Пари

1 - Если хочешь мне предложить просто заняться сексом, тогда самое лучшее для тебя - вовсе не открывать рот, – Шульдих резко поднимается и отходит к окну. В его голосе раздражение. И непонятная злоба. Он словно выплевывает слова – с неприязнью, презрением. Без сомнения - он хочет ударить – и побольнее. И по самому чувствительному. Так уже было. Не раз. В его глазах – раздражение. В скривившихся губах – раздражение. В изгибе спины – раздражение. Словно другой человек лежал в его объятиях – совсем недавно! - стонал, что-то шептал. О чем-то умолял. Другой человек. Кен смотрит в спину любовника. И молчит – он не знает, что сказать. Он не знает, что делать. Фраза «Давай займемся сексом» выводит Шульдиха из себя – Кен физически чувствует вспышку раздражения - мгновенную, полсекунды на возгорание. Последствия непредсказуемы. И всегда – разрушительны. Но Кен хочет заняться с ним сексом! – что он должен говорить? Что? Специально что-то придумывать? Какие-то слова? Фразы? Какие? И разве вот эти слова не самые естественные, разве они не выражают все, что для него так важно – страсть, нежность и …и… Кен действительно не может понять. - Меня раздражает, что я должен тебе это объяснять, - говорит Шульдих. – От объяснений становится еще противнее. Он ложится на кровать, руку за голову и кусает губы – он злится. И – он разочарован. В лучшем случае, через пять секунд он резко бросит что-нибудь в стену – быстрое яростное движение, а потом начнет делать вид, что все нормально – нарочно неестественно, изо всех сил давая понять, как ему плохо, словно мстить за что-то. В худшем он протянет – «Мне скучно». Скучно? С ним? С Кеном? Кен не знает, что делать – он ревнует. Неизвестно к кому. Когда так происходит – сердце превращается в комок боли. Он растерян. Потерян. Ему страшно. Страшно в одну секунду по непонятной причине потерять Шульдиха. Чего ему не хватает? Что-то не так с этим самым сексом? Чего он хочет? Шульдих слишком эксцентричен, чтобы решение было простым. Чтобы решение лежало на поверхности. Кена по-прежнему сбивают с толку странные просьбы Шульдиха в постели – "А теперь ударь меня!" Ударить? Для Кена это практически невыполнимо – Шульдих кажется таким хрупким - да, в постели он кажется таким хрупким! Но Кен боится не оправдать ожиданий - правда, он бьет осторожно, вполсилы, и Шульдиха это тоже бесит. - Блядь, да ударь же посильнее!- никто не может выражать свои мысли настолько грязно. И настолько болезненно для партнера. Но Кен не может. Не может. Он не может разбить это красивое лицо. В любом случае – еще один бой проигран - Шульдих уже разочарован. Попытки вести себя соответственно его ожиданиям сразу после того, как провалил их – лучший способ окончательно вывести немца из себя. - Мне скучно, – тянет Шульдих. – Господи, как мне скучно. Шульдих говорит это негромко, словно самому себе. И каждое слово – удар ножом в сердце Кена. Иногда он пытается сделать так как хочет Шульдих, угадать его желания – и каждую минуту сомневается в себе, в правильности того, что он делает... Эти проколы Шульдих чувствует сразу и ничуть не жалеет Кена. Он не собирается никого подбадривать, поощрять и наставлять – выпутывайся сам, мальчик. Но чего он хочет? Чего? Кен вспоминает мгновения страсти – тонкое красивое тело, извивающееся под ним, капельки пота на белой коже, растрепанные волосы, красные губы...красивый, красивый... Страстные слова – он их говорил ему, Кену – что же происходит? Что? Да, Кен хочет его. Всегда хочет. И самое естественно для него сказать – "Давай займемся сексом". Это еще ни разу не прокатило. Ни разу. Никогда. - Мне скучно, – повторяет Шульдих и в его голосе злое раздражение. *** Шульдих уходит. На улице дождь. Кен смотрит в окно – надеется – но Шульдих не оборачивается. Руки в карманы. Узкая задница. Рыжие волосы. *** Шульдих сидит в кафе и смотрит на дождь за окном. "Твердолобый тупица" – твердит он про себя. – "Тупой идиот. Разве можно быть таким тупым?" Ему хочется на ком-нибудь выместить свою злость. И не просто так – снять раздражение, а вымещать долго и последовательно – пока не восстановится статус кво, не прибудет там, откуда убыло, пока не перестанут сверкать осколки разбитой мечты о сексуальном приключении - сверкать так заманчиво. Кен или молчит или пытается соответствовать – причем, не представляет чему. Идиот. Шульдих скрипит зубами от ярости. Тупая скотина! Тупая скотина! Кто только научил его этому –"давай займемся сексом"! Он ударяет кулаком по столу. Немногочисленные посетители оборачиваются, и Шульдих – невозможно удержаться! – разыгрывает небольшое представление - с удовольствием опрокидывает чашку с недопитым кофе и уходит, бросив купюру в бурую лужицу на столе. *** Кроуфорд нудный. Кроуфорд нудный. Шульдих переключает свое сознание с несомненных – хахаха! – достоинств псевдошефа исключительно на нудность – видит только ее, утрирует ее, возводит в абсолют – и наслаждается своим невниманием. Сознательно не слышит слова, рассеянно улыбается – он знает - Кроуфорд все это прекрасно видит, но не собьется – нет, никаких поблажек! Никогда!Никому! – и до конца расскажет все, что собирался. Теми словами, какими собирался. - И хотя я прекрасно знаю, что ты меня не слушаешь… Шульдих широко улыбается. - Я весь внимание. Хочешь я слово в слово повторю, что ты сейчас сказал? Кроуфорд пожимает плечами – видимо, не хочет. Шульдиху всегда было интересно, сможет ли он разозлить Кроуфорда. Вывести из себя. Как это бывает у других - молнии из глаз, гневный голос, возможно, и рукоприкладство. Или невозможно? Хаха. Пока безуспешно. Но он будет стараться. Сильно стараться. Кроуфорд нудный. Кроуфорд нудный. - Я собираюсь развлечься сегодня вечером, Брэд. *** - Алло. - Шульдих... Шульдих не отвечает. - Ты меня слышишь? - Да, – лениво говорит он наконец. В трубке молчат. И Шульдиху становится даже жалко его. Его - на другом конце провода. Жалко, но не настолько, чтобы показать это. - Что-то хочешь мне сказать? - Шульдих...Я...я что-то не так сделал? - Все нормально, – говорит Шульдих. - Все нормально. - Когда все нормально, так не уходят. - Мне некогда, Кен. Что-то еще? В трубке снова молчат, и Шульдих мгновенно начинает раздражаться. - Пока! – и он быстро нажимает отбой. Пять секунд – телефон летит в стену. - Ненавижу! – Шульдих закрывает лицо руками. – Ненавижу! *** Кен слышит короткие гудки. Набирает номер еще раз - он даже не знает, что хочет сказать. Теперь гудки длинные. Бесконечно длинные гудки. Никто не берет трубку. 2 Это ощущение называется – неуверенность. Даже не так. А вот как – ты искушен в людях - ты так думаешь, в сексе – ты в этом уверен, ты знаешь все наперед, черт возьми. Ты никогда не промахивался и тут – новая цель. Которую с твоим глазомером и новой навороченной винтовкой ты выбьешь с закрытыми глазами – и мажешь. Молоко. Позор. Но не в позоре дело. Это ощущение называется – стена. Все твои попытки – ты словно утыкаешься в эту самую стену, глухую – дверей нет, слепую – нет окон – разбиваются вдребезги, и ты по-прежнему там же, где и был. Минуту, час, два дня назад. Там же где и был, да – со всеми своими умениями, навороченной винтовкой и сексуальными талантами. И с каждым днем ты выглядишь все глупее. Шульдих цедит свой коктейль, который сам себе сделал – цедит медленно, не переставая наблюдать за неприступной стеной. Стену зовут Айя Фудзимия. Он – есть такое избитое сравнение – словно состоит из углов. Он даже двигается как-то...неровно. Шульдих следит за абиссинцем не поворачивая головы - только глазами – он точно знает – Айя это чувствует и среагирует мгновенно. Если что. Но искушение слишком велико – Шульдих делает резкое движение, словно собирается встать – проверка реакции. Хей-хей, абиссинец! Мячик! Любой – любой!- выдал бы себя – любая реакция принимается. Любой – но не Айя Фудзимия. Он даже не оборачивается. Он каким-то образом знает – это блеф, незачем беспокоиться. Шульдих даже не сердится, настолько он привык к таким маленьким провалам за последние пару дней. - Может, тоже выпьешь? – лениво говорит он. Фудзимия не отвечает, но никто и не надеялся. - Хочешь, я сделаю тебе коктейль? – предлагает Шульдих – И даже не отравлю тебя. Хочешь? - Нет, – говорит Фудзимия. - Хочешь, чтобы отравил? – пытается развлекаться Шульдих. Абиссинец выходит из комнаты. *** А потом был еще коктейль. Для себя, только для себя. И еще. А потом – просто виски из бутылки. А еще позже Шульдих расстегнул рубашку, взял бутылку в руку и пошел в соседнюю комнату. Фудзимия лежал на кровати одетый. Телевизор включен, но без звука – монашеские развлечения. - Я заскучал – доверительно сообщил Шульдих – Поможешь мне развлечься? Да не отвечай ты, нафиг мне твои ответы, – он хихикает. – Можешь даже не смотреть на меня. Но если посмотришь, то несомненно будет интересней. И Шульдих медленно выливает остатки виски на свою голую грудь и живот. - Не хочешь облизать? – предлагает он – Нет? Не любишь спиртное? - Без музыки просто облом, – продолжает Шульдих, – включим что-нибудь? Фудзимия нажимает копку на пульте и экран телевизора гаснет. - М? – говорит Шульдих. – Может, и свет выключишь? – я залезу к тебе в кровать, и предадимся плотским удовольствиям? - Он криво улыбается и расстегивает пуговицу на штанах. - Ты же не хочешь,- Фудзимия подбирает слова, – чтобы я тебя избил? - Не знаю, – Шульдих снова хихикает, поворачивается спиной к абиссинцу и вихляя задницей начинает стягивать с себя рубашку, – Я еще не решил. - Решить за тебя? – секунда - и Фудзимия стоит рядом, а его пальцы сжимают лицо Шульдиха. - Попробуй, – говорит Шульдих. – Прими решение. Только прямо сейчас. Давай! – ты или спишь со мной - я одурел от воздержания – или бьешь меня, и я валяюсь без сознания с окровавленным носом у тебя в комнате до самого утра. Он пытается прижаться к Фудзимии и – отлетает к стене. Ну, в общем, этого он и ожидал. Стоять тяжело - Шульдих сползает вниз. - Я буду спать здесь, – говорит он. – Я устал. Ты мне надоел. Ты скучнее, чем трусы своей бабушки. - Делай, что хочешь, – говорит Фудзимия. – Только заткнись. *** Шульдих смотрит на себя в зеркало – под глазами синяки. Он выдавливает зубную пасту на щетку, потом выдавливает еще – и еще – на зеркало, по контуру своей физиономии. - Доброе утро! – говорит он самому себе. Бросает и щетку и тюбик в раковину и выходит. - Не хочу принимать душ, – ласково говорит он Фудзимии, – Хочу завонять – тогда твоя неприязнь ко мне хотя бы будет объяснима. Перед тобой крутится парень с самым красивым в мире телом, а ты ведешь себя как изобретатель целибата. - Ты слишком хорошо о себе думаешь. - Скажешь, у меня не самое красивое тело? – Шульдих делает вид, что обижается.- Скажи - и ты солжешь. Попадешь в ад, Фудзимия, за ложь. - А ты за содомию,- Фудзимия усмехается. - Не хочешь попасть за это же самое? Это приятней, чем за банальное вранье, – Шульдих ищет в шкафу футболку, вываливает все вещи на пол, выдергивает то, что ему кажется подходящим и, переступив через кучу одежды, направляется в кухню. - Ты свинья, – говорит Фудзимия. - Я знаю, – говорит Шульдих, – Накажи меня за это. 3 Это было два – вернее, два с половиной - дня назад. И это был бар. И скучный бармен. Неумелый бармен. Болтливый бармен. Невыносимый бармен. И пепельница полная окурков. И кто-то подходил и что-то предлагал. И кого-то он посылал. И кто-то посылал его - а он даже радовался, потому что что-то происходило. И еще там был Фудзимия – а ты не ждал его там увидеть. И страшно обрадовался – ходить по лезвию ничем не рискуя - что может быть лучше? – вайс не нападет на него в толпе народа, да, вообще-то, и повода нет. И ты просто подошел к нему и спросил, какого черта он тут делает. - Разве ты еще не прочитал все мои мысли? – может, стоит устроить конкурс на самого нудного? – фавориты уже определились. -Зачем? Масса усилий по такому ничтожному поводу. Что настолько таинственного может быть в твоей голове? Какое самомнение. Тем более – это скучно – знать все наперед. - А ты? - А я? - Свободен? - Как ветер. - И давно? - С сегодняшнего дня – тебя интересует точное время? И знаешь, что стало причиной? Скука, Фудзимия, скука, – Шульдих усмехается и пьет виски. – Еще и поэтому мне нахрен не сдались твои мозги. Умереть от оргазма глупо, но приятно, а умирать со скуки еще и омерзительно. Ты не пьешь? - Нет. - Сегодня или вообще? - В твоем обществе. - Ты мне льстишь. Но сегодня можешь расслабиться – я тебя не обижу, – Шульдих глупо хихикает. - Не хочу. - Зануда. Шульдих или правда пьян или притворяется. - Я бы мог предложить тебе игру, – говорит немец через пару секунд молчания. - Пари. Если согласишься - у тебя есть шанс развеяться. - Я не соглашусь. - Излечиться. - Мне это не интересно. - Избавиться от страданий. Ха-ха. Или - просто позлить твоего...кто там у тебя? Выбери сам – не могу же я все придумывать! Неделя в гостиничном номере. Со мной. Гостиницу выбираешь ты. Это может быть президентский номер, а может быть дыра за двести километров отсюда – мне все равно. Деньги не имеют значения. Плачу я. - Нет. - Давай, черт! – кажется, Шульдих разозлился – он был уверен в успехе? – Давай. Что тебе стоит? - Даже если... - Я так люблю это "даже если" – Шульдих уже улыбается – Так что – "даже если"? - Зачем это тебе? - Мне? – Шульдих внимательно смотрит на Фудзимию, – Я еще не знаю. Не знаю. Тебя интересуют деньги? Да? Так вот. - мы живем в гостинице на мои деньги. Если через пять дней я пересплю с тобой, то ты получишь...сколько ты хочешь? - Я не пересплю с тобой. Ты ничем не рискуешь. - Рискни ты. Если я пересплю с тобой, то ты заплатишь мне. Это скучно. И мне наплевать на твои деньги, но другого вы ничего не понимаете, поэтому... Фудзимия поднимается из-за столика. - Я проведу с тобой неделю. Деньги пополам. Спать с тобой я не собираюсь – ты мне не нравишься. - Но я могу пытаться, ха. Переспать с тобой. Фудзимия пожимает плечами. - Тогда самый крутой отель – я не хочу киснуть на вонючих матрасах. Тем более, это так приятно – развести тебя на деньги. Но пари без выигрыша – самая глупая вещь в мире. Я все-таки заплачу тебе. - Нет, – Айя кривит губы. – Ты мне просто расскажешь мысли одного человека. 4 Слишком легкомысленный. Нет - пустоголовый, это точнее. Беспринципный. Бессердечный. Улыбки для всех – улыбки ни для кого. Есть что-то еще? Хочется в это поверить? Или - пустая трата времени? Он слишком хорошо прячет свои эмоции – а ведь кажется - все на поверхности, все доступно, все объяснимо - притворяется простым так самозабвенно, что даже начинаешь сомневаться, что второй слой вообще существует. Хоть какой-нибудь второй слой. Какая-нибудь задняя мысль. Какой-нибудь тайный умысел. Что-то не придуманное. Не надуманное. Живое. Или второго слоя все-таки нет? Никогда не было? И он обманывает себя точно так же как остальных – пусть и невольно. И даже сам в это верит. Сегодня он это случайно придумал, а завтра это уже философия и смысл жизни. Ложь – непрочный фундамент. Печально, что он разрушается не сразу, а какое-то время выдерживает построенный на нем дом. Но разве это имеет значение? Волновало его действительно то, что случилось - тогда - или это просто причина для красивой позы? Случайная причина, но такая подходящая для этой самой красивой позы. Поза - основа жизни. Источник жизни. То, что держит. Дарит иллюзии. Ему. Тебе. *** Шульдих пьет кофе – сидя в кресле, ноги на низком столике. - От тебя действительно воняет, – Айя проходит мимо. Ему хотелось это сказать. Шульдих ставит чашку на блюдце и несколько секунд смотрит на абиссинца – внимательно, не улыбаясь. - Ты точно мне это говоришь? – спрашивает он потом и снова пьет свой кофе. – Или сублимируешь? Фудзимия раздражен – он подставился. - С тобой тоже скучно, – говорит он совсем не к месту - звучит как упрек или жалоба – совсем не так как он хотел. Шульдих пожимает плечами. - Я предлагал тебе развлечься. - Для тебя только секс – развлечение? – Айя усмехается. – Жалкий список удовольствий. - А для тебя что? Цирк? Зоопарк? Не знаю... американские горки? Позвонить - заказать пару билетов? Самое замечательное развлечение для парня твоего возраста. Шульдих скалит зубы. - Сейчас я трезв, – предупреждает он, - поэтому все будет немножко труднее. - Ты навязываешься только когда пьян? Шульдих смеется. - Бывало по-всякому. Знаешь, повоспитывай меня – мне нравится оппонировать. Это укрепляет мое чувство превосходства над остальными. Тебе оно знакомо? - Нет. - Врееешь, – тянет Шульдих. – Врать нехорошо. Он встает с кресла и потягивается. - Я собираюсь прогуляться – хочешь со мной? - Нет. - Тебе бы стоило выучить больше слов на родном языке… Но как хочешь – это просто вежливость. Пока! Буду поздно. Идет мимо, наклоняется и шепчет в ухо Айе нарочно горячо, нарочно с придыханием: - Даже если ты переспишь со мной – я расскажу тебе мысли этого человека. Мне не жалко. Подумай над моим предложением. И уходит, хохоча во все горло. 5 Никто не берет трубку. Телефон отключен. Сначала он ждал. Нет, сначала он звонил сам. Много раз. А потом – ждал. А потом – пытался не ждать, чувствуя, что сходит с ума. Чувство вины – не знаешь, в чем виноват, но готов признаться, что виноват. Все, что угодно, только бы избавиться от этой пытки. Попросить прощения. Объяснить. Ведь Шульдих просто мучает его – у него плохой характер, он всегда такой, он просто рассердился – он иначе не может, это понятно. Это понятно. Он - другой. Он не может как Кен – это нормально. Конечно, это нормально. Шульдих не сможет его предать. Нужно объяснить, и все вернется, все образуется, все снова станет, как было, и можно будет - как раньше - убирать рыжие волосы с лица, касаться пальцами кожи на ключицах. Ласкать. Любить. Потому что это невозможно - потерять такого как Шульдих. Потому что - невозможно жить – если потерять такого как Шульдих. Потому что это – зависимость. Одержимость. Страсть. Ветер с когтями. Самое подходящее определение. Налетает, сгибает, ломает, отнимает возможность дышать – проверка на прочность - и – ранит. Больно. Глубоко. Кровоточит. Всегда. 6 Шульдих испытывает удовольствие от того, что придумал. Он в восторге от своей новой идеи. От себя самого. От идиотизма ситуации. Неожиданное решение – и такое забавное. Отказаться от грубой экспансии, обещаний, подкупов и банального соблазнения – просто сбить врага с толку, заставить подумать, что его противник - идиот. И – возможно - ломать стену не придется – ворота откроются сами – невидимые ранее ворота. *** Щелчок двери, шаги - Айя даже не поворачивается. Да, достаточно поздно – Шульдих вернулся. Без сомнения. Абиссинец делает вид, что смотрит телевизор – переждать две минуты грязных намеков, непристойных предложений – и все. Шульдих снова может напиваться – у него еще почти четыре дня для этого. И почти полный бар. Но что-то не так – шаги кажутся незнакомыми – ритм не тот – мелкий и быстрый - и Айя не может удержаться, чтобы не обернуться. Должно быть, он даже открыл рот – действительно не мог поверить в то, что увидел. *** - Меня зовут Ш… Шарлотта. Лотта, да, – она засмеялась и откинула рыжую прядь с лица. – И я могу скрасить твое одиночество. Платье в обтяжку, накрашенные губы и невероятные каблуки – сантиметров двенадцать. И ногти – покрытые красным лаком – но, правда, короткие. А еще чулки – совершенно точно чулки, а не колготки – это видно. Юбка непозволительно короткая. Худые мускулистые ляжки. Мускулистые икры. Ноги далеки от совершенства – если вообразить, что это женские ноги. - А тебя? – тянет она манерно, и Айя видит, что еще секунда, и эта странная девица расхохочется. Он наблюдает – с непонятным интересом - как она проходит несколько шагов до его дивана, как садится рядом, как раскрывает крохотную сумочку – блестящую безвкусную сумочку с массивной застежкой - и достает пачку отвратительных дамских сигарет - тонких как спички. Вынимает одну – захватывая ногтями, не выбивает - подносит к губам. Айю раздражает и странно привлекает этот дурацкий маскарад. - У тебя есть зажигалка? – она вопросительно смотрит на абиссинца. - Нет. "Красотка" пожимает плечами, достает из своей идиотской сумочки дешевую зажигалку и прикуривает. Приоткрывает накрашенные губы, выпускает дым. Потом еще раз, потом просто держит сигарету в пальцах, и Айя почему-то не может отвести глаз от малинового отпечатка на фильтре – неряшливого и вызывающего. Девица замечает его взгляд и усмехается. - Выпьем? – предлагает она, – Здесь есть бар? «Какого черта?» – хочет спросить Айя. Или расхохотаться в лицо – высмеять эту дурацкую девку – язвительно, жестоко. Это нетрудно – все карты его. И - не может. Нет - скорее, не хочет. Пока - не хочет. Она уходит в другую комнату, виляя бедрами – узкими и костлявыми – кости торчат. И эти торчащие кости странно действуют на Айю. И он не хочет признаваться себе – как. - О! Тут есть бар! – доносится победный голос. Надо же! Просто удивительно! Здесь есть бар. С ума сойти. И, кстати - там на бутылку виски меньше. Со вчерашнего дня. Она возвращается – с бутылкой и стаканами. - Тут есть лед? - Не знаю. Откуда ты? Неожиданно для себя Айя вступает в игру. Сам. И видит, как вздрагивают накрашенные ресницы Шульдиха. *** Она садится напротив него и закидывает ногу на ногу – дешевый прием всех дешевых девок. Интересно, и белье у него тоже женское? - На мне нет белья, – говорит... Шульдих? И лучезарно улыбаясь: - Нет моего размера. Нестандартные параметры. Наверное, так. И это настолько глупо, что Айя улыбается. - Из этого города, – отвечает она на заданный вслух вопрос. – Всю жизнь жила здесь. На ее лице - смесь страдания и смирения перед судьбой – оттого что она всю – всю! - жизнь живет в этом Богом проклятом городишке. Так и видится – неблагополучная семья, отец-пьяница и красавец-растлитель. Ранний секс и потом по наклонной. В одно мгновение - все самые банальные приемы книжно-киношных проституток – порочных телом, но чистых душой. - Давно этим занимаешься? – Айя открывает бутылку и наливает виски новой знакомой. Его странным образом привлекает призрачная возможность побыть другим – сыграть в другую жизнь – пусть даже в такую непривлекательную – а главное - пусть даже и по чужим правилам - в смысле, по другим чужим правилам. Он замечает, что идет на уступки Шульдиху – ведь это Шульдих! – замечает, но не останавливается. Пока это нестрашно. Совсем нестрашно. Более того – это… интересно. Пусть так - интересно. Она хихикает и протягивает руку за стаканом. - Я порядочная девушка. - Ну, конечно, – говорит Айя, – Я понимаю. - А ты? – Она кокетливо улыбается и отпивает изрядный глоток спиртного. – Чем ты занимаешься? – У...у меня...собственный бизнес. Цветочный, – добавляет он почти сразу. И ему смешно и щекотно, и его возбуждает эта игра. Алкоголь слегка ударяет в голову. Но не по правилам отставать от красотки, которая глушит уже третий стакан. Он тянется к своему, и девица понимающе кивает и сама наливает Айе еще. А потом она выключает свет. Какие-то источники света все равно остаются – он никак не может сообразить, какие. У него кружится голова – от виски? Ха-ха – нет, от желания. Тихо звякает музыка – как стеклянные подвески друг об друга - она включила музыкальный канал. Удачное музыкальное сопровождение. - Потанцуем? – спрашивает Шарлотта и кладет ему руку на колено. - К черту, – говорит он и сжимает ее руку. Нахальная девица..., нееет – Шульдих!... сидит слишком близко. От него пахнет алкоголем - как и от самого Айи – лицо с накрашенными губами так близко, и Айя, не понимая почему, целует эти губы, засовывает свой язык в распутный рот, а потом опрокидывает Шульдиха на спину. Пятнадцать секунд объятий и поцелуев. Пятнадцать секунд непристойных прикосновений. Стонов. Тяжелое дыхание. Задранная юбка. Расстегнутые брюки. Пятнадцать секунд страсти. Пятнадцать секунд бегом по прямой, по дороге к ... поражению? Победе? Блаженству? Только... - Идиотская идея, – шепчет Айя сжимая худое тело. – Идиотская бесперспективная идея. - Убеждай себя, – шепчет Шульдих. – Давай - убеждай себя. Вдруг получится. Айя касается губами щеки, виска, лба Шульдиха. - С чего ты взял, что мне нравятся женщины такого типа? – шепчет Айя в пахнущие - духами?!! – рыжие волосы. – Ты промахнулся. - Да наплевать, какие тебе нравятся, – голос Шульдиха приглушен, – Стал бы я об этом думать. - А стоило бы. Они снова касаются губ друг друга, и электрический разряд пробегает по телу Айи. Разряд желания. Острый и мучительный. - Уходи. – говорит он - Оттолкни меня, – шепчет Шульдих. – Ну, – и чуть-чуть прикусывает нижнюю губу Фудзимии, потом разжимает зубы и языком обводит рот Айи, а потом снова прикусывает губу. – Прояви силу воли. Давай – оттолкни меня. - Шлюха. - Слова. Слова. Банально. Еще раз. Попробуй еще раз. А эту банальность я забуду. Ну - еще раз. Да, он оттолкнул его – и, кажется, Шульдих не удивился. Спокойные глаза - и помада, размазанная вокруг рта. Айя едва сдержался, чтобы не ударить – не ударить со всей силы по этому лицу, которое даже в самой нелепой раскраске не выглядит ни глупо, ни уродливо. Айя уходит в ванную. Шульдих сидит в кресле и с усмешкой наблюдает за абиссинцем. Конечно. Ну, конечно. Это опять поражение. Но не только его. Его - в меньшей степени. И Шульдиху весело. Когда дверь в ванную закрывается, он откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. - Детский сад. –говорит он.- Детский сад. Но если тебе нравится – делай так. Пожалуйста. *** Не то. Нет. Нет удовлетворения. Отсутствие напряжение – это не удовлетворение. Фудзимия зол. Он не сомневается, что выиграет пари. Что сможет выстоять. Нисколько не сомневается. Только стоит ли? И... не слишком ли рано он об этом подумал? *** "Вам звонили" – сколько там? – двенадцать? Пятнадцать? Двадцать раз? - с телефона...и цифры, цифры – Шульдих помнит наизусть их порядок. - Ну и замечательно, – говорит он и отключает телефон. Шульдих выбрасывает женские тряпки в корзину для мусора – они больше не понадобятся. Заходит в душ, включает воду – неприятное ощущение от падающей сверху воды. Надо было принять ванну. Дешевые женские духи оказываются на удивление стойкими, от горячей воды нестерпимый цветочный запах – имитация жасмина и еще чего-то столь же банального – розы? - только усиливается - Шульдих безуспешно пытается избавиться от него - но потом оставляет эту затею – само развеется. Так даже смешнее. Потом лежит на кровати, смотрит в потолок и улыбается – он не может сдержать эту улыбку и совсем не хочет - скрывать это выражение неожиданного удовольствия - удовольствия от удачной игры. И его никто не видит, в конце концов. Честно, иногда игру стоит закончить в этой точке – когда невыносимо приятно неизвестно от чего, и это неизвестное возбуждает, веселит, радует. Развлекает. Кровь как шампанское – легкие пузырьки и легкое опьянение. Легкое головокружение. Когда нет ничего необратимого, когда ни в чем не уверен, но зато уверен в себе, когда нет даже намеков на трудности и совершенно пофиг взаимопонимание. И ты просто уходишь, срываешь цветы – еще нераспустившиеся – хорошо пахнут и не знают, что такое тлен. Иногда стоит поступить именно так, но проклятое любопытство заставляет продолжить игру, убеждая, что прекратить спектакль можно в любой момент, а упускать удовольствие так глупо. Глупо, глупо. И ты делаешь поблажки самому себе. *** - Как дела? – ему так и хочется спросить "Твоя девушка уже ушла?", но Шульдих сдерживается. "Он смеется надо мной" – вот мысли Фудзимии. Да-да, смеюсь. Смеюсь. Мне смешно. Очень. - Чем ты развлечешь меня на этот раз? – равнодушный голос Айи – конечно же, давай, делай вид, что тебе скучно! - Ничем. – Шульдих садится в кресло рядом – А ты уже ждешь, что я буду тебя развлекать? - Ну...У тебя осталось мало времени. Чтобы выиграть пари. Шульдих пожимает плечами. - Значит, проиграю. Уйду как побитая собака. Зализывать раны оскорбленного эго. А ты получишь то, чего так отчаянно жаждешь. Чего же тебе переживать? Ты в выигрыше со всех сторон. - Так быстро сдался? - Айя поворачивает голову. - Предполагается, что я поведусь на это и начну доказывать тебе обратное? Со всем пылом идиота? Да мне наплевать. Если хочешь, прекратим эту игру прямо сейчас. Я рассказываю тебе, что... - Нет. – Айя произносит это холодно, но все-таки слишком поспешно. - Хочешь выиграть по честному? Похвально. Если тут нет тайных мыслей. Например... - Нет. - Не сомневаюсь. Я не сомневаюсь в тебе, Фудзимия, – Шульдих ерничает. – Я уважаю твои принципы. Собственноручно, с любовью выстроенные принципы и ограничения. Удобно, правда? И прослывешь порядочным человеком. Хотя, сомневаюсь, что тебе это нужно. Айя молчит. - А может, плюнем на секс? В конце концов, вряд ли ты так уж хорош, чтобы мне как-то особенно стараться. Поверить самому – чтобы убедить собеседника. - Давай напьемся. Обкуримся. И то и другое. Все, что хочешь. Тут есть занятные номера телефонов, – немец берет со стола пеструю брошюрку. - Это приятней, чем подростковые радости в дУше. Попал! Шульдих хихикает про себя – Фудзимия сжимает губы – хаха, смущен. И разозлен. Хахаха. - Но этого, конечно же, не надо стесняться, – Шульдих поднимается и потягивается. У Фудзимии два варианта реакции – промолчать или ударить. И Шульдих ждет, что же выберет бесстрашный невозмутимый, что еще? – а, воплощенное хладнокровие, точно! точно-точно! - вайс. Втайне надеясь на разнообразие – чтобы не умереть со скуки.