Порванная струна

      Алекто Кэрроу сегодня была в отличном расположении духа. По крайней мере, с начала урока она пока еще никого не наказала заклятьем Круцио. Но ученики знали, что в любой момент все могло измениться. Кэрроу была непредсказуемой, и ее настроение омрачалось так же быстро, как росли цветы после того, как их удобряли пометом лунного тельца.       — Итак, приведите примеры глупости магглов, — развалившись на своем стуле, преподаватель оглядывала класс. Но желающих ответить, как обычно, не было. Одна половина класса дрожала от страха, вторая — лишний раз не хотела рисковать. Крэбб заерзал на месте. Он не знал правильного ответа. Но слизеринцев профессор Кэрроу редко истязала.       — Турпин? — Упивающаяся любила выбирать жертв из тех, кто больше всех ее боялся. Те, кто отвечал неправильно, получали отработку. За вторую ошибку следовал удар непростительным заклинанием.       — Магглы используют метлу для того, чтобы подметать пол. Они не знают другого предназначения для этого предмета, — поднявшись со своего места, тихо ответила рейвенкловка, глядя в пол.       — Еще! — потребовала Кэрроу. Ученики, сидящие на первых рядах, едва ли не подпрыгнули от ее крика. Винсент надеялся, что взгляд Упивающейся не переместится к Элоизе. Грег, сидящий рядом, судорожно листал учебник в поисках чего-нибудь умного.       — Ковры… тоже используются не как летательные средства… — продолжала Лиза.       — Они вытирают о них ноги! — поправила ее Кэрроу, брызжа слюной. — Кто-нибудь еще хочет высказаться?       — Хопкинс, — она указала палочкой на хаффлпаффца, — кто просветит нас о мире магглов лучше, чем маггл? — засмеялась она.       — Я полукровка, — ответил Уэйн, сохраняя достоинство, — моя мать — волшебница. Кэрроу усмехнулась. Вероятно она подумала, что только поэтому он еще жив, и ему позволено находиться в стенах школы. Хотя Винс откровенно не понимал, почему такие, как он, все еще не сбежали, подобно Дину Томасу, который считался магглорожденным, хотя тоже иногда всем доказывал, что его отец якобы был волшебником.       — Ну, расскажи нам о своем глупом предке, которые сжигал на кострах волшебников. Как его звали? Чем он прославился? — профессор маггловедения забавлялась, всем своим видом давая понять, как ей это нравится. К счастью для хаффлпаффца, он хорошо знал ответ на этот вопрос. Даже Крэбб помнил, что его уже об этом пару раз спрашивали.       — Мэттью Хопкинс (1), известен как самый успешный «охотник на ведьм» в Англии, в тысяча шестьсот сорок пятом году. Но доподлинно известно, что он приговаривал к смерти магглов, поскольку не мог отличить настоящих колдунов, — выдал на одном дыхании Уэйн.       — И он, скорее всего, не был моим родственником. Он просто однофамилец… — добавил он, хотя тут же, вероятно, об этом пожалел. Даже Винсенту сейчас стало его жалко — такого не было даже во время последней игры в квиддич, когда они с Грегом здорово врезали ему бладжерами.       — Неужели! — Кэрроу, вскочив со своего места, двинулась прямиком к Хопкинсу. — Да что вы, отпрыски магглов, можете знать о своих предках? У вас даже не хватает ума, чтобы сохранять историю своего рода! Все вы глупые… невежественные… — проходя мимо парт, которые занимали хаффлпаффцы, она зачем-то остановилась возле Элоизы Миджен.       И что-то в ее взгляде ей не понравилось.       — Что ты уставилась? Хочешь что-то добавить? — хриплый голос Кэрроу звучал, словно скрип заржавевших дверных петель.       — Я ничего не хочу добавить, — пропищала в ответ Элоиза, вжимаясь в стул. Но затем подняла глаза и посмотрела прямо на преподавательницу, — вот если бы здесь была Гермиона Грейнджер, она бы что-нибудь добавила. Ведь она была самой умной ученицей на нашем курсе.       Девушке даже не нужно было упоминать о том, что Грейнджер была магглорожденной. Кэрроу и так отлично поняла, что Миджен имела в виду. Зачем Элоиза это сделала, Винс не мог и представить. Обычно она вела себя тише воды, ниже травы, так как часто сама была предметом насмешек. Но, видимо, последний год сильнее сплотил остатки факультетов (кроме Слизерина), и каждый из учеников чувствовал моральную ответственность перед теми, кто уже пострадал в этой войне или вынужден был прятаться. Некоторые школьники постоянно демонстрировали, что их «не сломить». В прошлый раз на маггловедении Лонгботтом огрызнулся, спросив Алекто Кэрроу, сколько в ней маггловской крови. И она располосовала ему щеку, да так, что кровь никак не останавливалась, и ей пришлось отпустить его с урока в Больничное крыло. А Корнера, за то, что тот исписывал несмываемыми красками стены от лица «Армии Дамблдора», призывая вступать в ее ряды, приковали к стене цепями и пытали так, что теперь мало кто отваживался перечить Упивающимся. А Снейп возобновил старый декрет Амбридж, запрещающий собрания трех и более студентов, и любые неофициальные кружки, заставляя всех молчать.       В классе воцарилась тишина. Кэрроу изменилась в лице. Обычно глупой храбростью отличались гриффиндорцы, да и рейвенкловцам их самодовольное упрямство не давало промолчать. Так что от хаффлпаффки такого никто не ожидал. И сам Винсент в том числе. Он почувствовал укол в животе, как будто его желудок склеился. Упивающаяся не простит этого Элоизе. Она изувечит ее лицо, или еще что похуже.       — А я… — Винс открыл рот, придумывая на ходу какую-нибудь глупость, — я вот хоть и чистокровный, но не блещу умом… — заявил он, растянув толстые губы в сальной ухмылке.       — Это точно, — сидящий прямо перед ним Малфой прыснул, развернувшись к нему вполоборота. Поскольку он уже был Упивающимся, ему позволялось даже смеяться на маггловедении. Гойл же не поддержал веселья и с недоумением посмотрел на друга.       Какое бы наказание для Миджен ни планировала Кэрроу, она не могла сделать то же самое с сыном Упивающегося.       — Вы двое, — она указала на Элоизу и Винса, — на отработку к Филчу сегодня вечером.       Винсент никогда хорошо не относился к Филчу. Старик сквиб вызывал у него презрение еще с первого курса. И издеваться над завхозом Крэбб и Гойл любили не меньше, чем задавать трепку младшекурсникам. Пройти в грязных ботинках в сторону цокольного этажа, где, предположительно, находилась гостиная Хаффлпаффа, а затем очистить обувь с помощью «Экскуро» и, как ни в чем не бывало, удрать к себе в подземелья? Милое дело. Специально разбить сосуд с крысиными кишками на пятом этаже рядом с кабинетом Филча и смыться, свалив все на Пивза? Все гениальное — просто. Было весело. Пока как-то раз вшивая кошка миссис Норрис не сдала их. С тех пор завхоз, хоть и всегда относился к чистокровным ученикам с каким-то заискивающим благоговением, к Крэббу с Гойлом был невероятно предвзят. И Крэбб до сих пор точил на него зуб за то, что на шестом курсе при обыске в день приезда в школу тот конфисковал у него сжимающуюся голову, за которую Винсент в темномагической лавке отдал все свои карманные деньги, накопленные за лето. Глупому старику было не объяснить, что она не опасна.       Так что Винсент шел за завхозом с выражением глубокого отвращения на лице. Сквиб шаркал ботинками по подземелью, едва поднимая свои костлявые ноги, и скрипел ржавым ведром, которое невесть зачем носил с собой. Наверное, даже Кровавый Барон не издавал столь ужасных звуков. Элоиза же стойко переносила все неприятности, невозмутимо спускаясь по ступеням вниз, куда ее нога ступала лишь в те дни, когда по расписанию у Хаффлпаффа было Зельеварение. Наверное, она думала, что страдает ради великой цели. Крэбб же был с ней не согласен. Он до сих пор немного злился из-за того, что она сама нарвалась на отработку. Как будто она все еще надеялась, что у жалких остатков сопротивления есть хоть какая-то надежда на то, чтобы победить Темного Лорда. Даже Гарри Поттер, избранный, и тот уже сделал ноги, а кучка недоумков, называющих себя «Армией Дамблдора», все еще трепыхается, оскверняя стены.       — Жалкие отродья! — остановившись, гнусно проскрипел Филч, и, не будь Крэбб уверен в том, что он полный сквиб, то решил бы, что тот применил к нему легилименцию и прочел его мысли. — Грязь! — продолжал старик, тряся вторым подбородком и указывая на зеленую массу, стекавшую по стене подземелья. Присмотревшись, Винс узнал лишайники — грибок, выращенный на водорослях. Все это ошметками свисало со стен. — Отмойте тут все. Без применения магии! — пригрозил он, грозя скрюченным шишковатым пальцем.       «Ну да, держи карман шире», — подумал Винс. Станет он трудиться руками, как последний домовой эльф. Не для того он седьмой год протирает штаны в этой школе Чародейства и Волшебства. Но не тут-то было.       — Давайте сюда свои палочки, — шамкая челюстями, потребовал Филч. — Быстрее, а то доложу Снейпу, и после коридоров будете еще и туалеты мыть! — пробулькал он, брызжа слюной.       Делать было нечего. Тяжело вздохнув, слизеринец вынул из кармана свою волшебную палочку и вложил в шершавую ладонь старика. Элоиза сделала то же самое. Заграбастав самое ценное, что у них было, завхоз ухмыльнулся, демонстрируя желто-серые зубы, и бросил перед ними пустое ведро, в котором лежали какие-то тряпки. Эхо от раздавшегося грохота раскатилось по подземельям.       — После того, как отмоете, заберете палочки у меня в кабинете, — с этими словами он развернулся и, держась за спину, поплелся прочь, бормоча себе под нос: — Не уважают чужой труд! Носятся по школе, как стадо кентавров — этих полулюдей с половиной мозга! Затоптали все вокруг!       Винс уныло смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за поворотом. А когда повернулся к Элоизе, увидел, что она уже подняла ведро.       — Я наберу воды, — сказала она, деловито засучив рукава мантии.       — Я сам, — своим привычным, чересчур высоким для увальня голосом буркнул Крэбб, принимая из ее рук ржавую емкость. — Жди здесь, — с этими словами он поплелся в туалет для мальчиков, находившийся в подземельях. Последний год он занимается подобной ерундой. А после выпуска больше никогда не позволит никому принуждать себя к маггловской работе. Он станет Упивающимся смертью, а им не пристало тратить усилия впустую.       Лишайники плохо отмывались. Они въелись в стену подобно стойкому красителю. Пыхтя, Крэбб ожесточенно драил их, мечтая о том, какими заклинаниями он проклянет Филча, а заодно и того, кто «осквернил» этот коридор. Миджен же методично оттирала пятно дюйм за дюймом, беспрестанно опуская тряпку в холодную воду. Они почти не разговаривали. Винс догадывался, что она чувствовала его обиду. Но этот разговор, как и каждое их обсуждение будущего в магическом мире, и того, какую сторону следует принять, мог закончиться спором. А ссориться они не любили. Но теперь Винсент знал — рано или поздно ему придется рассказать ей, какое будущее ждет его после окончания Хогвартса. И тогда она спросит, как давно он знал об этом и почему не открылся раньше. Так чего ждать? Его отец всегда любил повторять, что молчание подобно лжи. И Крэбб думал об этом с тех пор, как вернулся в школу после рождественских каникул. Так может, стоит открыться ей прямо сейчас? Рассказать о том, что он не собирается оставлять ее. О том, что он сделает все, чтобы ее защитить.       Он размышлял об этом все время, пока они отмывали коридор.       Почти час тяжелой работы — и они, наконец, закончили. Винс критически осматривал чистую стену, все еще не зная, должен ли он выложить ей всю правду прямо сейчас.       — Спасибо, что заступился за меня.       — Я должен тебе кое-что сказать, — они заговорили одновременно и изумленно посмотрели друг на друга. Несколько прядей выбилось из тощей косички Элоизы. Она выглядела слегка растрепанной, но милой. На ее лице играла благодарная улыбка. Как он мог вот так взять и разочаровать ее? Но разве она не будет разочарована еще больше, узнав, что он молчал о том, что может перевернуть их жизни? И обязательно перевернет.       — Я всегда буду заступаться за тебя, — честно ответил слизеринец, опустив взгляд. Скомкав влажную тряпку, он бросил ее в ведро. Хаффлпаффка молчала, выжидающе глядя на него. Нервно выдохнув, Винс вновь заговорил: — Я узнал кое-что во время каникул. Это не то чтобы было совсем неожиданно... Скорее, это было неизбежно, но… — он отвернулся, пытаясь подобрать подходящие слова.       — Я не понимаю… — обеспокоенно спросила девушка, — что случилось? И почему ты не написал мне об этом?       — О таком не пишут в письмах, Элоиза, — Винсент начал раздражаться. Неужели она не могла понять, что то, что он собирался сказать, было действительно страшно и совершенно секретно?       Но, кажется, она понимала. Ветошь, которой она терла стену, выпала у нее из рук. Девушка изменилась в лице и побледнела, а от ее хорошего настроения не осталось и следа.       — Это касается Того-Кого-Нельзя?.. — убедившись, что никого нет рядом, прошептала она, едва шевеля губами. Конечно же, она, как и все, догадывалась, что его отец стоит на стороне Темного Лорда, хоть никогда и не говорила об этом.       — Да, — сглотнув, ответил Крэбб. — Он хочет… предлагает… мне нужно будет… вступить… — бормотал он, с трудом подбирая слова, но все они казались неподходящими.       — Нет, ты не можешь! — тихо вскрикнула Миджен. В ее глазах стояли слезы. — Ты не можешь. Ты не такой… — дрожащим голосом повторила девушка.       — Я обязан, — пояснил Винсент. — Это все, что есть. Другого не дано, — отрезал он, взяв ее за плечи.       Она ничего не ответила, а лишь закрыла лицо руками. Из ее груди вырвались глухие рыдания. Винсенту было больно видеть, как она страдает, и он прижал ее к себе, наплевав на то, что кто-нибудь может застать их здесь в любой момент. Ему хотелось обнимать и успокаивать ее. Но, всхлипнув несколько раз, она мягко отстранилась от него. А затем, бросив печальный взгляд и покачав головой, она развернулась и побежала в сторону лестницы, ведущей наверх из подземелий. Несколько секунд Крэбб стоял, осознавая произошедшее. А затем развернулся и изо всех сил ударил кулаком в стену.