Он это я, Я это он

2002 год

      «Предатель, предатель, предатель», — выстукивают колеса поезда.       Даниил стоит в тамбуре и пустыми глазами смотрит на проплывающий пейзаж. Даже думать больно, не то что слышать эти звуки.       «Предатель, предатель, предатель», — продолжают его доставать отвечающие колесам рельсы.       «Как же всё так произошло? Где, что недоглядел? Как же так получилось, что повелся на слова какой-то мрази?» — размышлял Даниил. А внутренний голос, подхватывая ритм стучащих колес, твердил: «Так надо, так надо, так надо». Заставив себя не заниматься самоедством в тамбуре поезда, Даня подхватил сумку, что притулилась рядом, и направился в своё купе.       — Что, малой, затормозил-то в тамбуре? С девахой какой не распрощался? Эк пусто было рядом с тобой на перроне-то? — спросил прапорщик, занявший нижнюю полку. — Ну-ну, малой, что застыл-то опять? Кидай вещи и давай садись. Через сорок минут будет станция, наверняка к нам кто-нибудь подсядет, а так мы хотя бы поедим спокойно.       Данька молча переобулся и подсел к откидному столику, взял в руки пластмассовый стаканчик с уже налитой водкой. Что-то надо сказать, что-то надо. А прапор, не обращая внимания на молчание собеседника, чокается и продолжает вещать о заставе: о том, как там красиво, как служить здорово, и какие там мужики все… Одним словом — мужики с большой буквы, и что вот в отпуске уже на третий день начал скучать и был очень рад, что он закончился в конце-то концов. Что сеструха у него не так чтобы уж плохая бабенка, но выдержать её долго просто невозможно, что он у племяша вместо отца, и он свято верит, что его Ванёк будет тоже военным, но не прапором, как он сам, а окончит училище и обязательно дослужится до генерала.       Даниил, задумавшись, не расслышал вопрос.       — Что?       — Да отомри ты уже, я тут что, должен вместо радио работать фоном твоим мыслям? Я говорю, ты сам-то как надумал служить пойти?       — После института связи…       — А-а, так ты «пиджак», что ли? Ну-ну, — заулыбался прапор. — То, что сам пошел в военкомат и напросился — это похвально, а что, на гражданке мест не нашлось?       Данька понял, что пора, на самом деле, «отмирать», включаться в разговор и постараться забыть о своем предательстве, забыть взгляд Саньки, в котором перемешалось всё сразу — неверие, обида, боль… Но вот как забыть?