Семилетняя война была названа одним из самых масштабных конфликтов Нового времени. Она прокатилась по Европе, пересекла океан, перекинувшись на Северную Америку, охватила страны Карибского бассейна, а далее Индию, и Филиппины. Военный конфликт зацепил так или иначе все великие державы того времени, а так же государства поменьше с куда более скромными амбициями. В ней столкнулись колониальные интересы Великобритании, Франции, Португалии и Испании, но основное противостояние развернулось между Австрией и Пруссией из-за Силезии, потерянной Австрией в Силезских войнах.
Так напишут позже, а в 1756 году все эти события только готовились развернуться в полную силу. Именно в это время приступил к военной службе наследник барона Эдварда Хэйла, при рождении получивший имя Нэйтан, в честь своего предка, принимавшего участие в Пуританских войнах на стороне католиков. Это едва не стоило храбрецу головы, но барон вовремя сообразил, к какому лагерю переметнуться, и сохранил титул и поместье для своих потомков.
Нэйтан Хэйл мечтал прославиться и горел желанием проявить воинскую доблесть на полях сражений. Великая Британия не принимала прямого участия в войне, предоставив вести её пруссакам, поддерживая их золотом. Юный барон присоединился к войскам Фридриха Второго, встав под командование Августа Вильгельма Брауншвейг-Бевернского.
Но уже через год топтания грязи, сырости палаток, дурной пищи и отсутствия значимых побед, что стали бы переломными в затяжной войне, юный барон весьма разочаровался, как в собственном командовании, так и в самой военной карьере.
Слава никак не шла в руки, ордена не усеивали грудь, а в войсках всё чаще заговаривали о том, что противостояние лишено всякого смысла. Значимый перевес не имела ни одна из сторон. На одну выигранную битву приходилась такая же одна победа врага.
Хэйл был дважды легко ранен, переболел брюшным тифом, едва не отдав Богу душу, и обнаружил, что стал объектом пристального интереса полковника Лейтенга, известного в армии своим вспыльчивым характером и неким пристрастием, что не делало ему чести.
Какого рода был этот интерес, Хэйлу предстояло узнать лично, когда однажды ночью полковник вошёл в его палатку, будучи пьян и распален похотью. Его неоднозначное предложение подставить зад, вызвало у Нэйтана праведный гнев. На предложение он ответил категорическим отказом, а когда полковник попытался взять его силой, стащив штаны и оголив причинное место юноши, тот пояснил свою позицию яснее, отправив полковника на пол ударом кулака в нос.
В палатку на шум заглянул ординарец, и полковник ретировался, зажав окровавленный нос платком. В том, что полковник обладал отменной памятью и не забыл ему своего унижения, Хэйлу пришлось убедиться в последующие несколько месяцев. Полковник не упускал возможности подгадить молодому офицеру. Его перевели в худший из полков и лишили даже тех минимальных удобств, что он имел. В добавку ко всему, Нэйтаном и его солдатами затыкали самые опасные «дыры» во время сражений, и как следствие он получил новое ранение в руку при битве у Росбаха.
Именно там ему и предстояло встретить того, кто стал смыслом его вечности, обретавшего в скромном образе врача носившего имя Фэйна Валентайна.
Загадочный блондин-лекарь оказывал свои услуги обеим сторонам, заявив, что его лечебница, организованная на окраине Росбаха на собственные средства, служит идее «спасения во благо» и не подчиняется указам королей.
Лекарь был известен своими талантами, которые весьма ценили горожане, потому трогать свободолюбивого врача, принуждая его принять одну из сторон, никто не стал. Днём скромный последователь Парацельса врачевал пруссаков Фридриха, а ночью, нередко выезжал в лагерь французов и имперцев под командованием принца Шарля де Субиза.
Ранение Хэйла показалось ему сперва не серьёзным, но когда он потерял чувствительность пальцев, один из офицеров, с которыми он сдружился, отвёз его в лечебницу Валентайна, спася от настойчивых попыток полкового врача-коновала отнять ему конечность.
Вопреки опасениям Нэйтана лечебница оказалась вполне приличным местом. Добротный каменный дом с белыми стенами и красной черепичной крышей стоял на берегу небольшого пруда в окружении сада. Внутри было чисто и пахло травами. В палатах с рядом кроватей лежали раненные, делившиеся на лёгких и тяжёлых. Между коек суетились несколько медсестёр в опрятных платьях с убранными под чепцы косами.
Сам Валентайн осматривал очередного больного в чистой, светлой комнатушке и, услышав голос сопровождающего Хэйла, велел обождать его в небольшой прихожей. Вскоре раненный покинул врача, и Нэйтан шагнул внутрь. Валентайн мыл руки в тазу и развернулся к ним, лишь закончив смывать кровь. Стоило ему повернуться, и Хэйл затаил дыхание, почувствовав, как его сердце ошалело забилось в груди.
Столь красивого молодого мужчину ему видеть еще не приходилось. Дивный лик с тонкими чертами, синими глазами и припухшими словно от долгих поцелуев губами больше подходил девице, но мужественно очерченный подбородок явно принадлежал мужчине.
Несмотря на хрупкость фигуры и изящные руки, было очевидным и то, что тот умел постоять за себя, а стоявшая в углу сабля была молчаливым предупреждением тому, кто посмел бы поддать сомнению его силу.
Осмотрев Хэйла цепким взглядом, Валентайн велел ему сесть на табурет и отпустил его друга величественным взмахом руки. Нэйтан скорее упал, чем сел на табурет и не сдержал дрожи, почувствовав нежное касание пальцев к своей пострадавшей руке. Но причиной тому была не боль, а возбуждение, что вдруг накрыло его горячей волной, постыдно подняв выпуклость в паху.
Хэйл давно не был с женщиной, да и со своей невестой Женевьевой не зашёл дальше целомудренных поцелуев, потому решил все списать на воздержание. Однако это не помогло избавиться ни от румянца, ни от эрекции.
Валентайн похоже заметил его волнение и улыбнулся.
— За раной не слишком хорошо ухаживали, — сказал он, убирая руку и потянувшись за опасного вида ножницами. — Похоже, она воспалилась. Кто вас врачевал? — спросил он, разрезая грязные повязки. — Гер Бейлиц?
Нэйтан кивнул, не в состоянии разомкнуть губы. Ему было стыдно. Он был уверен в том, что врач видел его постыдный бугор под тканью штанов.
— Тогда ясно. — Валентайн ловко срезал повязки и отправил их в корзину у стены.
Рана и вправду выглядела нехорошо, и Хэйлу стало дурно.
— Я… не могу шевелить пальцами, — прохрипел он.
— Рука опухла из-за попавшей в рану инфекции, — Валентайн поднял на него взгляд синих глаз, — будет больно, — предупредил он, — мне следует очистить рану и убрать поражённую плоть вплоть до здоровых тканей. Возможно вам будет лучше выпить крепкое спиртное.
— Не надо, — он, бравируя перед ним, завертел головой, — я не боюсь боли.
Валентайн хмыкнул.
— Как скажите э-э…
— Барон Нэйтан Хэйл, — поспешно представился он.
— Фэйн Валентайн, — лучезарно улыбнулся блондин, и сердце юного барона вновь затрепетало.
Списать это на воздержание уже не вышло. Валентайн кружил его голову мыслями, что были далеки от тех, что могли считаться приличными.
Валентайн вернулся к ране. Запах крови уже не вызывал у вампира прежней жажды, но в этот раз все чувствовалось по-иному. Очистив рану до чистой крови, он ощутил пряный аромат. Юный барон пах для него совершенно одуряюще. Встреть он его где-нибудь в темном ночном переулке и вкусил бы крови юноши, остановившись только с последней каплей в его теле.
Фэйн, бинтуя руку своего нового пациента, украдкой разглядывал его лицо. Перед ним сидел красивый светловолосый юноша лет двадцати в форме прусского офицера. Тем не менее акцент выдавал в нем островитянина.
— Вы англичанин? — спросил он барона.
Тот кивнул.
— Тогда, как оказались в прусских войсках?
— Моя мать была из Тильзита. Я хотел приобрести военный опыт и воспользовался связями семьи матушки.
— И как? Не пожалели о своем решении? — поддел Фэйн.
Барон поджал губы. Признаваться в том, что он разочаровался в войне было неподобающе для офицера.
Он встретился с пытливым взглядом врача, ждавшего его ответа и покраснел. Закончив перевязку, Валентайн велел ему появится на следующий день, чтобы сменить повязку. Барон ушёл, а Фэйн проводив его до крыльца, еще долго смотрел ему вслед. Он уже знал, что не отпустит от себя Хэйла. Его одиночество длилось слишком долго и, кажется, он нашел для себя спутника.
На место дислокации полка Нэйтан вернулся с мыслями о Валентайне. Врач не шел из его головы, а ночью барону приснился сон, в котором Фэйн ласкал его и брал, будто женщину, самым стыдным, но неожиданно желанным способом. Хэйл проснулся от собственных стонов и, сунув руку к стоявшему колом члену, быстро спустил в кулак.
На следующий день он послушно отправился в лечебницу, и Валентайн встретил его с улыбкой на устах. Его руки вновь бережно касались Нэйтана, вызывая у него жар и румянец. Вскоре рана благополучно зажила. Причин появляться в доме у пруда больше не было, но барон не мог забыть доктора Валентайна. И жалел, что не может получить новую рану, а значит и повод увидеть околдовавшего его мужчину.
Промучившись целую неделю он решился объявиться в доме Фэйна и поговорить с Валентайном. Отчего-то он был уверен в том, что тот не оскорбится и не прогонит его с проклятьями в спину.
Как только ночь опустилась на город, Хэйл направился к дому Валентайна. Он не решился войти через парадные двери, потому направился к черному ходу. Дверь легко открылась, и юноша оказался в темном коридоре. Впереди виднелся слабый свет. Он шагнул вперед, намереваясь осмотреть кабинет врача, когда кто-то обнял его со спины и зажал ладонью рот. Нэйтан встрепенулся, но держали его крепко.
— Тише, не бойтесь, это всего лишь я, барон, — произнесли на его ухо с усмешкой. — Не ожидал вашего визита в столь… необычное время.
Валентайн убрал руку от его лица и словно невзначай провел ладонью по бедру Хэйла.
— Любите ночные прогулки?
— Я… хотел Вас увидеть, — хрипло признался он, чувствуя, как колотится его сердце.
Нэйтан чувствовал позади себя гибкое тело, что прижималось грудью к его спине. Фэйн был возбуждён, свидетельство чего упиралось ему в ягодицы. Нэйтан облизал вмиг пересохшие губы.
— Простите мне мое вторжение…
— Прощу, — перебил врач, куснув за кромку уха, — если вторгнуться будет позволено мне, — прошептал, оглаживая его живот и ребра. — Вы ведь именно за этим пришли, барон?
Хэйл, застонав, повернулся к нему лицом, и его губы обожгло поцелуем. Позволяя увлечь себя в плотское безумие, Нэйтан прикрыл глаза и обхватил мужчину за шею. Тот с неожиданной для хрупкого тела силой, поднял его на руки будто дитя, и понес в сторону своей спальни.
Оказавшись вновь на ногах у широкой постели, Нэйтан, забыв о стеснении, принялся раздеваться. Валентайн вторил ему, неспешно снимая с себя одежду и ободряя его улыбкой. Оба уже обнаженными легли рядом. Поначалу Фэйн взял инициативу на себя и принялся жадно целовать своего нового любовника. Барон перехватил инициативу и принялся сам ласкать блондина.
Валентайн позволил ему действовать самому, а себе лишь отвечать и наслаждаться его страстью. Вначале англичанин прикасался к нему неуверенно, будто изучая, но желание толкало его двигаться дальше. Покрывая поцелуями шею Фэйна, он едва слышно постанывал и млел от ответных стонов врача. Его губы опустились ниже. Барон, смелея, обвел розовые соски языком, а затем втянул их поочередно в рот и чуть прикусил зубами. Оставив соски, он проложил дорожку поцелуев вниз по красивым кубикам мышц его живота. Фэйн был предельно возбужден.
Нэйтан провел пару раз кольцом из пальцев по напряженной плоти и слизал прозрачную каплю с головки. После обхватил её губами, позволяя руке ласкать яички. Он не старался взять глубже, а Фэйн не стремился его заставить. Его извечный любовник Влад Дракула весьма редко одаривал его таким изыском.
Барон никогда ранее не был с мужчиной, но так желал доставить удовольствием Фэйну, что проявил чудеса изобретательности, доведя врача до высшего блаженства. Откинув голову на подушки, Валентайн стонал и метался на простынях, пока не излился семенем в глотку барона и не распластался рядом с ним. Нэйтан, спустивший в кулак, лежал рядом, тяжело дыша и глядя в потолок. Так хорошо ему еще никогда не было.
— Ты делал это первый раз? — спросил у него Фэйн, перекатываясь на бок.
— Да, — щеки Нэйтана залило краской. — Тебе не понравилось?
— Очень понравилось, — Валентайн улыбнулся. Он потянулся к столику, что стоял рядом с кроватью. Там стояла баночка с мазью. — Но теперь моя очередь радовать тебя.
Чем именно, он догадался сразу и отказываться не стал. Фэйн долго и бережно готовил его, скользя пальцами в теле, что дрожало и сжималось в предвкушении большего. Валентайн помнил, сколько боли вытерпел он в свою первую с Владом ночь. Он не хотел, чтобы Нэйтан имел те же воспоминания, потому был терпелив.
Посчитав его подготовленным, Валентайн осторожно вошел в него, внимательно наблюдая за лицом юноши. Барон морщился, но не пытался оттолкнуть его, а значит он делал всё правильно. Дав привыкнуть к себе, Фэйн принялся неспешно двигаться, оставляя внутри только головку, пока не смог войти на всю длину. Он постепенно наращивал темп. Ему нравились стоны Нэйтана, они были полны сладости.
Когда все закончилось, оба вновь переплелись телами. До рассвета оставалось еще немного времени, которое они решили провести в спокойной неге и разговоре.
— Я люблю тебя, — доверчиво признался Хэйл, уложив голову на плечо любовника.
Валентайн не мог ответить барону тем же. В его сердце уже жила любовь, любовь к тому, кто даровал ему вечность — Владу. Чтобы не расстраивать юношу, с волнением ждавшему его ответ, он опрокинул его на спину и жадно поцеловал.
Утром Нэйтан вернулся в часть, не заметив того, что за ним наблюдают. Стоило ему скрыться в палатке, из тумана вынырнул полковник Лейтинг. Пруссак проводил барона злобным взглядом. Он не сомневался в том, что англичанин возвратился с любовной баталии, проведенной в объятиях любовника или любовницы, и дал себе слово, что барон заплатит ему за то, что отверг его предложение о «тесной дружбе».
Через два дня в штаб был подкинут донос о том, что Нэйтана Хэйл продался врагу и передает ему важные сведения о дислокации войск. Нужные письма были подкинуты под матрац койки Хэйла, и на рассвете третьего дня барона сопроводили в тюрьму.
Суд был быстрым, обличителем Хэйла стал сам Лейтинг. По законам военного времени приговор был лишь один — расстрел.
Услышав решение суда, Нэйтан опустился на колени. Ни к единому его доводу не прислушались. Он напрасно взывал к здравому смыслу и кричал о своей невиновности. Мелкопоместный барон особого значения не имел. Таких было море, а зарившиеся на его наследство родственники тому лишь поспособствовали. Никто не озаботился ни прошением к королю, ни облегчением его участи.
Тем, что добило его, был визит полковника Лейтинга. Тот сообщил ему, что именно он был творцом его несчастий, наказав барона за отказ стать его подстилкой. Хэйл выслушал его, не произнеся ни слова. Полковник ушёл, унеся с собой память об отвращении написанном на лице барона. Просить спасти его в обмен на позор Нэйтан не стал.
Две недели тщетных судебных мытарств и призывов о пощаде, привели его к стене и строю солдат с оружием в руках. Рядом стояли такие же бедолаги — дезертиры и мародёры. Особой чести для барона не сделали.
— Я не виновен! — крикнул он, отчаянно желая поверить в то, что это лишь дурной сон.
Такое не могло с ним случиться! С кем угодно, только не с ним!
Его крик оборвал оружейный грохот и плац покрыл пороховой дым. Нэйтан упал с окровавленной грудью. Мир померк.
***
Он открыл глаза в темноте глубокой ямы, под ним холодели тела. В голове царила тьма и сокрушающая боль. Нэйтан помнил, как свои же солдаты расстреляли его, разорвав грудь и плечо укусами свинца. На губах застыл вкус крови. Вот оно крушение всех его надежд и чаяний. Ему было не вернуться домой увенчанным славой, не жениться на своей невесте, не нарожать детей. Утром яму, что стала ему могилой, засыплют землей, и никто никогда не узнает, где и когда погиб Нэйтан Хэйл.
С его губ сорвался хрип.
Добейте… Добейте меня, кто-нибудь. Как же больно!
Где-то рядом раздался шорох. Над ним склонился силуэт с лицом Фэйна. Хэйл попытался вытолкнуть его имя, сказать, что унесет в вечность любовь к нему. Увидеть в предсмертном бреду лицо блондина было наградой. Его затрясло в предсмертной агонии, но прежде, чем с губ молодого барона слетел последний вздох, острая боль пронзила его шею у правого уха.
Свое следующее осмысление он помнил незримым духом в доме Валентайна. Он не чувствовал ничего: ни холода, ни жажды, ни голода, ни усталости. Он сидел в углу комнаты врача, поджав коленки и следил за тем, как он принимает пациентов. Фэйн его не замечал, как и следовало не замечать призраков: занимался своим делом и иногда насвистывал под нос какой-то веселый мотивчик.
Внутри Нэйтана разрасталась тоска. Он умер, так и не познав полноты счастья рядом с Валентайном. Теперь его место в жизни врача займет какой-нибудь выскочка, а ему придется довольствоваться ролью немого наблюдателя.
Даже после смерти он будет страдать от ревности и невозможности коснуться любимого. Хэйл всхлипнул и провел рукой по лицу. Как оказалось мертвецы могли сожалеть, но слез у него не было. Он горестно взвыл, и Фэйн напряг спину. Нэйтан закрыл лицо дрожащими ладонями, призрак мог не задумываться о том, что выглядит слабым. Фэйн вздохнул, продолжив толочь сухие травы в ступе.
Нэйтан горько жалел себя и утрату возлюбленного. За окном темнело, ночь покрывалом укутала окрестности. Валентайн поднялся, отставив микстуры.
— Ты идешь? — бросил он, не оглядываясь.
Ту же фразу он произнёс и вчера, и позавчера. Нэйтан поднял бледное лицо. Кому он говорит? Не призраку же.
— Как хочешь.
Фэйн, задув свечу, вышел за дверь. Комната погрузилась в темноту.
Призраку не должно быть больно, тогда от чего так щемит под ребрами — там, где навеки замерло его сердце. Его грудь больше не поднимало дыхание, кожа была холодна, как лед, но внутри все еще жила любовь и давило отчаяние.
По истечении пяти суток Валентайн неожиданно запер дверь на замок и сел рядом.
— Может быть, хватит уже жалеть себя? — спросил он, не глядя на юношу. — Я дал тебе достаточно времени принять свою новую жизнь.
Нэйтан смотрел на него в ошеломлении.
— Ты видишь меня? — пролепетал он.
Фэйн, усмехнувшись, глянул ему в лицо.
— Разумеется. И вижу, и могу дотронуться, — он, подняв руку, погладил его щеку.
— Я ведь призрак…
— Вовсе нет.
— Но я умер, — не сдавался Хэйл.
— Умер, — согласился Фэйн, — и я вернул тебя к жизни в вечности.
— Вечности?
— Особую жизнь после смерти, — Фэйн усмехнулся, и Нэйтан в ошеломлении увидел выросшие за пределы его губ внушительные клыки.
— Ты…
— Вампир, — перебил Фэйн, — таким же, каким сделал и тебя. Я был не готов потерять тебя, барон, — добавил с нежностью, — потому даровал тебе то, что когда-то даровали мне.
Нэйтан в замешательстве слушал его, вспоминая страшные сказки, которые рассказывала ему его няня в детстве. О хозяевах ночи, что питались людской кровью и жили вечно.
Похоже, сказки были таковыми лишь отчасти.
Нэйтан поднялся и подошел к зеркалу, стоявшему на столе. В нем он увидел свое отражение, но не присоединившего к нему Фэйна.
— Со временем ты сможешь выбирать отражаться в зеркалах или нет, — пояснил Валентайн на его немой вопрос.
Фэйн закрыл глаза и тут же возник в отражении зеркальной поверхности.
— Для нас важно не привлекать к себе внимание, — пояснил он, подняв веки. — Это правило следует соблюдать неукоснительно.
— Что у меня с волосами? — спросил Нэйтан, ухватившись за свои некогда светлые пряди, которые теперь отливали багрянцем.
— Кровь окрасила их навсегда в красный, но тебе идет.
Валентайн повернул его лицом к себе и мужчины потянулись друг к другу, чтобы слиться в поцелуе…
***
Через несколько дней Фэйн перевез своего любовника в охотничий домик, стоявший в лесу. Хэйлу следовало научиться пользоваться своим новым телом и дарами, сопутствующими его новой ипостаси. По своей прошлой жизни барон не скучал, раз и навсегда отрезав себя от своего прошлого. Его больше не волновали ни собственная гибель, ни совершенная в отношении него несправедливость. Однако, когда Фэйн словно невзначай сообщил ему о том, что накануне ночью было найдено с разорванным горлом и сломанной шеей тело полковника Лейтинга, он испытал мрачное удовлетворение и мягко сжал руку врача, благодаря того за совершенное возмездие.
Больше об этом они никогда не заговаривали. Впереди обоих ждала вечность и оба были намерены насладиться ею в полной мере.
