. Ведь мы готовы. Я направляюсь к входу, но за спиной, во всеобщем гуле, слышу тихие слова Ромео:  — И всё же, спешим мы. Нечто упорно шепчет мне на ухо, что по воле каких-то страшных обстоятельств этот бал станет роковым… Но судьба влечёт меня туда. Что ж, должно быть, это необратимо. Невольно я замираю на секунду. Мне кажется, что речи его звучат, будто предсказания будущего, но в тот же миг я встряхиваю головой, отгоняя нехорошие мысли, и делаю шаг вперёд.