ID работы: 5312761

Saving Sherlock Holmes

Слэш
Перевод
R
В процессе
615
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 192 страницы, 22 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
615 Нравится 642 Отзывы 237 В сборник Скачать

Часть I. Глава первая.

Настройки текста
Октябрь 1987 Лучше всего со дня похорон матери Майкрофт Холмс запомнил то, что в тот день шёл дождь, а у него не было зонтика. Это был самый настоящий ливень, безжалостный и непрекращающийся, и он сглаживал непослушные кудри Шерлока, образуя ручейки и импровизированные каскады на топографии его волос. Они оба промокли насквозь ещё когда преодолевали считанные метры от порога дома в Лондоне до ожидавшей их машины, и ещё сильнее — когда уже из неё бежали до церкви. Вода стекала Шерлоку за воротник, и Майкрофт задавался вопросом, почему же он не подумал взять с собой зонт, и именно тогда он поклялся больше никогда в своей жизни не оказываться пойманным без него. Помня о всех людях, ожидающих в церкви, которые были намного старше и считали себя гораздо мудрее, и словно дожидались возможности сказать что-то вроде: «О, боже мой, он даже не потрудился взять с собой зонтик, чтобы покрыть бедную голову своего брата», Майкрофт оттащил Шерлока в тёмный угол и попытался найти платок. Он был уверен, что, конечно же, держал при себе один из тех, на которых мама сделала монограмму [1]. Шерлок стоял тихо и неподвижно, не отрывая взгляда от точки у стены слева от него, где дожидалась своего часа мемориальная плита. Он оставался молчалив и уступчив эти несколько дней, и Майкрофт отчасти испытывал облегчение от внезапно возникшей передышки, пока сам он изо всех сил пытался устоять на ногах, а отчасти пребывал в тихом ужасе от мыслей, что Шерлок больше никогда не заговорит. Он нашёл, наконец, платок, встряхнул его и торопливо прошёлся по влажным волосам Шерлока, на этот раз задумываясь, почему же он не настоял, чтобы его постригли перед похоронами. «Как думаете, когда мальчика в последний раз стригли? О чём вообще думал Майкрофт?!» — он буквально слышал неодобрение, вздымающееся от собравшейся там толпы к высокому сводчатому потолку. Шерлок не сдвинулся с места даже когда Майкрофт принялся более решительно втирать ткань в его волосы, и тогда Майкрофт нахмурился и подумал: «Как же здорово, что Шерлок не начал дуться из-за этого, и как же грустно, что он этого не сделал». — Я не могу позволить тебе простудиться, — пояснил он, проводя влажным платком уже по его шее. Шерлок слабо задрожал, словно подтверждая опасения Майкрофта, а затем сделал то, чего не делал несколько дней. Он заговорил: — Латынь неправильна, — заявил он. — Что? — переспросил Майкрофт, вздрогнув от его голоса, прозвучавшего спустя столько времени. — На надгробии ошибка в латинской надписи. Неужели там не было ни одного достаточно умного человека, способного проверить, что же они собираются высечь на этом камне? Как люди могут быть настолько глупыми? Майкрофт взглянул туда, куда смотрел Шерлок. Там действительно была допущена ошибка. — Шерлок, — произнёс он на вздохе. — Боюсь, это один из самых мягких примеров человеческой глупости. Шерлок глубоко вдохнул и завозился с собственным галстуком на шее. — Пожалуйста, не надо, — попросил Майкрофт и, распрямив, вернул его на место. Шерлок посмотрел на него, и где-то в глубине этих бездонных, бесцветных глаз, Майкрофт мог видеть, что взгляд, направленный на него, был тяжёлым и преисполненным злости, но лишь очень и очень глубоко, а не на самой поверхности. Поверхностный же взгляд Шерлока был холоден, беспристрастен и безучастен, и он сказал, надеясь, что это поможет: — Это ненадолго. — Не будь идиотом, Майкрофт, — вяло ответил Шерлок. — Это до конца нашей жизни.

***

Шерлок снова погрузился в молчание. Майкрофт попытался посмотреть на него глазами осуждающего их общества: высокий для своих лет, он оставался слишком худым, что было подчёркнуто ещё и тем фактом, что у Майкрофта так и не нашлось времени грамотно подобрать ему подходящий костюм. Волосы его, высыхая, вихрились в чёрные тучки кудрей, умоляя о расчёске, в очередной раз заставляя задуматься, что же помешало их вовремя остричь. Но когда Майкрофт должен был найти на это время? В промежутке между внезапным телефонным звонком, сообщившим о смерти матери, и днём, когда удалось организовать незапланированные похороны? Ему однозначно было не до столь обыденной вещи, как стрижка. И он прекрасно знал, что все эти размышления — полная чушь, просто лекарство от скуки для глупых людей, находившихся с ними в одной церкви, но он также хорошо был осведомлён, что именно эти глупые люди будут принимать решение о его пригодности заботиться о младшем брате с этого момента, и они будут расспрашивать о состоянии его волос, потому что люди — Шерлок был прав — идиоты. К счастью, никто и не заговорил о его волосах. Зато они постоянно упоминали самого Шерлока, снова и снова. «Как он это воспринял? Бедный мальчик. Ему, должно быть, было тяжело, когда он её нашёл. Он говорил с тобой об этом? Что он сказал?» Майкрофт хотел ответить, что, конечно, Шерлок не говорил с ним об этом, потому что зачем кому-то, у кого есть хоть капля мозгов, хотеть говорить о чём-то подобном? А у Шерлока мозгов было куда больше. Он хотел сказать, что даже если Шерлок и говорил с ним об этом, то вся ситуация являлась исключительно семейным делом Холмсов, а не объектом вуайеризма, но Майкрофт обладал отменными социальными инстинктами, которые перенял от своей матери. Он свободно соблюдал всяческие банальности на языке большинства, что так легко ему давался: выражал негодование и сожаление, скорбно качал головой… И ненавидел каждого, кто находился в их с Шерлоком доме. По крайней мере, он надеялся, что этот дом принадлежал им. Кому ещё? Казалось, такого рода открытие его не удивило бы. Он доверял своей матери больше, чем кому-либо ещё в этой жизни, а она наградила его смертью без единого предупреждения. Вполне ожидаемо, если вдруг она оставила всё своё имущество какой-нибудь давно утерянной семнадцатой кузине, и Майкрофту придётся искать способ вернуть Шерлока в Итон [2], а самому остаться в Кембридже. Он потерял след Шерлока. Все, казалось, потеряли его в тот день. Каждый желал знать о нём всё, но ни один не хотел просто даже попытаться к нему приблизиться. Он не был обычным ребёнком-мальчиком-юношей, и Майкрофт давно бросил попытки классифицировать его, но кем бы Шерлок не являлся, к разговору он расположен не был. Он оставался сдержанным и необщительным даже при самых благоприятных обстоятельствах, а эти обстоятельства были далеко не лучшими. Майкрофт осознал, что он пропал, в течение первых же тридцати минут, и это было, пожалуй, лучшее, что тот мог сделать. Шерлок не собирался сбегать или исчезать — он просто спрятался, намереваясь появиться только когда это стало бы выгодно для него самого, что, скорее всего, произошло бы уже тогда, когда дом опустел, а сам он порядком бы проголодался. И дом, к счастью, в конечном счёте опустел. Майкрофт так и не позволил кому-либо остаться в нём, хоть и пришлось иметь дело с престарелыми тётушками, которые отчаянно пытались навязаться и подчеркнуть любезность такого приглашения. Ему необходимо было почувствовать опустошённость дома без матери, он не мог взять на себя роль хозяина в такое время, и дворецкий, проводив последнего гостя, повернулся и вопросительно посмотрел на него, словно Майкрофт должен был иметь представление, что им делать дальше. Он знал о намечающемся ровно на следующий день оглашении завещания под руководством адвоката матери, и что несколько дальних родственников настояли на своём присутствии. Именно это и должно было произойти. И это заставляло Майкрофта чувствовать себя не в своей тарелке. Он никогда не испытывал ничего подобного прежде, не ценил, что делала его мать. Майкрофт посмотрел на дворецкого и устало произнёс: — В доме холодно, — и отчасти он знал, что этот холод проник во время дождя, и в этом была его вина. Он задумался, как бы Шерлок не слёг с пневмонией этим же вечером. — Я развёл огонь в библиотеке для вас, сэр. Майкрофт был рад, что дворецкий выбрал библиотеку, потому что мать редко проводила там время, а вынести гостиную он бы не смог. Для всех собраний они использовали именно её, и это было ужасно. У них уже состоялся спор по поводу размещения шахматной доски матери: дворецкий, опасаясь опрокинуть, предложил убрать её полностью, а Майкрофт боялся забирать фигурки с позиций, на которых они оставались после последней партии. Он знал, что рано или поздно им пришлось бы это сделать, и было нелогично с его стороны отказываться, когда у них катастрофически не хватало места, но он настаивал, и в конечном счёте они пришли к компромиссу: шахматную доску аккуратно переместили в угол, и Майкрофт провёл весь вечер, задумчиво её рассматривая. Он заглянул в гостиную. Огонь был потушен, а свет выключен, и всё в комнате казалось таким… заброшенным. Он подошёл к раздвижным дверям и потянул их. Они противились, не желая сдвигаться с места, и Майкрофт даже не смог вспомнить последний раз, когда же их использовали по назначению. Пришлось энергично потрясти, прежде чем они, наконец, закрылись, лишая возможности обозревать гостиную. Удовлетворённый, он направился в библиотеку, по пути встретив дворецкого, как раз идущего оттуда. — Принесите мне поднос с чаем, — сказал Майкрофт, и дворецкий кивнул. Устроившись в кресле возле камина и глядя на огонь, он задумался, где же может быть Шерлок и стоит ли отправляться на его поиски. Дворецкий вскоре прибыл с чайным подносом, а Майкрофт всё ещё продолжал молча размышлять. Он вырвался из сознательного оцепенения только чтобы поблагодарить, когда тот просто спросил: — Должен ли я закрыть дверь? — Да, — ответил он, не желая, чтобы остальная часть дома давила на него в тот момент. — Если увидите господина Шерлока, передайте, что я хочу его видеть. — Да, сэр, — произнёс дворецкий и закрыл дверь, и Майкрофт посмотрел на поднос с чаем. Пройдя через ритуал приготовления, он оценил результат и осознал, что последнее, чего ему хотелось бы — пить это. Бо́льшая его часть предпочла бы просто свернуться в кресле и проспать всё происходящее в его жизни. Одна из дверей, ведущих в сад за домом, открылась и закрылась, и Майкрофт вздохнул. — Ты был снаружи всё это время? Естественно, Шерлок не ответил. Он подошёл к одному из кресел у камина и рухнул в него, излучая волны недовольства и воинственности. Он уставился на Майкрофта осуждающе, как если бы всё это было по его вине. Что решительно не являлось правдой, за исключением неимения зонтика этим утром. Майкрофт встал и направился в конец библиотеки, где стоял отцовский стол, лет которому было больше, чем Шерлоку. Он мягко потянул на себя книгу, которую регулярно вытягивал и сам отец, и книжный шкаф легко качнулся в его сторону, как если бы его использовали на днях. Как он и думал, Шерлок тут же вскочил и оказался рядом. — Как ты узнал про этот тайник? — спросил он. — Отец имел обыкновение пользоваться им, — ответил Майкрофт, рассматривая бутылки, мерцающие вдоль целой полки. — Почему ты никогда не рассказывал мне? — Почему ты сам не выяснил? — легко парировал Майкрофт. Шерлок нахмурился и сказал: — Невозможно, чтобы этот алкоголь до сих пор был хорошим. — Какое это имеет значение? — спросил Майкрофт, выбрав бутылку виски и держа его на свету, как если бы он знал, что делал. — В любом случае, алкоголь с годами становится только лучше, а не хуже. — Правильно хранящийся алкоголь, — подчеркнул Шерлок, делая вид, что его совершенно не интересовало остальное содержимое полки. — В другой раз можешь изучать, сколько душе угодно, — он подтолкнул Шерлока в сторону, чтобы закрыть шкаф. — И откуда ты столько знаешь об алкоголе? Шерлок издал звук, который свободно можно было перевести как: «Я умею читать, Майкрофт, ты полнейший идиот». Он последовал за Майкрофтом обратно к камину, где тот взял чистую чашку с подноса и налил в неё немного виски, затем взял ещё одну, повторил манёвр, и протянул её Шерлоку. Шерлок посмотрел на него в изумлении, которое быстро растворилось в подозрении. — Чего ты хочешь? Майкрофт вздохнул, сел и поставил чашку обратно на поднос, подхватив свою собственную. — Ничего. Просто после такого дня требуется выпить. — Но мне одиннадцать. — Да, вот почему там всего лишь маленький глоток. Я думал, ты захочешь основательно изучить последствия десятилетнего отказа от вкуса шотландского виски. Во всяком случае, ты успел замёрзнуть, и, возможно, скотч помог бы предотвратить простуду. — Бабушкины сказки, — проворчал Шерлок, присаживаясь снова. Он осторожно взял чашку, понюхал содержимое, а затем уставился на него, и Майкрофт пронаблюдал за всем перечнем испытываемых им эмоций, о которых Шерлок обязательно составит заметки позднее. Потом он сделал крошечный глоток и очень долго пытался его распробовать, прежде чем объявил: — Это отвратительно. Майкрофт слабо улыбнулся и вернул свою чашку на место, так и не сделав глоток, утратив к напитку какой-либо интерес в принципе. — Шерлок… — Ты на самом деле не переживаешь, что я простужусь, — сказал Шерлок, отставляя чашку. — Конечно, я переживаю, — ответил Майкрофт. — Тебя волнует только то, что подумают люди, если я заболею. — Почему я не могу беспокоиться обо всём сразу? — спросил Майкрофт спустя мгновение. — Если ты так обеспокоен, тебе следовало взять зонт. — Я знаю. Я сожалею, — и это было правдой. Шерлок забрался на кресло с ногами и прижал колени к груди, выглядя потерянным и маленьким мальчиком. Кто-то сказал ему на протяжении этого бесконечного дня, что Шерлок больше никогда не будет маленьким мальчиком, но, честно говоря, он был настолько юн, что Майкрофт пребывал в ужасе от этого. Если бы Шерлок больше не был маленьким мальчиком, всё было бы намного проще, но одиннадцать — кошмарный возраст, подобный ловушке, и Майкрофт оставался в замешательстве касательно того, как он должен был ориентироваться. — Мне следовало пойти с тобой в церковь, — сказал Шерлок, глядя в огонь. — Ты пошёл со мной в церковь, — заметил Майкрофт. — Не сегодня. Раньше. Когда вы всё только планировали, попросили меня пойти, а я не захотел. — Ты не должен был, Шерлок, — Майкрофт был настолько измотан тем, что заставил себя делать всё то, что должно было быть сделано, и не было никаких оснований требовать того же от Шерлока, если он не хотел участвовать. — Но я бы заметил ошибку в латинской надписи на могильном камне, — заявил Шерлок, упрямо выставив подбородок. — Вы даже не обратили внимания. Маме бы это не понравилось. — Шерлок, — ответил Майкрофт, почему-то считая, что так будет лучше. — Для мамы всё это уже не имеет значения. Шерлок в ужасе уставился на него, что на мгновение его удивило, потому что, несмотря на церковные похороны, они не были воспитаны с какой-либо религиозной верой, и ему даже не пришло в голову, что Шерлок мог вынашивать некоторую идею загробной жизни в своём отчаянно научном мозгу. «Наука сочетается с философией», — как говорила мама, и Майкрофт понял свою ошибку. — О, — глупо произнёс он, потому что не смог придумать ничего другого. Шерлок гневно вдохнул и выдохнул, а затем решительно заявил: — Я никогда больше не надену галстук, и ты меня не заставишь, ясно тебе? — Мне всё равно, если ты не будешь носить галстук, — честно ответил Майкрофт. — Но тебе придётся надевать его в школу. — Почему я должен ходить в школу? Я знаю всё, что нужно знать. — Что ты предлагаешь вместо этого? — Я мог бы быть пиратом. — Неужели ты до сих пор захвачен идеей пиратства? — Майкрофт вздохнул. — Я не понимаю, почему ты считаешь, что пираты являются частью ушедшей эпохи. Море — последний рубеж на этой планете! Последнее место без законов. — Уверяю тебя, есть законы, управляющие океанами. Если бы ты пошёл в школу, то мог бы даже узнать, какие именно. Для себя. Шерлок нахмурился. — Я имею ввиду, что законы там попросту не соблюдаются. — Шерлок, не говори так. — Почему нет? — Потому что так ты звучишь, словно начинающий преступник. Шерлок задумался. — Держу пари, преступники не ходят в школу. — Умные — ходят. Слушай, давай не будем обсуждать школу прямо сейчас. — Я не хочу говорить о маме, — мгновенно ответил Шерлок, опуская ноги и выпрямляясь. — Мы не будем, — согласился Майкрофт, который тоже совсем не хотел говорить о ней. — Давай вообще не будем разговаривать. Я занимался этим весь день. — Но тебе это нравится. Нравится звучание собственного голоса. — О, кто бы говорил [3], — сказал Майкрофт, и Шерлок улыбнулся ему, и на мгновение показалось, словно последних дней не существовало вовсе. — Ты действительно провёл весь день на улице? Холодно, а ты мокрый с самого утра. — Я провёл только часть дня на улице, — произнёс Шерлок, сползая с кресла, усаживаясь прямо перед камином. — Ты должен переодеться во что-нибудь сухое, — требовательно сказал Майкрофт. — Что будет завтра? — и в его голосе ощущалась тонкая нить беспокойства, которую кроме Майкрофта никто никогда не услышал бы. — Ничего, — ответил он, не желая, чтобы Шерлок переживал об этом. — Абсолютно ничего. Обещаю. Он не был уверен, как долго его обещания имели бы хоть какое-то значение, но, судя по всему, они всё ещё действовали, потому что Шерлок кивнул один раз, а затем повернулся лицом к огню и спиной к Майкрофту, и тот наблюдал за ним, пытаясь не беспокоиться.

***

Майкрофт не мог уснуть. Он хотел, чтобы завещание было зачитано рано утром, желая поскорее с этим разобраться, и с облегчением принял это решение, потому что оно делало вполне приемлемым отказ от сна в пользу тщательного подбора галстука. Майкрофт даже не мог вспомнить последний раз, когда же он не надевал костюм, потому как во время всего этого разгрома пришёл к выводу, что для него имело огромное значение, если он выглядел старше восемнадцати лет, и крайне высока была уверенность в особой важности подобного преимущества в этот конкретный день. Майкрофт задумался, сможет ли он вообще когда-нибудь перестать носить костюмы ежедневно и беспокоиться о том, чтобы выглядеть старше и компетентнее, чем он мог быть на самом деле. Он всё же решил спуститься на завтрак, хоть и абсолютно не был голоден, а просто потому, что пищу нужно принимать трижды в день, как и полагается ответственным людям. Прежде чем уйти, он заглянул в спальню Шерлока, чтобы убедиться, что тот действительно был там. Не следовало допускать исчезновение брата, пока он ещё находился под его опекой, да ещё и в тот самый день, когда он собирался отстаивать свою способность позаботиться о нём. Шерлок, к счастью, находился в своей спальне, хоть и спал не в своей кровати, а на столе, среди остатков какого-то эксперимента. Майкрофт полагал, что это относилось к разряду того, чего он не должен был допускать в принципе, и что ему действительно следовало бы настаивать на том, чтобы Шерлок ложился спать вовремя и в свою постель, но было, пожалуй, слишком поздно пытаться повлиять на него и требовать, чтобы он стал нормальным. Майкрофт прокрался в комнату и расправил кровать Шерлока, а затем подошёл к нему самому и вытащил его из-за стола. Сонный, он был податливым, лишь моргнул в полусне и достаточно проснулся, чтобы одарить Майкрофта неодобрительным взглядом и выразить жалкий протест перед тем, как тот уже уложил его в кровать. Он укрыл его одеялом, и Шерлок уютно устроился под ним, невнятно пробормотав: — Я был в порядке и на столе. «Какой же ты противоречивый», — подумал Майкрофт, и эта мысль повлекла за собой и другую, о том, что он ведь ни разу не спросил Шерлока, кто по его желанию должен нести за него ответственность. Сложный, упрямый и проблемный, он мог не согласиться с решением Майкрофта по этому вопросу, а Майкрофт не хотел его заставлять. — Шерлок, — тихо позвал он. Раннее утро, и он решил, что подобное обсуждение на повышенных тонах было бы несколько мелодраматичным. — С кем ты хочешь жить? — Стивен Хокинг, — с готовностью ответил Шерлок, и голос его всё ещё звучал сонно, а затем он уткнулся лицом в подушку. Майкрофт подавил вздох. — Я имел в виду кого-то другого, кроме меня. — Ты не Стивен Хокинг, — заметил Шерлок и зевнул. — Прекрасно, — ответил Майкрофт. — Хорошее наблюдение. Но, может, есть кто-то реальный, с кем ты хотел бы остаться? Какой-нибудь член семьи? Или есть ещё кто-то, кого ты знаешь? — это казалось смешным. Они не знали никого, кроме друг друга, но Майкрофт всё равно допустил подобное предположение. Глаза Шерлока резко распахнулись, уставившись на него, и Майкрофту тут же захотелось отступить. — Кто? — спросил он и сел. — К кому они хотят меня отправить? — Ни к кому, — уверенно произнёс Майкрофт. — Это должен быть ты, — сообщил Шерлок. — Если это будет кто-то кроме тебя, я убегу, и меня никто никогда не найдёт. — Я тебя найду. — В конце концов. Возможно, — неохотно согласился он. — Я думал, что это будешь ты. Почему это должен быть кто-то ещё? Я бы просто смирился с тобой. Я знаю, как тобой манипулировать. И не хочу начинать сначала. — Это очень трогательно, — сказал Майкрофт. — Спасибо за твой вотум доверия [4]. Это буду я. Я удостоверюсь, что это я. Шерлок неуверенно посмотрел на него, и Майкрофт увидел, как он начал просыпаться, принимаясь анализировать ситуацию. — Тебе нужно, чтобы я… — От тебя мне ничего не нужно. Я позабочусь об этом. Обещаю. Ложись спать. Шерлок засомневался, затем медленно лёг обратно и одеяло осело вокруг него. — Почему это должен быть кто-то ещё, Майкрофт? На это был миллион причин, и Майкрофт знал, что Шерлок был чертовски сообразителен, и не мог понять, как же тот не видел их все. Ему хотелось их перечислить: «Я едва достиг совершеннолетия. Я в университете. Мне негде жить с тобой. Я понятия не имею, как воспитывать одиннадцатилетнего мальчика. Я не знаю о состоянии финансов, поэтому я не представляю, достаточно ли денег, чтобы дать тебе то, чего ты заслуживаешь, при этом и самому придерживаясь того, чего я ожидал. А если нет, то у меня отсутствует план, что я должен делать, чтобы заработать деньги с моей нынешней квалификацией. И ты трудный ребенок, тебе нужны наставления и дисциплина, а я просто позволю тебе выйти из-под контроля, потому что ты умнее всех, кого я знаю». Но Майкрофт не сказал ничего из этого, потому что он видел, что для Шерлока всё это было неважно. Шерлок считал себя взрослым, и тот факт, что закон не считал его таковым, — был лишь неприятным раздражением, не более того. Формальность, которую принял на себя Майкрофт. Для Шерлока Холмса не существовало никаких способов воспитания — всё это уже осталось в прошлом и утратило смысл. По мнению Шерлока, ему нужен был кто-то, чтобы убедиться, что на его столе есть еда, когда он голоден, и ничего больше, а Майкрофт был для этого подходящим человеком. Ему не нужно быть больше, чем просто взрослым, которым он и являлся, ведь для одиннадцатилетнего восемнадцать — уже древность. Вместо этого Майкрофт сказал: — Никто, кроме меня. Обещаю. Засыпай. И не убегай, и постарайся не говорить другим людям, что ты хочешь, чтобы я отвечал за тебя, потому что ты умеешь манипулировать мной. — Я не идиот, Майкрофт, — ответил Шерлок, и его глаза начали слипаться, и он уже засыпал, что для Майкрофта было совершенно удивительно, потому что его собственный живот стянуло узлами нервозности, а сон для него представлялся чем-то невозможным. А Шерлок спал мирно и не переживал ни о чём на свете просто потому что Майкрофт сказал, что ему не нужно этого делать. «Чёрт подери, может, я всё-таки должен найти кого-то другого?», — подумал он. А затем окинул взглядом комнату с воцарившимся в ней беспорядком и представил, как кто-то попытается убрать это проявление гениальности, и немедленно отбросил эту мысль. Шерлок был прав. Никто, кроме него. Примечания переводчика: [1] — Монограмма — знак, составленный из соединённых между собой, поставленных рядом или переплетённых одна с другой начальных букв имени и фамилии или же из сокращения целого имени. [2] — Итон — частная британская школа для мальчиков. [3] — В оригинале: «Said the pot to the kettle», что является отсылкой к любопытной пословице: «The pot calls the kettle black (горшок над котлом смеётся, а оба черны)». Русским эквивалентом можно считать: «Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала». [4] — Вотум доверия — голосование парламента, на котором депутаты решают, оказывать или нет своё доверие действующему правительству.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.