Она была прекрасна. и в то же время внутри неё сидел маленький демон, готовый на всё, ради него…
Нанами была такой юной, наивной. Верила лишь в добро и так рьяно ненавидела зло. Ещё ребёнок… Она открыла очи и потянулась на кровати. Разминает шею. Акура дня два назад сказал, что уйдёт на время. А сейчас она могла наслаждаться долгим сном. Лучи солнца переливались в её каштановых волосах, и Нанами ярко улыбнулась. Быстро встала и надела какое-то кимоно. Кровавый Король подарил ей его после той ночи… Щечки юной девы стали пунцовыми, и она нервно прикусила губу. Ах, эти его прикосновения — словно ожоги. Ммм… Помотав головой, девушка усмехнулась. Он полностью заполнил её мысли. Чёрт, словно чума! Везде! И это дико раздражает юную особу. Цокает зубами и закатывает глаза, снова плюхаясь на матрас. Его шелковистые волосы, от которых веет вишней, сейчас дурманят её рассудок. Мускулистые руки, рельефный торс, подтянутый живот. Тёмные, сладкие до одури губы. Вечно пульсирующая синяя венка на шее. Белоснежные клыки, которыми он иногда прикусывает её пылающую кожу, вознося к небесам удовольствия, юркий, влажный, острый язычок. Ммм… Нанами густо покраснела. Она… завелась? Дрожащими руками поправляет мокрый от пота локон шоколадных волос. Вскакивает и ходит кругами по комнате. Помещение все переливается солнечными лучами, красиво искрится большое зеркало в рост Нанами в углу, рыжий паркет добавляет некого уюта, впрочем, как и золотые обои. Хрустальная люстра чуть качается из-за движений юной особы, и мелкие радуги скачут по маленьким кусочкам стекла. Момодзоно заводит руки за голову и закрывает глаза. Дышит ровно и плавно. Она почти привела себя в нормальное состояние, но скрип в дверь нарушил его: — Девочка, Господин Акура ещё не вернулся, но так как Вы — человек, Вам нужно питать и укреплять своё хрупкое тело в независимости от местонахождения Господина. Идемте в столовую. — золотистые глаза Ятори скачут по женскому стану. Мимолетно Момодзоно закусывает губу и пропускает мысль об отказе, но потом быстро её подавляет. Улыбается. — Да. Они петляют по тёмным коридорам довольно быстро. Мужчина едва ли поворачивает голову, чтобы проверить, где она. Хотя, он чувствует человеческий запах, поэтому девушка далеко не уйдёт. Нанами слегка удивилась, что Ятори сменил своё вечное обращение «Богиня» на «Девочка», но не стала придавать этому большого значения. А потом это и вовсе покинуло голову юной особы, лишь один рогатый демон занимал её мысли. «Это неправильно» — думалось Момодзоно, но никак не удавалось переключиться на что-то другое. Но потом её внимание все же отвлёк дивный запах. В помещении было пусто, из мебели всего-то -огромный стол и два стула. Ятори сел напротив и вновь стал обжигать своим странным взглядом. Нанами поежилась. Села и устремила взор на различные блюда. К чему такая роскошь? Но это ей было невпервой. Акура любил так завтракать, обедать и ужинать. Девушка фыркнула. Вот опять он залез ей в мозги! Она шевелила вилкой в уже опустевшей тарелке и всячески старалась делать вид, будто ничего не замечает, не замечает взгляда этого бесцеремонного демона. Она вздохнула. И сколько ей терпеть его общество? Когда же вернётся Акура? Чем он сейчас занят? И эти вопросы мучали её вплоть до конца трапезы. Но Ятори, будто её мысли прочитав, выдал исчерпывающий ответ: — Господин вернётся вечером. — слуга сейчас не смотрел на земную девушку, нога на ноге, голова повернута к огромному окну. Момодзоно вдруг стало неуютно. Одна. Рядом с демоном. И какие мысли только могут полезть в голову человеческой девчонке? Правильно, очень даже иные. Но наша героиня держалась стойко. Сглотнув, она быстро отряхнула крошки с подола кимоно и поспешно встала. Ятори же ухмыльнулся, оголив клыки. — Сама доберетесь? — лениво спрашивает он, поднимая свой взор на неё, не убирая руки от губ и той же ухмылки. Во взгляде тысяча искр. Он что-то задумал. Что-то очень нехорошее. И Нанами это понимает. Поспешно кивает и стремительно покидает столовую, чувствуя, как он все же наблюдает за ней, пока её силуэт не скрылся за массивной дверью. И она бежит, гонимая невидимым страхом, бежит, сама не зная от чего. Запирает комнату и отходит на несколько шагов. Облегчённо ложит руку на грудь и прикрывает глаза. Успокаивается, но все же этот червяк разъедает ее часами нещадно…***
Она вонзает себе в руку меч. Смотрит пусто и отрешенно. Кровь стекает быстрым ручьем вниз по запястью, по пальцам. Это такое приятное тепло… Откидывает голову и на миг закрывает глаза. Алая жидкость продолжает растекаться по паркету, этот мерзкий запах пробирает до костей кого угодно, но только не её. Её одежда пропитывается насквозь кровью. У обычного человека литров пять крови? Но вот здесь море, море этой мерзости. — Госпожа, мы нашли Ханну. — говорит очередной слуга, приклоняясь. Сглатывая от этого ужаснейшего вида. А богиня лениво поворачивается и вздыхает. — Мне-то что? — с отвращением говорит богиня, вынимая оружие из своего тела. Багряная жидкость медленно стекает обратно, затекает в вены и течёт по артериями, сосудам. Лишь одну каплю девушка слизывает с кончика пальца и смотрит так противно, что слуга невольно морщится. — Вы ведь говорили о Новой Верховной. Микаге-сама сейчас в мире людей…***
Божество держит на руках младенца. Его пшеничные пряди волос щекочут маленькое чудо, и ребёнок смеётся чисто и открыто. Микаге гладит девочку по голове, и взгляд его нежен. От младенца исходит алый свет, Микаге приходится накрывать её простынью, чтобы никто из екаев-шпионов не заметили этого. Люди кишат по улицам города, задевают мужчину, давят ему ноги. Все серое, донельзя серое… Микаге заглядывает в каждый дом, видит все прошлое, видит и сам переживает за этих людей. Он знает, что этот поступок глуп, но ничего уже не изменить. Его бледные руки кладут корзинку на порог людского жилища. Божество стучится в дверь, быстро отходит за угол. Дверь открывает женщина со светлыми волосами, она сразу же берет на руки ребёнка, который заплакал, смотрит по сторонам, берет корзинку и захлопывает дверь. А Микаге смотрит на это все. Часть души божества рвётся на части…***
— Но ведь она Ваша дочь, Госпожа Ситатэру! — уже срывается подчиненный, кричит и смотрит на богиню, которая словно пустая, неживая кукла. — С тех пор, как она снюхалась с этим лисом, Ханна мне не дочь…