Не дай узнать

      В лёгкой полутьме старинного готического собора, освещаемого лишь немногочисленными узкими витражными окнами, сквозь которые пробивался, преломляясь в бесконечности цветных стёклышек, яркий свет июльского дня, происходило в данную секунду, возможно, одно из важнейших событий в истории Эренделла за последние пятьдесят лет.       На плечи юного принца этого небольшого скандинавского королевства лишь недавно свалилась вся мощь государственной ответственности. Ему минул всего двадцатый год, когда его уважаемого отца, короля Агнарра Фроста, поразил неизвестный недуг, полностью парализовавший нижнюю часть тела монарха и подписавший ещё вполне молодому и доселе деятельному правителю смертный приговор. Тем не менее, Его Величество по-прежнему пребывал в светлом уме и здравом рассудке, поэтому, в силу обстоятельств, связанных с его здоровьем, он заключил, что дальнейшая война с Данией может закончится позорным крахом и напрасной тратой финансов для Эренделла. Агнарр решил уступить Эдгару Розенбергу, престарелому, но могущественному королю Дании, часть северных земель, но при условии, что он вернёт всю, потерянную за эту долгую и кровопролитную войну, восточную часть, которая казалась Агнарру несколько более ценной, засчёт добычи там полезных ископаемых.       К огромной удаче Эренделла, Эдгар согласился на выдвинутые условия, но, дабы не угодить в возможную ловушку, также обязательным условием заключения мира поставил укрепление обеих династий путём их связи, иначе говоря, он настоял на свадьбе наследника Эренделла — принца Джексона Фроста и своей младшей дочери — Катрин Розенберг, славящейся своей красотой и непримиримым нравом на всю Скандинавию.       Вот уже полчаса под сводами Нютербергенгского собора длилась та самая церемония бракосочетания, что должна положить конец затратной и кровопролитной вражде.       Эренделл с облегчением выдохнул. Ещё с самого утра народ начал Великое Празднество: улицы были украшены национальной и свадебной символикой, горожанам были пожалованы три подряд выходных дня, а крестьянам снизили дневную норму производительности, дабы и они нашли время для небольшого отдыха с целью чествования молодых супругов за коллективным, наполненном яствами столом, который король Агнарр приказал устроить в каждом селе и каждой деревеньке, без исключения.       Казалось, все были счастливы в этот знаменательный день! Действительно, и простой люд, и представители дворянства, и даже монархи обеих стран были в восторге. Но, разумеется, нельзя угодить всем.       Всего трое человек в сердцах проклинали этот день и предпочли бы быть вовсе сосланы на каторгу, нежели присутствовать на этой свадьбе. И, как не парадоксально, и жених, и невеста входили в число этих трёх «счастливчиков».       Джексон, всю жизнь воспитываемый и научаемый отцом, знал, что за благо королевства монарх, если придётся, будет обязан заплатить собственной жизнью. Юноша уже давно осознал это, и даже счёл за честь поспособствовать прекращению многолетней войны. Но, с другой стороны, он был обычным лихим двадцатилетним парнишкой, мечтающим лишь об охоте, верховой езде и красивых служанках. Принц совершенно не собирался жениться, и уж тем более не проникся ни малейшим тёплым чувством к своей невесте. Наоборот, её обращение со слугами вызывало у него отвращение, и за одну только недавнюю сцену с чуть не утопленной в луже горничной он уже готов был свернуть девятнадцатилетней девчонке шею. Единственным плюсом новоиспечённой суженой была неоспоримая красота: гибкий, благородный стан, молочно-белая кожа, а на её фоне великолепные каштановые волосы и пронзительные шоколадного цвета глаза, будто блестящие некоторой искоркой похоти.       Катрин была полной противоположностью единственной близкой и по-настоящему любимой принцем девушки — Элизабет Фрост, наследной принцессы Эренделла и сестры Джексона. Принц с принцессой стали особенно близки после смерти матери от чахотки два года назад. Однако их отношения никогда не переходили границ дозволенного, да и любовь была не того характера. Они просто ценили и уважали друг друга, как брат и сестра. Ничего больше. Тем не менее, идеалом женщины для принца стала именно она — добрая, нежная и в меру гордая, как и её мать, принцесса, чья кожа была также бледна, как и кожа Катрин, но вся её фигура, все её мягкие черты, в отличие от Розенберг, будто бы излучали кроткость и теплоту, в то время, как фигура датской наследницы так и кричала о непримиримости и избалованности своей обладательницы.       Эльза тоже, как и брат, была не в восторге от факта свадьбы, поскольку она прекрасно знала нрав Джека и догадывалась, что они с Катрин никогда не уживутся. Но не в её силах было препятствовать браку, поэтому, стоя сейчас в первых рядах у алтаря, она лишь чувствовала жалость к жениху, понимая, что его безоблачная юность подошла к концу, и, возможно, скоро то же случится и с ней… Принцессу пугала мысль о собственном замужестве, поэтому она старалась как можно меньше думать об этом, но отвратительные мысли о разъединении с семьёй так и лезли в голову, заставляя юную семнадцатилетнюю Фрост ненавидеть этот день. И ни за то, что женится её брат, а за то, что когда-нибудь и ей это предстоит.       Неприятные мысли прервал внезапно повысившийся голос священника, переходивший к самой кульминации обряда: — Пред ликом Божьим я сочетаю браком этих двоих, да будут они едины отныне и навеки. Взгляните друг на друга и произнесите обеты.       Юноша взял ухоженные белоснежные ручки невесты, сплошь покрытые перстнями, в свои и обратил взгляд прямо на неё: — За свидетельством благородных лиц, присутствующих при мне, и пред ликом Божьим, я — Джексон Оверлэнд Айверс Фрост, первый наследный принц и будущий полноправный король королевства Эренделл, этим поцелуем клянусь Катрин Софии Кристен Розенберг, четвертой наследной принцессе королевства Дания, в любви и признаю её своей покровительницей и женой. С этого дня и до конца дней моих.       Невеста, неизвестно отчего немного растерявшись, наконец собралась с духом и продолжила: — За свидетельством благородных лиц, присутствующих при мне, и пред ликом Божьим, я — Катрин София Кристен Розенберг, четвёртая наследная принцесса королевства Дания, этим поцелуем клянусь Джексону Оверлэнду Айверсу Фросту, первому наследному принцу и будущему полноправному королю королевства Эренделл, в любви и признаю его своим покровителем и мужем. С этого дня и до конца дней моих.       Когда новоиспечённые супруги запечатлели законный поцелуй, священник продолжил: — Пред ликом Божьим торжественно объявляю Джексона Оверлэнда Айверса из династии Фрост и Катрин Софию Кристен из династии Розенберг мужем и женой. Одна плоть, одно сердце, одна душа отныне и навеки, и да будет проклят тот, кто станет между ними.

***

      После официальной церемонии бракосочетания предстоял торжественный бал.       Сами молодые супруги были уже настолько измотаны за минувшие несколько часов, что почти не в состоянии были встать из-за широкого, лакированного стола из дорожайшего Эбенового дерева. Усталость, казалось, неприятными волнами отдавалась в каждой клеточке их измождённых тел, а шум и суета бала только усугубляли положение, вызывая ужасные головные боли.       Но состояние принца Фроста и принцессы Розенберг почти никого не волновало. Оба главенствующих монарха, заключивших союз стран, сидели во главе стола и непрерывно о чём-то перешёптывались, казалось бы, совсем забыв о детях. Зато к ним постоянно подходили разного рода высокопоставленные личности: приближённые монархов, знатные дворяне, члены Совета, богатейшие купцы обоих королевств, принцы и принцессы, короли и королевы соседних государств. Все поздравляли супругов и желали им счастья в дальнейшей семейной жизни и скорейшего появления наследников. — Сколько лести и лицемерия, — чуть слышно выдохнул Джексон, высчитав долгожданный перерыв между бесконечными поздравлениями. — Привыкай, — равнодушно прошептала шатенка, даже не взглянув на мужа.       Она ещё совсем не знала его, но уже ненавидела. Ненавидела отца, ненавидела короля Агнарра, ненавидела этот треклятый Эренделл. Ей совершенно не было дела ни до кого, кроме себя. По крайней мере, так считал сам принц. И, в его защиту, можно с уверенностью сказать, что он был почти прав. Ей действительно были ненавистны все присутствующие здесь люди, ведь именно они разлучили её с возлюбленным. Катрин с четырнадцати лет мечтала о свадьбе с благородным графом Эриксеном, и всё к тому шло… Ларс был также пылко влюблён в Катрин, как и она в него, поэтому можно только представить, насколько теперь оба они ненавидели Эренделл, и всё, что с ним связано. Юной датской принцессе не было никакого дела до благополучия своего, а уж тем более чужого государства. Теперь вся её надежда оставалась лишь на то, что Ларс сдержит своё обещание и построит особняк близ Эренделла, а потом уже никакой Фрост не помешает им быть вместе, пускай и тайно.       Джексона немного задел тон жены, и, совершенно измотанный окружающей сумятицей, громкой музыкой и, в особенности, тем обстоятельством, что единственный способный оказать ему поддержку человек уже удалился в свои покои по причине вновь обострившейся мигрени, он, на всякий случай предупредив отца, ненадолго отлучился из-за стола, ссылаясь на потребность в свежем воздухе.       Эльзе действительно стало нехорошо. Корсет сдавливал и без того тонкую талию, сильно стесняя лёгкие. Девушка бы просто не выдержала бала, и отец позволил ей вернуться в покои, зная о чересчур хрупком здоровье дочери.       Сейчас было всего около семи часов вечера: солнце плавно приближалось к горизонту, отбрасывая последние мягкие лучи на бодрствующий город, лилово-голубое небо всегда приносило гармонию и спокойствие в разум девушки, а лёгкий прохладный ветерок, минуя широко распахнутые резные ставни с упоением охватывал покои юной принцессы.       Несмотря на всю напряжённость миновавшего дня, оставшись одна в своей тихой, просторной и такой родной комнате, вдали от всего этого хаоса королевской жизни, Эльза наконец почувствовала себя умиротворенной. Лёгкий холодок пробежал по её нежной коже, скрытой под довольно простенькой для королевской особы ночнушкой. Но для юной принцессы эта ночнушка была самой дорогой вещью из бессчётного количества имевшихся у неё, ведь она досталась девушке от покойной матери, доброй и справедливой женщины, по воле злодейки-судьбы, так несправедливо рано ушедшей из жизни.       Из состояния внезапной эйфории Эльзу вывел лишь негромкий, но отчётливо слышный стук. — Войдите, — Её Высочество даже не подумала, что стоит у окна в одной полупрозрачной ночной рубашке. Ей было слишком хорошо, чтобы озадачиваться подобными пустяками, да и вряд ли кто-либо из благородных гостей осмелится войти в покои принцессы.       Лёгкий скрип половиц не заставил Эльзу обернуться. Она подумала, что, возможно, это просто служанка пришла сменить постельное бельё, но шаги были слишком тяжёлыми для сыромятных башмачков прислуги.       Только почувствовав тёплое дыхание на чувствительной коже шеи, принцесса наконец обернулась, предсказуемо столкнувшись со взглядом таких родных и ласковых, но таких уставших голубых глаз. Эльза не привыкла видеть брата таким… Таким измождённым и чересчур уложенным. Обычно находящиеся в забавном беспорядке волосы сейчас были гладко причёсаны, а непослушная чёлка забрана на правый бок. Даже реснички выглядели какими-то неестественно идеальными, будто Джека вдруг превратили в до жути симметричную куклу, игрушку без воли и желаний. И самое страшное, отчасти так оно и было. — Мне жаль, — единственное, что смогла произнести принцесса, в то время как её горло уже потихоньку сдавливали жгучие слёзы, словно царапая её изнутри десятками острых, как бритва, кошачьих когтей. Но она не имела права показать свою слабость, и поэтому решила повернуть разговор в привычное русло, будто бы ничего и не случалось. — Сто лет не видела тебя таким ухоженным. Неужели тебе рассказали, что во дворце существует ванная комната? — Эльза весьма правдоподобно натянула свою привычную маску озорства и игриво распушила волосы брата, делая вид, что пытается составить из них причёску. — Что ты делаешь? Отец убьёт меня, если я покажусь в бальном зале в таком виде, — невольно улыбаясь, запротестовал юноша, краем глаза в оконном стекле разглядев, что сестра натворила у него на голове. — Что ж, — девушка игриво прикусила нижнюю губу, косясь в сторону шкафа и задумывая очередную пакость, — а если… — Эльза, — внезапно резкий голос принца заставил хулиганку вздрогнуть. — Я пришёл сюда просто пожелать тебе спокойной ночи, — как-то немного угрюмо процедил он сквозь зубы. — Ах, да, — Фрост немного поникла, поняв, что на мгновение забылась. — В таком случае, спокойной ночи, — его тёплые губы коснулись её прохладного лба, — Прости. Я правда устал. — Я поняла, — Эльза будто задумалась, — Но от меня ты «спокойной ночи» сегодня не дождёшься, — лукаво улыбнулась принцесса, одним прыжком преодолев расстояние до кровати и сев у самой её спинки, согнув ноги в коленях и вновь игриво ухмыльнувшись. — Это ещё почему? — наигранно обиделся юноша, смешно выпятив нижнюю губу. — Потому что твоя ночь сегодня не должна быть спокойной, — ничуть не смутившись, ответила девушка, с озорством прищурив глазки. Зато принц вдруг покраснел, казалось, до самых пят. — Чем быстрее у вас появится наследник, тем быстрее отец от тебя отстанет, так что в твоих же интересах, чтобы эта ночь не была спокойной, — всё также беззаботно продолжила принцесса.       Она, в полупрозрачной ночной рубашке, со слегка обветренными красными щёчками и блестящими игривыми лучиками в вечно неунывающих глазах просто не могла не вызывать умиления, и всего один взгляд на это невинное создание с оголёнными до колена задравшейся ночнушкой худенькими ножками заставил юношу вдруг почувствовать приятно затягивающийся узел в самом низу живота.       К счастью, Фрост вовремя осознал, что нужно скорее ретироваться и, на ходу бросив повторное «спокойной ночи», поклялся самому себе больше никогда не заходить к сестре в комнату, не убедившись прежде, что она всё ещё не переоделась ко сну.       Тем не менее, Эльза была права. Чем быстрее появится наследник, тем быстрее король успокоится.       Медлить с этим было нельзя.