Помоги (ему/мне/себе)

      Вы никогда не задумывались, почему всё в нашей жизни сложилось так, как сложилось? Почему из миллиона скомбинированных вариаций жизни рандомно тебе досталась именно эта? Юре было похуй. Юра ни о чём не жалел, кроме, разве что, самого факта своего существования и отсутствия смысла жизни. Но всё-таки… …Юрий Плисецкий – сын Лилии Барановской, пасынок Якова Фельцмана, и, вроде бы, о каких мировых благах ещё можно фантазировать в тайных помыслах на ночь (мировое господство не в счёт)? Жизнь у Юры с детства была такая, что все кругом трепетно, втайне, ревностно вздыхали, старались хоть на чуть-чуть приблизиться, коснуться своего идеала. Юра не считал себя идеалом – завышенное ЧСВ, когда того требует необходимость, не в счёт. Юра не считал себя даже кем-то стоящим, приученный равняться на простые, как "Отче наш", которого он, кстати, даже не знал, взращённые моральные установки: во-первых, ты не подводишь родителей; во-вторых, оправдай своё происхождение. Лилию, как и Якова, с натяжкой можно было назвать родителями года/планеты/Вселенной, но Плисецкий их любил, а разочаровывать не желал. Для своих пятнадцати у Юры было многое: счёт в банке, талант и артистизм, неплохое здоровье, которое охранялось так же трепетно, как его ноги фигуриста. В школе он мог похвастаться мозгами – здравый смысл, рациональное, гибкое мышление и высокая степень усваивания полученной информации. Для себя Юра легко определял важность многих экзистенциальных вопросов, которые ломали мозг сверстникам и на которые те не обращали внимания в ходе различных факторов – никто из них всерьёз не задумывался, каково ощущать себя любимой птичкой в золотой клетке с бунтарской натурой, изменяясь под мировые клише, пытаясь сохранить свою уникальность под тонной льющего с двоичного неба шлака. Никто не видит, что у Юры ноги в шрамах – он же фигурист, это естественно? Нет. Никто не увидит его впалые зеленеющие глаза на пол-лица под челкой. Никто не знает, с какими мыслями он ложится спать, неспособный уснуть. У Плисецкого хроническая бессонница, на светлых полках, чуть ниже ряда с исключительно золотыми кубками, медалями и похвальными грамотами, громоздятся бутыли пустырника, валерианы, белладонны и, возможно, чего-то ещё, Юра очень редко смотрит на названия того, что пьет. У Юры из личного есть: любимые родители, спорт, которому он принадлежит не только сердцем и душой, но каждой клеточкой тела, вплоть до мельчайших частиц внутренней энергии, и скромные попытки проявить себя где-нибудь ещё. Безуспешные попытки, потому что времени, честно, остаётся немного, как и на домашнее задание, которое не выполняется без присмотра родителей четвёртый год. Но ни один из жизненных факторов прошлого и настоящего не изменяют факта желания Плисецкого одним чрезвычайно оптимистичным вечером поскользнуться на льду, сломать позвоночник, ногу или проломить череп и тихонько сдохнуть в собственной комнате под тихие завывания матери на кухне, под тяжёлое, давящее десятитонным монолитом молчание отца, набивая в белом окошке предложенной записи социальной сети: «Это было круто». «Это было дерьмо», — выдыхает Юрий, сгибая и разгибая пальцы до ноющего дискомфорта меж фаланг. Это не помогало не резать себя в ванной, пока мать спит, не поможет и сейчас, когда тело, абсолютно здоровое и функциональное, ощущается совершенно разбитым – хотя надень на голые пятки Юры коньки, он откатает зазубренную до последней миллисекунды и косых взглядов программу, короткую или произвольную. Надень на голые ноги, и к постоянным незаживающим мозолям под дешёвым лейкопластырем прибавится еще парочка, а шнурки плотно прижмут натуральную черную кожу к тонким щиколоткам – и это будет больно, потому что порезы там обновляются чаще, чем страница в Инстаграме. В конце концов, кто поймёт избалованного подростка, сохранившего частицы благоразумности, со стойким ощущением ненужности этой Вселенной, когда даже собственная мать не может спросить – а хочет ли Юра так жить? Яков прекрасный тренер, и Плисецкий ему благодарен, он действительно заменил ему отца. Лилия достойнейшая балерина, та, кто сделала из Юры – Юру. Юре вспоминается урок обществознания в восьмом класса по социальным статусам. Учительница, весёлая женщина, и Плисецкий, наверное, даже любил ее уроки, попросила задать самому себе вопрос, но не отвечать вслух, – кто ты? А Юра смотрит в выжигающее сетчатку белым окно и ледяными пальцами скользит на экрану, выводя два слова, иронично полагая, что кто-то, может быть, преподнесет ему ответ на блюдечке. …На самом деле Юра не хочет умирать. Но ему не с кем этим поделиться.