Никогда нельзя начать сначала: то, что происходит, остаётся в крови.
И ни жертвы, ни готовность ко всему, ни добрая воля — ничто не может помочь; таков мрачный и безжалостный закон жизни.
Эрих Мария Ремарк
Тёплый ветер шевелил листву на деревьях, в воздухе стояло жужжание от надоедливых насекомых, запах свежескошенной травы навевал спокойствие, и на губах появлялась лёгкая улыбка — как давно это было. Ребекка вспоминала и вспоминала те далёкие дни, которые навсегда остались в прошлом. Сейчас она отдала бы всё на свете за одну только возможность вернуть всё назад. Прожить ту жизнь, которую хотела. Ту жизнь, которой по её мнению она была достойна, которая когда-то у неё была. Любимые братья, мама и даже временами жестокий отец — она скучала по всему этому. — Ник! Ник! Что это? — Ребекка подбежала к Никлаусу, который быстро спрятал что-то в руках. — О чём ты, Бекка? У меня ничего нет. — Покажи, я видела: ты что-то спрятал за спиной! — детский голосок уже дрожал от обиды. Она тогда готова была расплакаться: любимый брат не хотел показывать то, над чем работал столько времени. — Эй… ты что обиделась? Глупышка, вот держи. Я вырезал этого рыцаря специально для тебя… Он не боится ничего на свете, — Никлаус протянул сестре маленькую деревянную игрушку, которую старательно вырезал всё это время, желая сделать приятный подарок своей маленькой капризной сестрёнке. — Даже грозы? — Бекка с сомненьем посмотрела на него. Она тогда с трудом могла поверить, что кто-то может не бояться грозы. В те ночи, когда небо окрашивали белые всполохи и барабанные перепонки, казалось, вот-вот лопнут от того звука, который следовал за молнией с разницей в несколько секунд, Ребекка долго не могла заснуть, и ей казалось, что стоит закрыть глаза, и небо тут же свалится ей на голову. Дождь начинал барабанить по крыше, будто подтверждая её мысли, что небо где-то дало трещину, и вода льётся именно оттуда. Измотанная, она засыпала лишь под утро, когда гроза утихомиривалась, и завывавший всю ночь ветер улетал делать свою работу в другие края. — Даже грозы, — Ник уверенно кивнул и тепло улыбнулся. — Теперь он будет защищать тебя от всего плохого, что может случиться. — Спасибо… я люблю тебя, братик. — Ох, Ник, что же с нами стало… со всеми нами… Она помнила озорника Кола, который не упускал возможности подшутить над своей сестрой и братьями. Помнила его задорный смех, который не позволял долго сердиться на него. — Кол! Это твоих рук дело?! — Не понимаю, о чём ты, Элайджа. Ты что, опять потерял свой охотничий нож? — Кроме тебя его бы никто не взял! — Чуть что, так крайний всегда я! Кто виноват, что ты такой растяпа! Ребекка тогда еле сдерживала смех, смотря на Элайджу, который даже покраснел от злости на младшего братца. Кол стоял с лицом невинного ангела и продолжал мило улыбаться. Она-то прекрасно видела, как Кол прятал тот самый охотничий нож в походную сумку Ника, и уже целый час ходит довольный как кот, предвкушая разборки между Элайджей и Никлаусом, ох и посмеётся же он над ними! — Кажется… я видел его у Ника, посмотри в его походной сумке. После того, как Элайджа обнаружил пропажу, накричав при этом на ни в чём не повинного Клауса и после, когда уже разобрались что к чему, Колу пришлось целую неделю прятаться от разозлённых старших братьев, которые то и дело бросали на него хмурые и очень многообещающие взгляды. — Кол, ты всегда поддерживал меня во всех проделках… Элайджа, к которому она могла обратиться с любой просьбой, который всегда мог дать ценный совет и защитить от противных соседских мальчишек… — Что мне теперь делать, Элайджа?Неужели моя судьба — страдать от неразделённой любви?! Она лежала на кровати, прикрывая лицо руками, и часто-часто шмыгала носом. Сердце разрывалась от осознания того, что её отвергли. Это была первая любовь, которая на самом деле была лишь детской влюблённостью. Слёзы всё текли и текли, никак не желая останавливаться. Она тогда думала, что это её истинная любовь, и им звёзды предрекли быть вместе… — Послушай меня, Ребекка… Сейчас ты боишься, что никогда не встретишь того человека, который сможет полюбить тебя со всеми твоими недостатками и который пойдёт на всё, чтобы вы только смогли быть вместе… но это не так… Две души, которым суждено быть друг с другом, всегда отыщут путь к своему счастью, даже если он будет долог и полон страданий… У тебя впереди ещё целая жизнь, ты обязательно встретишь того единственного. — Твои советы всегда помогали мне верить в лучшее, Элайджа… Она помнила Финна и то, как часто он тогда улыбался… как легко смотрел на мир и мечтал о том, что ждёт его в будущем — тогда они все мечтали… — Финн, какую сказку ты мне расскажешь на этот раз?! — Ребекка нетерпеливо дёргала брата за рукав его рубахи. — Пусть это будет что-то волшебное… и древнее, как ожерелья Аяны, которые висят в её доме! И доброе! Обязательно доброе! — её глаза загорелись в радостном предвкушении долгожданной истории. — Обязательно доброе? — Финн удивлённо подняв брови, желая подзадорить маленькую Ребекку. — Да! Это самое главное! — уверенно проговорила она, поудобней устраиваясь возле брата. — Хорошо, садись поближе к костру и слушай… — Финн начал рассказывать очередную волшебную историю. Снопы искр от полыхающих поленьев улетали высоко в небо, и Бекке казалось, что это сами звёзды спускаются с неба, чтобы послушать то, что рассказывал ей Финн. Заворожённая его голосом, она как будто и правда видела всё то, о чём он говорил. В те прохладные вечера, когда лёгкий ветерок играл в кронах деревьев и вечерний воздух наполнялся звуками просыпающихся цикад, тогда к ним присоединялись и все остальные… Кол до этого игравший с соседскими мальчишками, оставлял свои забавы и пристраивался рядом с ней у костра и был совсем не против послушать новую историю… Ник, до этого точивший свой меч, откладывал его в сторону и с не меньшим интересом слушал старшего брата… Элайджа отвлекался от своих дел и тоже присоединялся к ним, про себя задаваясь вопросом «Откуда Финн берёт все эти идеи, которые потом превращает в такие захватывающие (и это не могло укрыться от внимания Элайджи) нёсшие свою мораль истории?» Эстер, закончившая к тому времени всю домашнюю работу, с любовью смотрела на своих детей. И даже суровый Майкл, казалось, слегка оттаивал. Он смотрел куда-то вдаль и порой, на его губах появлялось некое подобие улыбки. — Родители, чем мы заслужили то, что вы с нами сделали? Ты говорила, что любишь нас, мама! Но разве так поступают те, кто любит?! Отец! Неужели твоё сердце настолько очерствело, что у тебя не нашлась хотя бы немого любви для нас?! Твоя неоправданная жестокость принесла нам столько горя! Особенно от тебя страдал Ник. Я никак не могла понять, за что ты с ним так, в чем же он провинился, что ты так его ненавидишь?! Я не могла понять, почему за него никто не заступается?! Я пыталась… — Щенок! — Майкл с размаха ударил Никлауса и тот, не ожидавший такого сильного удара, упал на землю. — Остановись, отец! Что ты делаешь?! — схватив меч обоими руками, Ребекка направила его в сторону Майкла, лишь бы тот прекратил избивать Ника, который корчился от боли у его ног. — Ты посмела поднять меч на отца?! И что ты сделаешь?! — он развернулся в её сторону и взглянул на свою дочь. По щекам Ребекки стекали слёзы, оставляя мокрые дорожки. Руки тряслись от тяжести меча и отчаянья, которое накрыло девушку с головой. — Глупая девчонка! — Майкл забрал меч и вышел из комнаты. Ребекка опустилась на колени перед Ником и бережно обняла его за плечи. Сейчас, спустя столько веков, она всё ещё задавалась вопросом, что было бы, если бы в ту роковую ночь Хенрик не погиб? Как сложилась бы их жизнь? Она помнила его, этот улыбчивый комочек, с которым ей часто приходилось водиться, когда отец и братья уходили на охоту, а мать была занята по хозяйству… — Бекка! Смотри, я сплёл тебе венок из ромашек, как ты любишь! Ты же больше не обижаешься на меня? — к ней, тяжело дыша, подбежал Хенрик и протянул аккуратно сплетённые между собой цветы. Как можно было обижаться на этого милого мальчугана, который и в правду думал, что она с ним больше не заговорит? — с улыбкой подумала девушка. — Конечно, нет, Хенрик, я уже давно на тебя не обижаюсь. Венок просто потрясающий! — он всегда знал, как поднять ей настроение… Его смерть стала для них трагедией, в особенности для Ника, который винил во всём себя. Это послужило своеобразной отправной точкой, которая положила начало всему, что с ними произошло… Она не понимала, о чём говорят Эстер и Майкл. Но после этого разговора Эстер была очень напряжена, и, казалось, совсем не слышала, как её зовёт Ник и как Элайджа спрашивает, почему она сегодня не пошла в поле как обычно.А на следующую ночь случилось то, что навсегда изменило их жизни… Было полнолуние, все жители их небольшой деревеньки уже давно спали… Ребекка не понимала, зачем им сказали собраться у большого дуба, на который Кол любил забираться: он всегда говорил, что оттуда открывается потрясающий вид на многие мили вокруг. У его корней был разведён огромный костёр… — Мама? Что происходит? — Ребекка стояла в растерянности, не имея ни малейшего представления что происходит. — Не отвлекай мать, Ребекка! Ей сейчас не до твоих вопросов! — Майкл сердито взглянул на неё, но быстро перевёл взгляд на Эстер. — Сейчас вы сделаете всё так, как мы скажем, и только попробуйте ослушаться! — он прошёлся взглядом по остальным своим детям и остановился на Никлаусе. — Вам же хуже… Эстер закончила читать заклинание, и пламя взметнулось вверх, обдав жаром стоящих рядом Никалауса, Элайджу, Ребекку, Кола и Финна… После она подала им кубок и каждому сказала выпить по глотку. Горло Ребекки обожгла горькая жидкость, и сделать пару глотков казалось неимоверным трудом. А дальше была лишь нескончаемая боль и холод клинка в груди, который разорвал нежную плоть и добрался до бешено колотящегося сердца… <i>В ночи затихали предсмертные вскрики братьев, которые, так же как и она были застигнуты врасплох беспощадным отцом. И последнее, что она помнила — это мотылек, подлетевший к костру, приманенный притягательным светом и вспыхнувший в одно мгновенье. Очнулась она уже в доме, рядом пришёл в себя Ник который, так же как и она не мог понять, почему звуки стали резче, а запахи буквально сводили с ума. Майкл заставил их выпить кровь селянки и то чувство, которое она испытала, когда в горло потекла кровь бедной девушки, она никогда не забудет… С того момента они были прокляты, они стали монстрами, чудовищами, которые отнимали людские жизни; с того момента их прежних больше не существовало. Больше не было Ника, милого мальчика с добрым сердцем, который так любил искусство — появился Никлаус, беспощадный и неконтролируемый в своей ярости. Больше не было Элайджи, который смеялся над шутками младших братьев — появился монстр, который всё так же пытался держаться за остатки благородства и рассудительности, но на деле ничем от них не отличающийся. Больше не было озорника Кола — остался лишь монстр, готовый на всё лишь бы утолить свою жажду. Больше не было улыбчивого Финна, который так любил жизнь — остался лишь Финн, который с первым глотком человеческой крови возненавидел тех, кем они стали. И больше не было той маленькой наивной Бекки — появилась Ребекка, холодная и расчётливая.***
Фрея с грустью смотрела на стоявшую неподалёку Ребекку: она прекрасно понимала всё то, что та сейчас чувствовала. Сколько раз она сама задавалась подобными вопросами, тысячу лет стремилась обрести давно утерянную семью и вот, когда она достигла своей цели, всё обратилось в прах. Она, первородная ведьма, вынуждена была признать, что в данной ситуации была беспомощна. — Не теряй надежду, Ребекка, мы обязательно найдём выход,— Фрея приобняла её за плечи и, печально улыбнувшись, посмотрела на цветущие яблони, вид на которые открывался из их небольшого дома. — Выхода нет, сестра. Есть только неизбежность, и это полностью наша вина. — Хэйли не остановится, пока не найдёт лекарство. Ребекка лишь кивнула в ответ, и обе они погрузились в тревожное молчание. Они проклятье этого мира, наводившие ужас столетиями. Они легенда. Они — Майклсоны…