***
Глава клана, облаченный в джинсы и чёрную рубашку, встречает своих людей в дверях особняка, лениво оперевшись на косяк, создавая впечатление, что он просто вышел свежим воздухом подышать. Подчиненные уважительно кланяются ему, даже красноволосый парень со своей ношей на руках. Брюнет, нетерпеливо ожидавший их, и никак этого не выдавший, забирает спящего парня из рук своего человека и самостоятельно уносит в приготовленную еще с утра комнату, не считая нужным пояснять свои действия кому бы то ни было. Хотя объяснения и не требовались. Все давно знали и того, кого они похитили и отношения их босса к светловолосому парню. Брюнет зовет с собой лишь консиглиори, одним кивком головы. Джоуми бесшумно следует за лидером, не задерживаясь ни на секунду. Трое оставшихся подчиненных покорно ожидают в гостиной на первом этаже, не смея произнести и слова, лишь переглядываясь друг с другом. Их босс непредсказуемый человек. Высокий брюнет укладывает бесчувственного Тао на свежую, мягкую постель, и без эмоций приказывает советнику позаботиться о нем, и сразу же сообщить ему, как только тот очнется. Джоуми послушно кивает и принимается выполнять указания, осторожно снимая с блондина грязную одежду, обтирая тело влажным полотенцем и надевает чистые вещи. Босс клана возвращается в гостиную к своим людям. — Докладывайте, — сухо и лаконично, зато взгляд будто рентген, пронизывает насквозь, проникает в самые тайные мысли, заставляя нервничать своих людей, у каждого свои скелеты в шкафу, которые не должны стать достоянием общественности. ДжонХен, как самый старший из оставшихся, вышел вперед под пристальным взгляд сощуренных глаз. — Как видите, господин, Тао у нас, он не пострадал. На его глазах убили родителей. Чимина нигде не было. Люди, которые изначально собирались забрать господина Пака, мертвы. Шавкам драконов не попались. Кстати одна из них, сейчас на дне кормит рыб. — Ищейки драконов повсюду ищут братьев, — подает высокий голос Дива, кокетливо заправляя цветную прядку за ухо, которая с раздражающим постоянством лезла в глаза. Молодой парень не моргая выслушал своих людей и кивнул, на лице вновь не проскользнула ни одна эмоция. — Вы знаете, что делать. Доведите дело до конца. Трое синхронно кивнули, поклонились и поспешили уйти восвояси, зная как не любит их шеф медлительность. — Господин, он просыпается, — шепнул пожилой дворецкий, присланный советником, слегка приоткрыв дверь. Брюнет спешит наверх в гостевую комнату и застает еще спящего Тао, что силится выпутаться из лап навязанного сна. Его умиляет картина того, как трепещут длинные пушистые ресницы, немного морщится носик с горбинкой, а пухлые губы слегка приоткрываются. Сон явно не из лучших. Джоуми сидевший возле кровати Тао с замиранием сердца следит за парнем, чувствуя странное предвкушающее волнение.***
Тао идет по улице, пешком возвращается из университета. Но разве он уже не приходил домой? Странные путанные мысли испуганной ланью скачут в голове, мешая сосредоточиться и понять, наконец, что же не так. Вокруг переливающееся, непостоянное сине-черное освещение и все такое размытое. Повсюду шорохи, перешептывания излишне высокими голосами, такие должны ассоциироваться с чем-то добрым и светлым, но вызывают абсолютно противоположное чувство. Ничего хорошего от них не жди. И говорят они что-то странное, тяжелое, черное. Слов не разобрать, но ощущений с лихвой. Тяжело дышать, они давят на него. Тао страшно, чем ближе шорохи, тем страшнее, тело напрягается и он не выдерживает, срывается на бег. Что-то плохое, что-то страшное, непомерно большое мчится за ним, по пятам. Еще чуть - чуть и он почувствует чужое дыхание в затылок. На горизонте дом, вроде его дом, но он какой-то странный. Будто в отражении кривого зеркала, но думать некогда, адреналин стучит в крови, а что-то буквально наступает на пятки. Открывает дверь на распашку, заваливается внутрь и замирает, повсюду лестницы, подвалы, темные углы, и ни одной комнаты. Нигде нет света, но и оно не переступает порог. Не может. Пока не может, он это чувствует, но обернуться и посмотреть, что же это, смелости не хватает, а от страха подкашиваются колени. От страха вновь хочется бежать и он бежит вниз по ступенькам, не разбирая дороги. Дыхание сбилось, глаза никак не привыкнут к темноте и плохое предчувствие поднимается со дна подсознания, вызывая чисто детское желание спрятаться, позвать кого-нибудь на помощь и зажечь уже свет, разогнать весь этот мрак. — Аппа, омма! Хен! — зовет парень дрожащим голосом, но звук будто поглощает вакуум, его будто и вовсе нет. Каждое слово причиняет физическую боль, отчего Тао морщится, что-то теплое и соленое начинает сочится по губам. Блондин вытирает губы тыльной стороной ладони, и видит черную в темноте кровь. И вскрикивает, когда по его ладони начинает ползти волосатый черный паук. Противно шевеля лапками по коже, собирая кровь на лапы и пузо. Он стряхивает насекомое на пол и слепо оглядывается по сторонам, ища выход. Интуиция упрямо твердит, что выхода не будет, это западня. Тао слышит крик оммы и забывая обо всем, спешит к нему на помощь, но тело сковывает внезапной болью, а ноги кажется увязли в древесном полу, словно в зыбучем песке, что тянет вниз, в подвал или первый этаж, а может и вовсе в зияющую пустоту. Крик повторяется, уже вперемешку со слезами и неясными мольбами, и Тао изо всех сил ринулся вперед, замечая впереди черную дверь. Только он до нее добегает, остается совсем чуть-чуть, как резко вспыхивает красное на черном, языки огня, поглощают дверь и беспощадно стремятся к нему. Тао вновь беспомощно оглядывается и не знает, куда деться от крика агонии за дверью, что сводит его с ума, горького дыма не дающего дышать, как вновь прямо перед ним возникают лестницы, ступени, и будто само пламя шепчет ему беги, беги, беги голосом ДжиЕна. Он бежит на этот раз наверх, он хочет выйти, но как это сделать он не знает, и неожиданно падает, споткнувшись в прихожей. Приподнявшись на локтях, в ужасе замирает услышав шорох за спиною, и почувствовав холодную сильную руку на плече. Кто-то прикасается, смотрит и молчит. Тао не шевелится, и до обморока боится обернуться. Ему к уху прикладывают телефон. По началу в телефонной трубке кто-то дышит и тишина. Тао тоже молчит, слушая дыхание и тишину, и резко дергается заметив тень за занавеской, что тянулась к нему. — Ни слова, Тао, — раздается шепот в трубке и тяжелые, пугающие шаги, из-за занавески вышел клоун. Тао в ужасе и не знает от чего больше, от безумного клоуна со страшным лицом или от кроваво-красной полной луны, что смотрит клоуну в затылок блеклыми глазами, напоминающими рыбьи. Наконец скинув с себя оцепенение, Тао сбрасывает с себя руку и бросается к лестнице. Противный, искусственный как у игрушки голос гогочет в след на разные мотивы: — Лестница не кончится. Беги, беги, беги... Тао пытается заткнуть уши, и не слышать это, а лестница правда бесконечная. И он бежит и молчит, хотя хочется кричать, и звать на помощь. — Тао, просыпайся, — пробивается приятный голос сквозь все это безумие, а Тао не понимает, откуда он взялся. Неожиданно даже для себя ЦзыТао распахивает глаза и давится собственным криком о помощи, застрявшим в горле. Знакомые руки крепко прижимают к себе. — Тише, Панда, тише. Ты в безопасности. Все позади, — ласково поглаживает худые, вздрагивающие плечи брюнет, не давая вырваться истерично отбивающемуся Тао. — Хен! — всхлипывает Тао и резко обмякает, узнав голос, в ответ вцепляясь в чужую спину, царапая короткими ногтями. — Тише. Мои люди успели. Тебе никто не успел сделать больно? Как ты себя чувствуешь? — отстраняется совсем на чуть-чуть, лишь для того, чтобы осмотреть, молодой мужчина аккуратно подносит бокал с водой к пересохшим губам и дает попить. Благодарности Тао нет предела, после снотворного, которым его накололи, во рту пересохло как в пустыне, губы сухие и потрескавшиеся, что приходится их все время облизывать, а речь невнятная, будто он выпил алкоголь. — Сехун-ни, мои родители. Они... Они, — рыдания не дают закончить предложение и так дающееся большим трудом. Сехун вновь обнимает младшего, зарываясь пальцами в пшеничные волосы на затылке, — Я знаю, Панда, я знаю, — шёпотом в макушку, и затаскивает полностью к себе на колени. — Хен! Чимин! А как же... Где? — с большой надеждой и так доверчиво смотрит в чужие глаза Тао, что Сехун с трудом сдерживает улыбку. — Мы ищем его, Тао-я, ищем, — вновь привлекая к своему плечу, отвечает Сехун улыбаясь в светлые волосы, прожигая убийственным взглядом Джоуми, давая тому понять, что лучше ему молчать и исчезнуть немедленно. — Хен, кто это был? — никак не может успокоиться Тао, вжимаясь всем телом в старшего, ощущая себя в безопасности, — куда вы успели, хен? Кто вы? — сыпет вопросами блондин, дрожащими губами, а Сехун уговаривает себя не поцеловать их, не спугнуть. Рано. Еще слишком рано. — Тао-я, тебе лучше отдохнуть, поспать бы, — ласково предлагает О, заботливо укладывая младшего обратно на кровать, — тебе лучше этого не знать, я сам обо всем позабочусь. Не беспокойся, — Сехун заваливается прям на блондина, еле успев упереться руками по разные стороны его головы, потому что тот просто напросто боится разжать руки и снова остаться один. А вдруг все как во сне, а вдруг эти клоуны вернутся или, мало того, они уже здесь. — Не оставляй меня, мне страшно, хен, — взмолился младший, а зрачки кажется совсем затопили радужку от ужаса. — Я здесь. Тихо. Я никуда не ухожу, — аккуратно устраивается рядом старший, чтобы не раздавить своим весом младшего, — Видишь, я тут, — стирает большим пальцем влагу с чужого лица Сехун. — Се, кто это сделал, скажи мне, кто, Се! Они убили моих родителей! Они убили их! — постепенно переходит с ускоренного бормотания на крик парень, еще больше заливаясь слезами. Сехун перехватывает чужие руки, и не дает навредить себе и ему в порыве истерики, заведя их за голову, прочно фиксирует брыкающегося Тао, которого накрывает истерика, из-за нарушения координации после снотворного, сделать это было проще просто, — клоуны пристрелили их как собак, хен. Они просто взяли и застрелили их! — Воды и успокоительное, живо, — не повышая голос рявкнул Сехун заглянувшему на шум советнику, что на всякий случай был за дверью. Джоуми как ветром сдуло. Через две минуты консиглиори принес бокал воды с накапанной туда валерьянкой. Сехун усадил рыдающего в голос Тао к себе между ног, закинул свои ноги поверх его, пригвождая к мягкой кровати, одной рукой крепко перехватил поперек груди плотно прижимая к себе и жестко схватив подбородок пальцами одной руки, второй аккуратно заставил выпить все до последней капли. Вмиг ослабшее и переставшее вырываться тело, всем своим весом приятной тяжестью завалилось на господина О. — Все хорошо. Я здесь, — шепчет на ухо Сехун, крепко обнимая одной рукой, а второй мягко поглаживая Тао по светлой голове как кота. — Хен, скажи, кто это? — апатично из-за быстро подействовавшего лекарств спрашивает Тао, медленно моргая глазами, на большее не было сил. — Зачем тебе это, малыш? Я разберусь, обещаю. Разве я когда-нибудь тебя обманывал? — мягко целует смуглую щеку Се. — Расскажи мне все, что знаешь, хен, пожалуйста, мне это важно, — флегматично тянет Тао, пассивно злясь на успокоительное и на себя. — До чего же ты упрямый. Ким Ифань и Тэхен, знаешь таких? — сдается Сехун, пряча улыбку в чужих волосах, — мои люди как раз были недалеко от вашего дома, и увидели как тебя тащат клоуны в машину. Они смогли отбить тебя и привезти ко мне. Чимина там не было, а дядюшкам уже было не помочь. Сейчас ты в безопасности. Ничего не бойся. Ты под моей протекцией, мои люди уже ищут Чимина, — старается убедить брюнет. Несмотря на успокоительное, Тао все равно вздрогнул от имени соулмейта. — Причем здесь они? — немного задушено пищит Тао, чем умиляет Сехуна, отказываясь верить в их причастность, мало того, что они отказались от них, не могли же они? Слёзы вновь бесконтрольно потекли по красивому лицу и из горла помимо воли вырывается отчаянный шепот. — Нет, хен! Нет. Они не могли. Они же соулмейты! Хен, это не правда. Скажи, что это не правда, — умоляет подросток, сильнее сжимаясь в чужих объятиях, — не правда хен. Это не правильно. Они не могли... — Это была их машина, малыш. И люди тоже их. Их шавки на заданиях носят маски клоунов, дабы скрыть черную сторону драконов и остаться им благородным кланом, — поймав не понимающий взгляд донсена, Сехун продолжил, ласково поглаживая чужие руки — Дело в том, что клан двух драконов имеет две стороны. Одна из них драконы, благородный клан насчитывает не первое поколение, надежные, давно все сплетено. И есть вторая часть - Легион ужаса, что своими действиями наводит страх на остальных. И ведь никто не задумывается почему верхушку Кореи никто не трогает, потому что как только они полезут туда их сразу и раскроют, — рассказывает Сехун не упуская реакции на свои слова. А Тао отказывается в это верить. Он не хочет верить, в то что их соулмейты такие... И тут в памяти всплывает брошенная Ифанем фраза «ты еще пожалеешь». Он не помнит, правда ли такое было или это плод его воображения. Разбитость и опустошенность вот, что чувствует Тао, а еще, что он устал и хочет в душ. — Хен, ты так и не рассказал про своих людей. Что за люди? — пытается отвлечься Тао. — Мои люди или белый лотос, мы тоже клан, сотрудничаем с Триадой, оружие, мелкая контрабанда и наркотики. Легион также напал на нас, поэтому и знаю, — честно отвечает Сехун, наслаждаясь ощущением тепла Тао. — Почему ты не рассказывал мне об этом раньше? — безэмоционально спрашивает блондин, вновь мысленно ругая валерьянку. — Ты не спрашивал, и я не стал тебя обременять этим знанием. Мне так было за тебя спокойнее, — пожимает плечами Сехун — малыш, тебе надо отдохнуть, —беспокоится Се от затянувшегося молчания, поглаживая чужие скулы длинными пальцами, вытирая прозрачные дорожки слёз. — Да. Я в душ, можно? — тянет Пак и под согласный кивок по памяти медленно идет в ванную комнату, пошатываясь от накатывающей слабости, избиение дает о себе знать. Горячая вода набирается долго, громко стуча о железные бока и дно ванной. Пар клубами вздымается вверх оседая на стенах и зеркале капельками быстро стекающими вниз. Тао как-то пропускает тот момент, когда он снимает одежду и осознает, что уже сидит в горячей воде и рассматривает лезвие ножниц, их острие, как свет бликует от покрытия. Красиво, а по стене бежит маленький световой зайчик. Как так получилось, что он сейчас живой и здоровый, синяки от избиения не в счёт, сидит и спокойно греется в воде, когда его семья мертва. Брат пропал. Лучший друг и хен оказался мафиози, сколько бы он не приходил сюда, здесь были всегда лишь обычный дворецкий и приходящая прислуга и никого подозрительного. Как так? Как так получилось, что его соулмейт это убийца их родителей? Пусть не лично, но он отдал приказ. Как так получилось? И почему так больно сердцу? В чем он перед ним виноват? Что он ему сделал? За что он так с ним? Слёзы. Снова. А он ведь всегда плачет, плохо ли хорошо, казалось он умеет только плакать, других эмоций нет. По другому выразить никак. Ему самому это не нравится, он хочет научиться контролировать это. А еще лучше научиться контролировать время и вернуть его назад и все изменить. Не встречать никогда Ифаня и придти домой раньше, сразу, как только выгнали с пар. Хотя, если бы он не встретил Ифаня, тогда бы и родителей не убили бы, было бы некому. Острие ножниц выскальзывает из ослабевших рук, нелепая попытка перехватить непослушными руками и острие больно протыкает красную распаренную кожу с синей прожилкой. Темно - алая струйка крови вытекает из пореза, стекает по руке, оставляя неровный след и смешивается с водой, оставаясь бледным разводом причудливой формы на поверхности. Красиво. А может оно и к лучшему? Может так ему и надо? Всем же будет легче. От него всегда одни лишь неприятности. Так может время пришло? Рука сама тянется сделать порез глубже, сильнее открывая края раны на правой руке. Кровь побежала быстрее. Пачкая белые бортики. Рука болит. Рана пульсирует. Слабость накатывает, а голова кружится от слабости. Перед глазами все кружится, вертится, плывет. Веки тяжелеют и смыкаются, и даже слух притупляется. Горячая вода гостеприимно распахивает свои объятия, теплом помогая крови быстрее покидать тело. Хорошо, что ему дали успокоительное. Сам бы он не решился. Испугался бы. А сейчас так спокоен. И так хочется спать...***
Дать себе обещание - не значит его исполнить. Вот и Чимин, вчера обещавший себе последний день слабости, проснулся пустым. Слишком много пустоты его окружает. Во снах его сжирает пустая чернота, наяву пустота внутри. Вчера были слезы, до этого истерики и тоска, а сейчас ничего. Вообще. Пустота. Это не плохо. Не хорошо. Это никак. Как и все в его жизни сейчас. Он вновь ощущает себя мертвым внутри и совершенно не хочет ничего с этим делать. Пустота побеждает. Чем ее заполнить и надо ли, Чимин не знает. Вчерашний порыв решительности и силы как-то быстро испарились за ночь, не оставив после себя и следа. Бессмысленное изучение белого потолка в небольшой гостевой комнате в персиковых тонах с единственным окном, ответа не приносит, а жаль, ему бы он пригодился. Лэй уже который день следивший за состоянием друга, находится в отчаянии. Тот ни на что не реагирует, ничего не рассказывает и не ест. Раньше хоть кричал и ревел, а сейчас лежит пластом и невидяще пялится в потолок. Что делать, Исин не знал. Была конечно у него идея на крайний случай, ему всегда помогало, но все же предлагать такое младшему, что ж он за хен-то такой будет? А друг и подавно, а сколько они с Сухо из-за этого ругались, вообще не вспомнить. Но и видеть друга таким он уже не мог. Он не хотел его потерять. Еще немного помявшись в дверях Лэй бесшумно прошел в комнату и опустившись на кровать, погладил младшего по волосам, аккуратно распутывая пальцами спутанные пряди. Чимин не реагирует. — Минни, поговори со мной, — просит Лэй, — ЧимЧим, пожалуйста, — тишина в ответ и безучастный взгляд сквозь него. — У меня кое-что есть, — решившись вздыхает Исин, — это не решит проблемы, но поможет почувствовать себя живым. Идём, — тянет несопротивляющегося друга Лэй в свою комнату. Комната ненамного больше гостевой комнаты Чимина, но определенно шире, в холодных синих тонах с изображением единорога во всю стену в изголовье двухспальной кровати, рядом с наглухо закрытым темно-синими шторами окном. Чимин безвольно опускается на немного жёсткую кровать и просто смотрит за суетящимся по комнате старшим. Лэй ищет, куда же он спрятал их от Сухо, и очень надеется, что тот их все - таки не нашел, и не выкинул. Радости парня нет предела, когда он все же нащупывает маленькие кругляшки в пакетике в одном из своих махровых носков. Лэй еще раз оглянулся на Чимина и убеждая сам себя в правильности своего решения, кивает. Вытряхивает из носка небольшой пакетик с застежкой с белыми таблетками внутри. — Я не буду пить таблетки, хен, я не болен, — хрипит от долгого молчания Чимин, морщась от звука собственного голоса. — Это кое-что получше таблеток, Минни, — улыбается Лэй предвкушающе сверкая глазами в сторону свертка. — Что это? — все же интересуется Чимин, ни разу не видя Лэя с таким странным видом, как голум с кольцом. — Это мед. Не страшно совсем. От одной дозы метадона ничего не будет, — улыбается Исин, протягивая другу таблетку. Тот смотрит на неё как на отраву, с отвращением. Отец всегда был против наркотиков. Всегда учил, что это плохо и даже один раз не стоит пробовать. Но отца сейчас нет, оммы тоже, даже брата и то нет, он даже и не ищет его. Так что, кто его остановит? Кто запретит? Тем более ему все равно, он давно мертв внутри. Чимин смело берет таблетку в рот и не знает что с ней делать, просто глотать? — Как обычные таблетки, Мин, — подает пример Лэй глотая пилюлю. — И что дальше? — спрашивает Чимин, протолкнув таблетку в горло. — Жди, — туманно улыбается Исин, откидываясь на подушки. Чимин следует примеру старшего и тоже ложится на кровать. В течении двадцати минут его тело подрагивало в предвкушении наркотического опьянения. Вещество активно разносилось по крови и вступало в реакцию. Через двадцать минут появились неприятные ощущения в теле. Заныли конечности и суставы. Тело казалось чужим и непослушным и возникло дикое отвращение к себе. Мысли путаются в голове. Они слишком быстрые, даже единорогу со стены за ними не угнаться. А они несутся галопом нервные, мрачные и так осуждающе смотрят на него. А он что? А он ничего. Это не его мысли. Наверное, а вот единорог возможно. Ему кажется, что в его голове помимо него кто-то есть. Кто-то кто думает эти странные цветные мысли. Они настолько яркие, что ему физически больно и он сворачивается в клубок, подтягивая к груди ватные ноги. Он чувствует давление воздуха. Он такой тяжелый, липкий. Глупцы думают, что воздух нельзя потрогать или увидеть, но вот же он. Чимин дотрагивается до субстанции и она плывет как желе под его пальцами. Смех. Громкий. Но он слышится как через слой ваты. Он оглох. А, нет, он смеется. Чимин видит, как сгущаются краски до состояния точки. Это так интересно. Вот она занимает все пространство и грозится поглотить тебя и бац, ее практически не видно и она так далеко и становится все меньше и меньше, пока не исчезает вовсе. Чимин не оглох, нет, наоборот, он слышит тишину и то, что за ней. Столько оттенков цвета. Таких громких, малюсеньких и огромных, а он пыль плывущая в бесконечности малюсков где-то высоко-высоко в земле. Он видит, как взгляд перестает видеть. Глаза отмирают. Не страшно, тишина громче. Он чувствует, как что - то колет в груди, и начинает паниковать, и хочет все прекратить, вернуться к привычному. Страшно. И вдруг он чувствует легкость. Радость. Он свободен. Пусть всего лишь на некоторое время. Но он запомнит это, как навсегда. Сейчас реальность не властна над ним. Он может изменить ее одним взмахом руки. Одной мыслью, взглядом. Она как пластилин, лепи что хочешь. Все вокруг идет рябью и светится люминесцентной тишиной. Все стены, цвета и краски с тишиной осыпаются перед ним словно стекло, оставляя оглушающе белые стены огромного куба, где воздух плещется как вода. Чимин хлопает в ладоши, и мозаика осколков складывается заново. По новому. Все перевернуто и зеркально. Даже он сам. Чимин очень хочет пить. Встав на нетвердые ноги, сделанные словно из сладкой ваты, он начинает идти, пробивая себе путь через желеобразный воздух, так и норовивший схватить его за ноги, руки, или спину, и зажать между собой. Расплющить, как лепешку. Но Чимин не сдается и продолжает храбро идти вперед. По стенам. А сейчас переступает на потолок, ведь стены сворачивают в другую сторону. А пол так далеко над ним где-то, что страшно даже смотреть и идет вверх. Извивается и шипит. Вода. Как бритва острая. И горячая. Пить ее больно до слез. Вкус такой необычный радужный какой-то, с привкусом звука и она так медленно течет, Чимин может увидеть, как спускается каждая капелька воды. — Где ты, Чим? — очень медленно, спрашивает Лэй, стоя на стене. Как он дошёл они ведь поворачивали в другую сторону? Но Чимин зависает на другом, он любуется как в воздухе появляются буква за буквой, медленно, словно маленький фейерверк вспыхивая прямо перед лицом и складывается в слова. Он не знает, как ответить. Как сделать такие же яркие и наверное вкусные всполохи. Чимину смешно. Смешно до слез. Он счастлив! Почему? Неважно. Просто! Ему было плохо? Не помнит. Не сейчас. Как может быть плохо? Ведь тут весело. Вон сковородка полетела. Чимину хочется спать и никогда не просыпаться, если это сон. Он ощущает себя всем и ничем одновременно, такое возможно? Вполне.***
Чимин открывает глаза и воет от боли, зажмуривая глаза обратно. Глаза болят. Голова болит и кружится одновременно. Тошнит неимоверно. И все разом. Что делать Чимин не знает, и он в панике. — Не паникуй, это откат, — шёпотом поясняет Лэй, поднося бокал с водой к красным опухшим губам Чимина, жадно прильнувшего к живительной влаге, — в следующий раз легче будет, — делится секретом Исин, сверкая ямочкой на щечке. — Сколько прошло времени? — удивляется Чимин, ведь за открытыми шторами день, такой же, какой стоял перед употреблением. — Сутки, — довольно потягивается Исин, все же ощущая чувство вины и неправильности происходящего. — Ничего себе! — удивляется подросток и тут же принимает серьезный вид. — И давно ты этим балуешься, хен? Лэй принимает невозмутимый вид и лишь брезгливо морщится. — Ну хоть ты не начинай! Надоели уже, я не маленький мальчик. Хочешь сказать, было не круто? — вопросительно выгибает бровь Лэй, из защиты переходя в нападение. — Не знаю, — честно признается Пак, — нас с братом всю жизнь учили, что это плохо. Но, ведь, от парочки раз ничего не будет, да? — с надеждой спрашивает он, а Лэй довольный кивает. — Через пару дней можно будет еще по таблеточке принять. Все равно ещё остаток по крови гуляет, — предупреждает Лэй. Чимин заранее соглашается. А почему нет? Он чувствовал себя живым, это плохо? Через два дня Чимин и Лэй вновь приняли таблетки и все повторилось. Предвкушение, перемена всех чувств и ощущений местами. И эйфория. Как и обещал Лэй, реально стало легче. Конечно же чувство безграничной свободы и счастья, подстегивали к тому, чтобы получать их чаще и больше. Поэтому ни Чимин ни Лэй не были против единогласного решения увеличения дозы. Таблетки Лэй доставал регулярно. Денег было достаточно и у Лэя, и в кошельке Намджуна, который собирался спустить неприличную сумму в клубе. Конечно, доставать было не просто и не потому что тяжело найти, нет, продавали его в определенном районе, но вот найти человека, которого еще не пригрозил размазать Сухо, если узнает, что тот продаст еще хоть дозу Лэю, вот что действительно было сложно. Даже не полиция, от которой обычно торчки бегут в россыпную, нет, с ней еще проще. Говоришь имя соулмейта, в каком он клане и вуаля, вас с мигалкой и сопровождением прямиком до порога дома доставят, пожелают здоровья и попросят быть осторожными. Очнувшись после очередной дозы Чимин достает из кармана телефон без симки и снимает блок, чисто чтобы узнать время. С экрана укоризненно смотрит брат. — Не тебе меня судить! — орет Чимин на фото, — ты оставил меня одного. Это ты во всем виноват! Ты! — рычит Чимин и швыряет телефон в стену, — Ненавижу тебя, ты оставил меня одного! До Чимина медленно доходит один факт, он так и не посмотрел время, затем подтягивается следующий факт. Лэй не проснулся. Он молчит. Чимин бросается к старшему и застывает в ужасе. Старший в судорогах лежит на постели, изо рта пена. Все до чего смог додуматься Чимин, это найти телефон Лэя и вызвать скорую. Речь была замедленная из-за отката, слёзы душили и только с третьего раза в дежурке смогли разобрать адрес. Чимин весь извелся в ожидании, не переставая плакать. Ему было так страшно. Он хотел чтобы рядом кто-то непременно был или Лэй-хен подскочил и назвал бы его дураком и все это оказалось розыгрышом. Но нет, Лэю становилось все хуже и хуже, а Чимину страшнее, он не знает, что делать. Но решил, что больше не притронется к наркотикам. Под окнами завыла сирена, Чимин добежав, открыл дверь. Карета скорой помощи приехала в течении десяти минут. — Сюда. Скорее! Он умирает! — задыхается от паники Чимин. Мед брат, отводит Чимина в машину, и принимается осматривать его. — Не мне плохо, а ему! — злится Пак. Двое врачей выносят Лэя на носилках, укладывают на каталку и начинают суетиться с уколами и капельницей. Машина, вновь заунывно воет сиреной и мчится в отделение. — Ваше имя? — добродушно спрашивает мед брат. — Пак Чимин, — кланяется старшим Чимин, все же вспоминая о манерах. — Что именно вы употребляли с другом, Чимин-ши? — спрашивает лысый мужчина в шапочке доктора, проверяя зрачки Чимина. Они были сужены и очень слабо реагировали на свет. Осматривая отекшие руки с синеватой кожей и такими же ногтями. — Метадон, — стыдливо опускает голову блондин, не смея поднять глаза на старших, и прикусывая опухшие красные губы. — Номера родителей или соулмейтов, — требует врач, недовольно сверля взглядом подростка. — Родители погибли. Мой соулмейт от меня отказался. А номер Сухо-ши вот здесь, — Чимин протягивает телефон Лэя мед. брату. Тот убирает его в карман, а врач соболезнующе кивает парню. Машина подъезжает к больнице. Врачи спускают каталку и мчатся к лифту. Мед брат с Чимином выходят последними. Чимин очень переживает, ему страшно, холодно и его трясёт, из-за гребанного отката. — Лэй, он же выживет? — обхватив себя руками, стуча зубами, спрашивает Чимин у мужчины с добрыми карими глазами. — Да, наши врачи и не таких вытаскивали, — подбадривает врач и едва успевает подхватить Чимина свалившегося в обморок от слабости и нервов. Мед брат разместил Чимина в палате и поставив ему капельницу, набрал номер Сухо со своего телефона.***
Сехун сидит в комнате и отдает очередной приказ к подготовке одной сложной операции. Он постоянно бросает взгляды на часы на руке, и ему не нравится, что Тао так долго нет, не в его состоянии. Брюнет отбрасывает ноутбук в сторону и спешит в сторону в ванной, плохое предчувствие гонит его вперед, и О не сопротивляется. Он громко стучит в кремовую дверь, но в ответ тишина. — Панда! Как ты там? — перекрикивает шум воды Сехун. В ответ тишина, а беспокойство становится еще сильнее. — Тао! — ударяет кулаком в дверь Се, ответа вновь не последовало, — Тао, малыш, открой дверь! — заподозрил неладное парень, — Тао, ответь или я вышибу эту дверь нахер! В это же мгновение Сехун выбивает дверь ногой, и чертыхнувшись бросился к бессознательному Тао в ванной, шлепая босыми ногами по залитому горячей водой полу. Завернув в полотенце Сехун вытаскивает Тао из ванной, и зажимает рукой рану на правой руке юноши и выбегает с ним из ванной в чистый коридор. — Тише, потерпи, чуть-чуть, — шепчет Сехун и передавив руку Тао, быстро прижимает оторванный кусок своей безумно дорогой рубашки, — ДжоуМи, аптечку, живо! — рычит на подоспевшего советника мужчина, соединяя рваные края раны, стараясь остановить кровотечение. Джоуми падает рядом на колени, и как можно быстрее туго перетягивает рану бинтом, останавливая кровь. Сехун благодарно кивает консиглиори, и осторожно на руках уносит Тао. Уложив его на мягкие простыни, что сейчас соревновались белизной с кожей Тао, Сехун осторожно похлопал блондина по щекам приводя того в сознание. Голова тяжелая, сильно кружится, рука огненно пульсирует болью, в теле неимоверная слабость, что даже моргать уже непосильная задача. Щеку Тао обжигает сильная пощечина. — Ты что творишь? Ты чем думаешь? А если бы я не успел! — рычит на пострадавшего Сехун. Тао виновато отводит глаза, чувствуя как в уголках глаз скапливается влага. — Малыш, что ты творишь? Ты так напугал меня, — старший прижимает к себе Тао, перебирая влажные пряди на затылке. — Прости, хен. Это случайно вышло, — еле ворочает языком блондин, — просто вода такая горячая, а ножницы неудачно выскользнули из рук, — пара слезинок все таки скатывается по бледным щекам. — Придурок! Не смей. Ты меня понял? Не смей так больше делать, или я сам убью тебя, — шепчет Сехун поправляя одеяло на обнаженном теле, прикрытом лишь полотенцем. Тихо вошедший Джоуми помогает переодеться Тао, а после в комнату возвращается Сехун, и ложится рядом с младшим, не желая оставлять его одного. Тао вновь забывается сном из-за сильной слабости. Джоуми же вызвал доктора. Приехавший Сюмин быстро пробегает в дом с медицинским чемоданчиком в руке, вот угораздило же подменять коллегу фельдшера. Сюмин быстро правильно и более профессионально перевязывает запястье незнакомому юноше, что спокойно спал, под бдительным взглядом высокого брюнета, что не сводил с них пристального взгляда, имен Минсок не знает, и после убедительного взгляда Джоуми даже не пытается их узнать, он лишь отмечает про себя, что пострадавший мальчик очень красивый, и ставит систему с полезными веществами, призванными как можно скорее помочь восстановиться юноше. — Что могу сказать? Вам повезло. Еще бы немного и последствия могли быть куда более серьезными, — Сюмин пишет список витаминов и лекарств необходимых юноше, и протягивает его Джоуми. — Очень советую не оставлять одного вашего соулмейта я полагаю, — бегло глянул на Сехуна Сюмин, — обязательно пропить витамины и антидепрессанты. И еще очень настоятельно рекомендую посетить психолога. Если нужно, я оставлю координаты высококлассного специалиста, мальчику наверняка нужна помощь. Также полный покой, неделю постельного режима и хорошее питание, побольше продуктов красного цвета, — дает инструкции и наставления Сехуну, который все это время гладил Тао по волосам и внимательно слушал наставления. Сюмину аж завидно стало, с какой любовью смотрел этот парень на мальчишку, и чего ему не хватало? — Благодарю Вас, доктор, — поправляет одеяло на Тао Сехун, — если это все, мой домоуправляющий вас проводит, — и склонившись к Тао целует его в бледный лоб. Сюмин кивает и грустно улыбается, ему бы такую любовь, и поклонившись хозяину дома, уходит прочь и торопится дальше, это был первый его вызов в смене. Он так и не заметил дракона на левой ладони Тао, лежащей в складках одеяла. Стал бы он помогать, если бы знал, кто перед ним?