.....................B.C.

— Я больше не могу так! Сехун, пожалуйста.  — Что ты хочешь чтобы я сделал?  — После смерти твоего отца твой папа стал странным, понимаешь? Он ходит по дому как зомби, и ничего не кушает.  — И? Что ты хочешь от меня?  — Сехун, — молодая блондинка выпрямилась и посмотрела на своего мужа. — Я вышла за тебя даже тогда, когда узнала, что твои родители нетрадиционной сексуальной ориентации, — она сделала глубокий вдох. — Я согласилась стать частью твоей семьи, и даже когда твой отец умер мы взяли на себя опеку твоего папы, но…  — Но что? Говори!  — Я устала, Сехун. Он… Он кричит во сне, издает странные звуки и это пугает наших детей, пойми дорогой, — она взяла руки Сехуна в свои. — Два дня назад его вырвало прямо перед нашими глазами. Мне, мне пришлось очистить всё после него, и скажи мне… какая невестка бы стала терпеть всё это, а? — Сехун сжал губы и повернул голову. — Дорогой, я заботилась о нём как могла, но у всего есть свой предел.  — Что ты хочешь этим сказать?  — Давай поставим точку всему этому.  — Ты хочешь чтобы я отказался от собственного отца? — Сехун начал раздражаться и запустил пальцы в свои волосы.  — Нет, дорогой, — снова вошла в роль блондинка. — Почему сразу отказаться? Я тут подумала… У него ведь есть проблемы со здоровьем, и… может мы отправим его в дом престарелых?  — Что? Ты спятила?  — Сехун успокойся, я просто предложила. И потом, ему ведь правда нужна помощь, подумай над этим, пожалуйста.  — Нет, я не собираюсь оставить его одного.  — Сехун…  — Нет! — уверенно прервал его Сехун.  — Тогда ухожу я! Я не могу больше так, чему мои дети будут учиться у него? Как прекрасна однополая люб… — звонкая пощечина заставила блондинку заткнуться и посмотреть на мужа со слезящимися глазами.  — Я не буду терпеть всё это! Решай этот вопрос как настоящий мужчина, или я возьму своих детей и уйду. ☆☆☆ Aren’t you something, to admire? Ну, разве можно не восхищаться тобой? ‘Cause your shine is something like a mirror. Ведь твоё сияние сродни зеркальному. And I can’t help but notice: Я заметил, что невзирая ни на что, You reflect in this heart of mine. Твоё отражение — в моём сердце. If you ever feel alone and Если тебе когда-нибудь станет одиноко, The glare makes me hard to find, И ты не сможешь разглядеть меня за слепящим блеском, Just know that I’m always Просто знай: я всегда Parallel on the other side. Иду параллельно тебе с другой стороны. Чондэ увидел и услышал всё. Чондэ почувствовал какой он на самом деле слабый без него и какой тяжкой обузой он является для своей семьи. Здоровье Чондэ — уже не то, возраст — тоже. Сейчас Чондэ может только сидеть дома и ничего не делать, жить за счёт Сехуна, кушать их еду, спать в гостиной комнате. Он не может даже нормально общаться с ними: Сехун устало приходит домой всегда в восемь часов вечера, и сразу после душа и еды уходит к себе в комнату. Невестка всегда ходит с тусклой миной и ворчит что-то себе под нос, а детей запрещает быть рядом с ним дольше минуты без третьего лица, как будто Чондэ преступник и педофил, и это больно. Он стискивает кулаки и уходит в свою комнату. Чондэ стоит перед зеркалом. Из зеркала на него смотрит морщинистый старик, с уже белыми, блёклыми волосами. На мгновение время кажется перемотается назад, и Чондэ видит двух красивых, молодых парней: один из них в костюме и с портфелем на руках, и не может просто спокойно стоять, пока другой с растрепанными волосами и только в одной тонкой рубашке поправляет его галстук. Зачем ему вообще этот галстук? Все равно снимет, когда дойдет до работы. Но нет, он должен разбудить Чондэ в шесть часов утра только чтобы смотреть как он со вселенской трагедией на лице завязывает ему галстук. А потом и целовать два раза в щечку и уходить, чтобы через секунду возвращаться и украсть ещё один поцелуй уже с губ. Старик улыбается. Они были счастливы. Ещё одна картина проходит перед глазами, когда один из парней — тот кто ниже на сантиметр, мучиться над своими волосами, с большим трудом делает укладку, а другой просто незаметно закрадывается, взъерошивает волосы и быстро бежит в комнату, чтобы не почувствовать на себя гнев того, что громко кричит: « Мать твою, Бён Бэкхён, убью!». I don’t wanna lose you now, Я не хочу терять тебя теперь, I’m looking right at the other half of me. Я словно гляжу на свою вторую половинку. The biggest scene is set in my heart, Моя самая большая сцена — в моём сердце, There’s a space, but now you’re home. Там была пустота, но теперь оно принадлежит тебе. Show me how to fight for now, Покажи мне, как отстоять сладость мгновенья; And I’ll tell you, baby, it was easy Любимая, так легко Coming back into you once I figured it out, Возвращаться к тебе, ведь я осознал, You were right here all along. Что ты всегда была со мною рядом. Чондэ надевает свой вязаный, свободный жакет, берет палку и в последний раз посмотрев на их с мужем фотографию, выходит из дома. Чондэ не оборачивается, они ещё молоды, они проживут. Каждый шаг дается с трудом, дыхание сбивается и сильно болит сердце, совсем не от болезни. У Чондэ в сердце огромная дыра и бесконечная пустота. Чондэ перестал чувствовать что-то после его смерти. Он едва доходит до могилы, и улыбается.  — Привет, — сдавленно говорит он и с огромными усилиями присаживается на заросшую траву рядом с надгробием. — Как ты? — спрашивает и не дожидаясь ответа продолжает, — как всегда, да. Я? Я в порядке, все хорошо. Живу себе не о чем не заботясь, хорошо кушаю, играю с нашими внуками. Иногда гуляю по вечерам. У нас теплая семья, ты знал? — старик даже не замечает, что по щеке скатилась одинокая слеза, и приходит в себя только тогда, когда весенний ветер проникает под одежду, пробегаясь холодом по коже. — А знаешь что? Я соврал, — он уже дрожит всем телом и тяжело дышит. — Мне плохо… мне плохо без тебя… Помнишь нашу первую встречу? Конечно не помнишь, у тебя всегда было плохо с памятью. Нам тогда было по пять лет, плакса Бэки и добряк Дэ, — на губах появилась улыбка. — Мне пришлось отдать тебе мою игрушку, чтобы ты заткнулся, идиотина. Я думал, что после этого мы не встретимся, но знаешь каково было мое удивление, когда я увидел тебя в своем классе? Знаешь, я не импонировал тебя тогда. Мне казалось, что ты просто не настоящий, что ты всегда притворяешься перед друзьями и я начал ненавидеть тебя, когда ты украл моего лучшего друга, — Чондэ устало выдохнул. — А ведь Чанёла тоже нету со мной сейчас, вы оставили меня… — старик судорожно вздохнул. — В любом случае. Помнишь ту девочку из шестого класса, из-за которой мы начали соперничать? Ха, сейчас, когда помню об этом хочу смеяться, она была некрасивой и вдобавок отказала и меня и тебя, чтобы встречаться с каким-то там старшеклассником. Может это было предрешено судьбой, чтобы началась наша дружба? Думаю да, это всё было запланировано ещё до нашей встречи, — серые, слоистые облака закрыли солнце, и в душе снова стало грустно. — А помнишь как ты обрадовался когда тебя приняли в футбольную команду? Я не смог туда попасть, поэтому пришлось ограничиться только клубом болельщиков, я был там единственным парнем и это было паршиво, — старик поморщился. — Мне всегда казалось, что из нас двоих я был сильнее, но как же я ошибся… Ты всегда был и лучше, и сильнее, и красивее… — сидеть на холодной земле было трудно для старика, но он просто уперся головой в именной камень и продолжил свой монолог. — Помнишь наш первый поцелуй, в раздевалке после игры… Я тогда так удивился, что забыл закрыть глаза и просто глупо смотрел на твои закрытые веки. Тогда мы решили не дать этому большое значение и не испортить нашу дружбу, но как говорят: всё ещё было впереди… Наша первая ночь? Не помню, — у Чондэ стало больно ныть в груди. — Выпускной, пьянка и на следующее утро мы проснулись в одной кровати, — щеки пожилого мужчины покрылись нездоровым румянцем. — Когда я не смог стоять на ногах, я готов был убить тебя за это, ведь тогда мне казалось что ты просто поиграл с моей честью. Помню после этого я почти месяц с тобой не разговаривал. Помнишь твое признание? Это было так глупо: стоять под моим окном и ударить камнем в стекло, чтобы я наконец вышел из дома. Я никогда не признался, но ты выглядел мило, когда предложил мне встречаться, ахах. Это было так рискованно: вступить в однополые отношения в наши времена, но я согласился, ведь ты украл мое сердце далеко ещё в детстве со своей сопливой мордашкой. Помнишь сколько раз мы возвращались домой побитыми? Это было трудно переносить даже когда мы поступили в универ. На нас странно всегда смотрели, распускали грязные слухи… Но ведь то, что было между нами, не было извращением… Это не было экспериментом, или развлечением. У нас и правда была любовь, самая что ни на есть настоящая… — слёзы снова начали стекать с глаз, а боль в груди стала невыносимой. — Мне часто спрашивали, что в тебе мне нравится. Говорить? Мне нравились твои сверкающие глаза, твои мягкие волосы, твои милые ушки… Мне нравились твои родинки и манящие губы… Мне нравились твои крепкие руки и теплая грудь. Мне нравилось как ты смотрел на меня, мне нравились твои объятия. Но знаешь что мне нравился больше всего? Отвечу — ты. Мне нравился Бэкхён как личность, я хотел всегда быть рядом с тобой, услышать твою болтовню, и твой голос. Ты был тем, с кем я захотел прожить всю свою жизнь, и отчасти это было именно так. Все же, мы жили с тобой почти пол века, и я помню твои слова о тех, кто осуждали нас: пусть пойдут надерут себе задницу, потому что они все разбежались, а мы всё ещё вместе, — старик начал звонко смеяться. — Помнишь наше путешествие по Европе? Историческая Греция, жаркая Испания, мрачный, дождливый Лондон. Строгая Германия и весёлая Португалия, а затем страна нашей мечты — Италия. А в Венеции ты сделал мне предложение, — Чондэ поднял свою морщинистую руку и посмотрел на свое колечко. — Это было самое счастливое мгновение моей жизни… И усыновление Сехуна… Мы почти два года боролись за право усыновить ребенка, который бросился к тебе на первой нашей встрече, — на землю начали капать первые капельки дождя, но Чондэ даже не пошевелился. — Я скучаю, почему ты оставил меня? Каждое утро ищу твое уродливое лицо рядом, жду тебя у дверей… Не кушаю, чтобы ты наконец заметил что я не в порядке и вернулся назад ко мне… Вижу сны где снова и снова теряю тебя… Я не могу больше так, мне больно Бэкхён. Я скучаю… — старик начал плакать навзрыд. — Прости, что не сказал эти слова больше, когда ты был рядом, но я… я люблю тебя, всегда и навеки… И кажется в небе Чондэ успел увидеть улыбающееся лицо Бэкхёна, прежде чем закрыть глаза навсегда…