Je reve

Дождь. В Вероне давно не было дождя, но последние несколько дней он идёт, не переставая. Крупные капли бесконечным потоком льются с неба, будто желая затопить проклятый город. Многие говорят, что это Верона плачет по Ромео и Джульетте. Но, в общем-то, я лично теперь осознаю, что по ним плакать толку нет. Они сами выбрали это, были свободны. Чёрт возьми, им там хорошо! Они в любви, в раю… Два светлых ангела. А мы в аду на земле. Сколько уже времени прошло… Больше месяца. Вражда кончилась, но проклятие Вероны не исчезло. В воздухе по-прежнему царит холод, ненависть, смерть. На улицах слишком тихо, закончились постоянные драки. Но что дальше? Пустота? А чем она лучше? Нет, дождь — это не слёзы. Это всего лишь вода, льющаяся с неба. Льющаяся для того, чтобы смыть кровь, которой в Вероне пролито слишком много. Буйными потоками она сходит с асфальта, растворяясь в грязной воде, исчезая в небытие. Будто ничего и не было. Остаётся лишь пустота, которая давит, сжимает сердце, мешает дышать свободно. Интересно, вражда когда-нибудь возобновиться? Может, между другими семействами, а может, между теми же. Должна, по крайней мере. И это будет хоть какая-то жизнь, потому что в нынешней тишине существовать невозможно. Скорбь? Да нет, смешно. Глупо полагать, что души всех глубоко затронула прекрасная история двух несчастных влюблённых. Свой свет они унесли с собой, не оставив нам ни капли. А в сердцах людей царит не раскаяние, а лишь пустота. Только тем людям, которые к умершим были очень близки, только им действительно жаль. Только мы ещё живём в этом городе. Надолго ли нас хватит? Отсутствие вокруг чувств, эмоций, красок угнетает. Теперь-то я осознаю, что обманывалась. Я считала себя свободной, но мы все здесь закованы в цепи, которые тянут нас к земле. Мрак не позволяет вырасти крыльям. Ты теперь можешь сколько угодно бегать и кричать, как раньше, но это ничего не изменит. Свободу даёт только счастье и полнота. Я прикрываю глаза и вспоминаю, как в последний вечер, проведённый нами вместе, я, Бенволио и Ромео стояли на стене, взявшись за руки. Мы были единой цепью, полной, живущей. Но Ромео с нами больше нет, и цепь разорвалась. Он ушёл к лучшей жизни, оставив нас осознавать, какие мы глупцы, и всё для нас посерело, засохло. Мы бредём неизвестно куда. Я поворачиваю голову и смотрю на Бенволио. Его глаза опущены вниз. Мы просто идём молча. О чём нам говорить? Когда-то находились миллионы тем для болтовни, иногда бессмысленной, а иногда значимой. Но сейчас остаётся только молчать. К сожалению, нам не о чем говорить. Он мой друг, последний кто остался, но, в тоже время, между нами выросла какая-то стена. Внешне мы прежние, но внутренне изменились. Боюсь, что навсегда. Мы не можем взглянуть друг другу в глаза, открыть душу. Цепь разорвана. Дело не в том, что нас было трое, а осталось двое, а в том, что мы осознали пустоту и замкнулись в себе. Мне хочется вернуть всё назад, хочется кричать на всю улицу, но я не могу. Не могу… Дождь всё продолжает лить, мы насквозь промокли. Вот и поместье Монтекки, где из окон по прежнему вывешен траурный чёрный бархат. Мы останавливаемся. Бенволио как-то нерешительно произносит, будто я чужой ему человек.  — Я пойду, наверное… Холодно… Ты не против?  — Нет, — тихо отвечаю я, — иди, конечно. Он делает несколько шагов по направлению ко входу, но вновь останавливается. Я не двигаюсь.  — А ты… Это… Не пойдёшь? Холодно ведь…  — Нет. Я ещё похожу…  — А… Ладно… Он снова направляется к двери. Когда он уже кладёт руку на дверную ручку, я не выдерживаю и окликаю его:  — Бенволио! От неожиданности он резко оборачивается и случайно сталкивается со мной взглядом. Наконец-то, это произошло. У меня есть всего несколько мгновений, и я смотрю в его серо-голубые глаза, осознаю, что они потухли. Когда-то они были ярко синими… Этого достаточно. Он уходит в дом. Я ещё некоторое время не могу сдвинуться с места. Бенволио ушёл, и мне кажется, что это всё, конец, время поставить точку. Я иду дальше по улице совсем одна, оставляя поместье Монтекки за спиной. В конце концов, моему взору представляется главная площадь. Она полностью пуста, здесь нет ни души. Всю жизнь, сколько себя помню, тут были толпы народу, даже в самую плохую погоду. Но сейчас нет никого. Опять пустота. Я встаю в самой середине площади и зажмуриваюсь. Оказаться бы сейчас подальше от Вероны, где угодно, но только не здесь! Правда, ничего не изменится, и в глубине души я это осознаю. Всё зависит не от места, а от нас самих. Открыв глаза, я вижу, что по-прежнему стою в середине пустой главной площади. Моя одежды промокла насквозь, но я не чувствую холода, потому что не чувствую ничего. Слышен только звук дождя. Когда-то я говорила, что безумна и у сумасшедших только одна дорога. А может, сейчас эта дорога кончилась? Это не значит, что я умру, этого не случится, хоть я даже была бы и не против. Нет, это значит, что, возможно, пора становиться нормальной, обычной. Я горько усмехаюсь. Потерять свободу, которой, в общем-то, и не было. Но даже это для меня невозможно. Для меня недопустимы подобные мысли. Нет-нет! Что вы? Меркуция делла Скала вдруг нормальная? Никогда! Сейчас хочется сотворить хоть какое-то безумство, чтобы доказать себе, что я всё ещё такая же. Мне сейчас просто необходимо что-нибудь сделать. Но что? Не придумав ничего лучше, я поспешно снимаю сапоги, оставаясь босиком. Конечно, этого мало, но хоть что-то. К моему ужасу ноги не чувствуют ничего, кроме бесконечных потоков воды. Это приводит меня в отчаяние. Это всё. Следовало бы сказать, что душа рвётся на части, но и это будет неверно, потому что, дьявол меня побери, я не чувствую ни-че-го! Скоро всё исчезнет, скоро сознание перевернётся. Мне хочется жить, быть как раньше, но в то же время я больше желаю спастись. Всё таки, я человек. Я стою, мечтая заболеть, забыться, умереть, исчезнуть… Но ничего не происходит! Безысходность и пустота… И вдруг, кто-то подходит сзади, чьи-то руки ложатся мне на плечи. Здесь кто-то есть? Неужели? Мне хочется увидеть живого человека, не призрачно-бледного, а живого! Но это нереально теперь. Я знаю, что когда увижу этого незнакомца — иллюзии рассеются. Именно поэтому я продолжаю стоять, чтобы не погубить последнюю тщетную надежду.  — Замёрзнешь, — говорит он.  — Всё равно, — отвечаю я. Но так дальше стоять нельзя. Нужно вновь сделать шаг в страшную бездну. Я резко разворачиваюсь, чтобы быстрее покончить со всем этим. В тот же миг, от неожиданности, я чуть не теряю сознание. Я вижу взгляд живых глаз! Они медово-зелёные и горят пламенем!  — Тибальт… — шепчу я. Он стоит передо мной, такой же измученный, но живой. Смотрит на меня.  — Сумасшедшая, — он опускает взгляд на мои ноги, но затем снова его поднимает. Как он меня назвал? В тот же миг я начинаю что-то чувствовать. Кажется, это… Холод? Он стоит совсем близко. Я ощущаю запах вина и духов. Запах? То, что я не чувствовала уже так много времени. Тибальт касается тёплыми пальцами моей горящей щеки. Это для обоих, как ожёг. Тотчас он привлекает меня к себе и я, упав в его объятия, утыкаюсь в крепкое плечо, а из моих глаз начинают литься настоящие слёзы. Я не смеюсь, но плачу. Значит, ещё не всё потеряно. Он гладит меня по мокрым волосам, продолжая обнимать. Так мы стоим минут десять, не в силах шелохнуться. Тогда в церкви я почувствовала тепло его руки, а сейчас ощущаю его тепло полностью.  — Ты живая, — слышу я над ухом его бархатистый голос, — я не думал найти здесь кого-нибудь живого. Неужели с ним было тоже самое? Это удивительно. Мы нашли друг друга здесь, на этой площади, где сотни раз пытались пролить кровь друг друга. Перед глазами проносятся картинки из не настолько давних времён. Я поднимаю на него глаза и смотрю в упор, а потом вдруг начинаю смеяться. Как всегда. И он смеётся. Наш смех отдаётся чем-то удивительным, возносится ввысь, кажется, разносится по всей Вероне, заглушая звук дождя.