Pretty woman

"Pretty woman, walkin' down the street Pretty woman the kind I like to meet Pretty woman I don't believe you, you’re not the truth No one could look as good as you"

Когда Плисецкий выходит из душа, то в первую секунду думает, что кто-то ошибся номером: красное платье с ворохом кружев никак не может принадлежать ни ему, ни Виктору... если, конечно, у того нет каких-то секретов. Юра сперва обходит кровать стороной, будто боясь приблизиться вплотную, но потом все же садится на покрывало. Ему почему-то кажется, что это платье сулит неприятности. Пока непонятно, какими они будут - но что они будут, это точно. Дверь открывается, впуская в номер довольного Виктора. Тот улыбается и словно бы не видит, что кое-что в интерьере явно лишнее. - О, Юра, ты так быстро! Плисецкий молчит, ожидая дальнейших объяснений, но Виктор не торопится: с загадочным видом рассматривает что-то в телефоне, набирает сообщение, отправляет, усмехается. Юра вытирает волосы полотенцем, не сводя с Виктора глаз, и не выдерживает первым: - Это что? - Это платье. Плисецкий стискивает зубы и переводит дыхание, мысленно проклиная дурацкую привычку Никифорова косить под идиота. - Я вижу, что это платье. Чье оно? - Твое, - Виктор отрывается от телефона и смотрит пристально и так удивленно, словно Юра признался в незнании прописной истины: небо голубое, земля вращается вокруг солнца, а красное платье твое, чье ж еще. - Оно не мое. - Ну а чье тогда? - Это я тебя спрашиваю. Виктор садится в кресло напротив и склоняет голову. То ли выдерживает театральную паузу, то ли ждет, что Плисецкий догадается сам. - Так я тебе и отвечаю. Твое. - Ты ничего не попутал? - А ты ничего не забыл? Юра не помнит, чтобы забывал на кровати платье. У него и платьев-то нет, он же не извращенец какой-нибудь, не из «этих». Он уже собирается так и ответить, как вдруг воспоминание обжигает яркой вспышкой. Это было около полугода назад: вечер, текила, карты на столе, Юрин длинный язык. «Если ты проиграешь, Виктор, то побежишь до соседнего дома в чем мать родила». «А если проиграешь ты?» «А я не проигрываю никогда». Юра закрывает глаза, склоняет голову, прячется за полотенцем, иначе по лицу прочитает. Как книгу раскрытую. - Не понимаю, о чем ты. - Все ты понимаешь. Виктор пересаживается на кровать и развязывает пояс на халате Юры. «Если ты проиграешь, то пойдешь со мной на свидание. Наденешь платье и пойдешь с улыбкой на улице». - Помочь одеться? В тот вечер Плисецкий проиграл, но Никифоров уже на следующее утро как будто бы напрочь про все забыл. Значит, все-таки не забыл - просто выжидал удачный момент. - Лучше сразу пристрели. Виктор смеется, а вот Юре совсем не смешно: он знает, что этот черт добьется своего любыми способами, доступными и недоступными. И свои самые грязные приемчики использовать не погнушается! - Значит, вспомнил? Тогда одевайся, у нас столик через полчаса в ресторане заказан. Платье перемещается к Юре на коленки, свешивает юбку на пол, шуршит угрожающе. Отпираться смысла нет, Виктор не поверит во внезапную избирательную амнезию, но и сдаваться просто так Плисецкий не намерен. Уж как-то это все слишком унизительно. - Я никуда в таком виде не пойду, - Юра скидывает ненавистное платье с колен, как мерзкое насекомое, разве что не топчет в ужасе, - даже не надейся. - Почему не пойдешь? Ты же проиграл. Виктор удивляется почти искренне, но Юра давно научился различать в его взгляде бесовские искры. Сейчас там разве что огонь не полыхает. - Ты, блядь, совсем свихнулся? А если меня кто-то в этом увидит, если пресса… - Да кому ты тут нужен? В России-то не всегда узнают, а… - Нет! – Юра закипает. Закипает и паникует, понимая, что чем больше он бесится, тем больше раззадоривает Виктора. А чем больше у него азарта, тем хуже потом приходится Юре. - Давай пойдем на компромисс… Виктор откидывается на кровати на локти и смотрит, прищурившись. - Предлагай. - Я надену платье, но все закончится в номере. - Что закончится? – в голосе Никифорова разве что мед не растекается, такой он приторный. Просто до жути сладкий. Юра не выдерживает, швыряет платье в Виктора, сам набрасывается сверху и пытается добраться до шеи. Придушить - и дело с концами. И никакого позора. - Мозги последние растерял, ублюдок? Чтобы я, да в этом? Если хочешь трахнуть меня в женской одежде, блядь, давай! Но за пределы номера я не выйду! – Юра бьет не глядя, но Виктор старше и сильнее и знает, как обращаться с одичавшим Плисецким, потому перехватывает за руки, а затем и вовсе целиком подминает под себя. - Так ты обещания не держишь, - огорченно начинает Виктор, дожидаясь, пока его пленник переведет дыхание и успокоится. - Как тебе не стыдно! А сам меня столько раз попрекал… - Как будто бы ты голым побежал, если бы я выиграл! - А вот и побежал бы! Плисецкий трепыхаться перестает: все-таки весовая категория у него не та, да и силы не равны. - Я тебе не верю. - Ну и зря. - Я никуда не пойду в этом. Виктор меняется в лице, становится спокойным и отстраненным. А вот и он, один из грязных приемов. - Хорошо, тогда я не хочу ничего от тебя слышать о моих забытых обещаниях. - Это разные вещи! Какого хрена ты вообще сравниваешь? - Обещания нужно выполнять, Юра, но, видимо, это не про тебя. Виктор встает и идет к двери. Знает, на что давить, блядь такая. Знает самые больные точки, туда и жмет. Юра еще раз смотрит на платье, переводит взгляд на Виктора и тяжело вздыхает. - Хорошо… - Не понял? Рука Виктора застывает на дверной ручке. Оборачиваться он не торопится. - Я сделаю, как ты хочешь. Выходи и жди! - Жду, - Никифоров торопливо скрывается в коридоре, потому что понимает: одно лишнее слово - и Плисецкий передумает. Платье отправится в полет с балкона, а Виктор - следом за ним. Отпуск только начался, а Никифоров уже успел его безбожно испортить. Юра снимает халат, еще раз вздыхает, проклиная свою судьбу и неумение стоять на своем до конца, с трудом застегивает молнию и поворачивается к зеркалу. Ладно, одно благодарное слово Виктор в свой адрес заслужил: выбранное платье оказалось длинным. С его-то фантазией можно было ожидать чего-нибудь такое, этакое, что прикрывало бы так, что не нагнуться, не шагнуть. Плисецкий тянет юбки вниз, пытаясь прикрыть коленки, но для этого длины все-таки самую малость не хватает. - Ну что, готов? Виктор выныривает из-за двери. Юра вздрагивает и краснеет, потому что даже перед ним в таком виде еще не появлялся. - Тебе очень идет. - Я похож на транса. - Неправда. Виктор подходит со спины, завязывает длинные хвосты в бант и тянет молнию до самого верха. - Ты, правда, хочешь, чтобы я в этом… - Очень хочу. Никифоров совсем невинно целует в щеку и гладит по голым рукам – от плеч и ниже: - Ты выглядишь потрясающе. - Хорошо, пошли. Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим. Юра находит взглядом кеды и даже успевает влезть в первый, как вдруг Виктор тянет за руку обратно и усаживает на кровать. - Ну нет. Ты в этом не пойдешь. - А как я пойду, уж не босиком ли? Хочешь по всем кругам ада протащить? - Ну зачем же босиком, я все предусмотрел. Он наклоняется и выуживает из-под кровати большой фирменный пакет, а из него - туфли под цвет платья. - Издеваешься? Лучше босиком. Я в этой обуви только лежать смогу, не то что ходить… - Ты же у нас такой талантливый! На коньках стоишь - и на шпильки встанешь. Виктор опускается на колени, снимает родной и любимый кед и натягивает туфли. - И чтобы ты точно не переживал, что узнают, замаскируем красавицу. На голову Юры ложится широкополая зеленая шляпа. - Мне тогда еще нужны очки, клатч и мундштук для завершения образа. Никифоров озадаченно чешет затылок: - А вот об этом не подумал. В следующий раз… - Следующего раза не будет! – Юра подскакивает, неуверенно покачивается и упирается рукой в стену. - Погоди, не все еще. Виктор как стоял на коленях, так и стоит, да смотрит снизу вверх совершенно нечитаемым взглядом. Плисецкий с опаской сглатывает: - Что еще-то? Никифоров подползает ближе, кладет руки на коленки, а затем перемещает ладони все выше и выше. Добравшись до белья, он подцепляет резинку и тянет вниз. - Совсем, что ли?! Юра не успевает перехватить чужие руки. Остается только ошарашенно наблюдать. - А если ветер? Хочешь, чтобы я голой задницей сверкал? Виктор в ответ улыбается и снова тянется к пакету. Он еще не успевает ничего достать, как Плисецкий уже догадывается и мысленно стонет. В ладони Никифорова оказывается черный клочок ткани, иначе не назовешь, и Юра понимает, что это вряд ли платок. - Переступи. - Ты переходишь все рамки… - Если не в них, то без них, выбирай. Юра шумно выдыхает через нос, но выполняет - и чувствует, что дрожит от какого-то неясного волнения, когда Виктор надевает на него кружевное белье. Его ладони замирают на ягодицах и сжимают их. - Сидят, как влитые. Никифоров шлепает по заднице и отступает назад, любуясь, будто шедевр сотворил. Юра смотрится напоследок в зеркало. Рюши в районе груди скрывают ее отсутствие, а пышная юбка как бы подчеркивает узкую талию. Он натягивает шляпу посильнее и осторожно шагает вперед, прислушивается к ощущениями. Они ему совершенно не нравятся: платье колется во всех местах, туфли неустойчивые, а трусы жмут и натирают. - Пойдем, красотка. Такси уже ждет. Юра бы ударил его прямо с ноги, "вертушкой", но его движения резко ограничены, тут как бы просто не упасть. Поэтому он с силой цепляется за протянутую руку, мысленно обещая себе все Виктору припомнить, как только случай подвернется. *** Юра чувствует, что уже на грани. На грани безумия, отчаяния, на пределе своих и без того потрепанных нервов. А Виктору хорошо, Виктор улыбается, лениво листает меню, потягивает вино из высокого бокала и заботливо спрашивает, почему Юра ничего не ест. Да потому что Юре кусок в горло не лезет. И жидкость тоже не лезет, ни вода, ни вино, ни газировка. Ему так стыдно, что хоть самому под стол лезь. Жаль только - растолкуют неверно, и так все, кто мог, наверняка много лишнего себе надумали. Таксист с интересом кидал взгляды через зеркало на иностранца в сопровождении юной девочки. Девочка стыдливо краснела, сбрасывала чужую руку со своей коленки и что-то нежно шипела на каком-то эльфийском языке. Хорошо, что таксист русский не знает, думал тогда Юра, как славно, что не понимает. Путь до столика вообще стал откровенным испытанием: любопытных глаз оказалось намного больше, чем Юра надеялся. Судя по удивленному лицу Виктору, он тоже такого внимания не ожидал. Плисецкий нарисовал себе картину целиком: девица на вид не старше шестнадцати лет, в кокетливом платье, таком ярком и вызывающе красном, хочет казаться старше, чем есть. Хрупкая и невесомая феечка, которая нашла себе мужика и вцепилась в него клещом. Проститутка, не иначе. Юре кажется, что он видел, как хмыкнул официант. - Ну, чего ты? - Ничего я. Плисецкий старается лишний раз не шевелиться, потому что женское белье, судя по всему, создавалось прямиком для адских пыток. Жмет, колется и мешается, неуютно - аж жуть. Юра кидает взгляд на Виктора и встает из-за стола. - Ты куда? - Отлить. Не возражаешь? - Туалеты не перепутай, - усмехается Никифоров, захлопывая меню, и смотрит. Как-то хитро так смотрит, словно придумывает очередной коварный план, чтобы вновь поставить Юру в неловкую ситуацию. - Нахуй иди, Витя, - огрызается Юра и, гордо вскинув подбородок, шествует через весь зал. Он не доходит буквально несколько метров до заветного коридора - за спиной раздается знакомая речь. Что ж такое, и здесь не спрятаться, везде русских, как собак нерезаных. - Ты посмотри на нее, совсем еще сопля зеленая, а уже… - Юра оборачивается через плечо, не давая закончить фразу. Две размалеванные девицы синхронно отводят взгляд, и Плисецкий разворачивается на каблуках. Он знает, что не должен, но ничего поделать с собой не может. Он дефилирует до их столика, улыбаясь, кладет руку на плечо одной из девушек и выразительно смотрит на другую. - Завидовать плохо, девочки, - шепчет он и, не дожидаясь ответа, удаляется обратно - с той максимальной скоростью, какую только может себе позволить на этих немыслимых каблуках. Из змеиного клубка лучше мотать, пока не ужалили и не сожрали с потрохами. Захлопнув за собой дверь, Юра вздыхает с облегчением: кроме него, тут никого нет. Он открывает кран, плещет в раскрасневшееся лицо холодной водой и думает, думает, думает. Может, сбежать, а Виктор пусть страдает? Только черт его знает, куда бежать, а кошелька и телефона при себе нет. Одинокая русская девушка в чужой стране, если посмотреть со стороны. - Пиздец какой-то, - сообщает он отражению и поправляет кружево белья, которое все намеревается залезть поглубже. Виктор появляется спустя минуту. Юра не удивляется: наверное, ему седьмое или какое-нибудь там десятое чувство подсказало, что его жертва лелеет планы о побеге. - Я так понимаю, тебе здесь не нравится. Поэтому я уже оплатил счет и вызвал такси. Плисецкий не оборачивается. Цепляется пальцами за раковину и плотно сжимает губы. - То есть твой скудный мозг допускал вероятность того, что я буду в диком восторге? Виктор пожимает плечами, выглядывает за дверь, прикрывает ее и подходит ближе. - Что мне сделать, чтобы загладить свою вину? Он вжимается в пышные юбки, вынуждая Юру вдавиться в раковину. - В номере заглаживать будешь, Вить. Тут даже дверь не закрывается, - Юра понимает, к чему все идет. От такой опасной близости голова идет кругом, словно он пил - только вот у него во рту крепче чая ничего не было. - Хорошо, в номере так в номере, - соглашается Виктор, только руки почему-то оказываются на подоле юбки и тянут за ткань. Юра замирает, не дыша: платье задирается все выше и выше.